Сергей Бабкин: Какая песня, такой и я

- Ваше творчество близко к бардовской песне. Как вы сами определяете себя?

Бабкин: - Моя профессия – актер. Я хотел быть актером с детства. Я работаю актером, играю в театре, в любимом, в своем театре (Театр 19). Не в бабкинском театре, как иногда пишут в релизах.  Это мой театр в том смысле, что каждый из актеров, а их всего семь человек, является моим (близким по духу) человеком. У меня есть небольшое музыкальное образование, семь лет по классу флейта. Я люблю музыку. Когда я пою свои песни под гитару, наверное, меня можно назвать бардом. Но барды – это все-таки рюкзачки, люди науки, это палаточка. Когда я один играю на гитаре, наверное, можно сказать, что я бард. Но это только потому, что я сам сочиняю песни.

 Но с другой стороны, мне очень нравится, когда музыка становится шире. Гитара, голос – прекрасно. Но мне этого очень мало. Мало, чтобы выразить то, что я хочу выразить.  Потому что есть множество звуков, которые звучат в голове. А хочется, чтобы это реально звучало. Для  этого есть другие инструменты –  пианино, рояль, бас-гитара, контрабас, ударные, перкуссии, кларнеты, скрипки, тромбоны, гитары.

Бабкин: - Мне нравится музыка и то, что я люблю в плане этой музыки – глобальный подход с разными составляющими. Я это отображаю в программе K.P.S.S. – там музыка с перегрузом, больше к стилю рока. Но это отдельный коридорчик - K.P.S.S.

Бабкин: - Тексты.

Бабкин: - Нет. Зачем? Издавать стихи не имеет смысла,  Ведь песни есть. Можно книжечку с текстами, в крайнем случае, вложить в альбом.

Бабкин: - Поэтому я ее и сбросил. И гримом теперь не пользуюсь.

Бабкин: - На мою жизнь маска никак не повлияла. Просто меня стали ассоциировать с этой маской. Появилось какое-то клише: Бабкин – это тот,  с намазанным лицом. Мне это не нравится.

Этот образ придумался, когда еще ничего не было – никаких песен, я еще только об этом мечтал. Я сделал пластиночку, наклеил фото, какой-то дизайн придумал, родился образ такого шута, с бубенчиками, с гримом на лице. И когда мечта превратилась в реальность, я попробовал выступать в этом образе. Какое-то время я это делал, потом  мне это надоело. Потому что это неправильно.

Фима: - За маской не видно ни человека, ни глаза, ни эмоции. Эмоция – одна на концерт.

Бабкин: - Не хочется быть однотипным, когда выбираешь одну дорожку и по ней и идешь.

Фима: – Когда мы смотрим друг на друга – больше переживаний видно.

Бабкин: - Даже с точки зрения театра, режиссуры был не правильно выбран образ для персонажа, который долгое время стоит на сцене. Это образ, который во время спектакля должен появляться максимум три раза, а не постоянно находиться на сцене.

Фима: - Нет, скорее, какой в песне.

Бабкин: – Какая песня, такой и я.

Бабкин: - Нет, ни зимой, ни летом.

Фима:- У Цезари Эворы ноги болят, она не просто так выступает босиком. Я читал, что у нее проблема с ногами, ей подходит определенная мягкая обувь и то, она не может в ней долго находиться. А на сцене, поскольку она долго поет, ей удобней выступать босиком.

Бабкин: - У меня проблем, слава Богу, хватает (смеется). Но ног это не касается!

Фима: -  Люди любят придумывать всякие штуки. Вот если бы мы знали Цезарию Эвору, и она была бы нашей близкой подругой,  все было бы намного проще. Просто ноги болят и все. А так люди думают, что есть какая-то другая специальная причина. Она нормальный, такой же живой человек с обычными проблемами.

Бабкин: - Не знаю, почему когда-то я решил выйти на сцену босяком. Мне понравилось. Я люблю ходить босиком дома, на природе в деревне. Может быть, это связано с тем, что у меня такое отношение к сцене – на  сцене мне не нравится выступать в том, в чем ты ходишь в обыденной жизни. Можно было бы конечно взять сменку (смеется). Хотя все может быть! Может, мне захочется надеть белые туфельки.

Фима: - Или красные. Все на сцену выйдут в красных туфлях. Офигенно!

Бабкин: – Белые брюки, красные рубашки (задумчиво)

Фима: - Красные рубашки, красные туфли.

Бабкин: – Да. Мне не хочется называть это работой. Театр – это другая история. Очень бы хотелось, чтобы это было понятно людям. Театр  называется «Театр 19». Это некоммерческая организация, а не муниципальный театр. Он никем не поддерживается, кроме его участников. Десять человек – весь театр. Мы все выпускники одного харьковского института искусств. Игорь Ладенко - режиссер.  Нашему театру 9 лет. Мы арендуем сцену в Доме актера. У нас 10 спектаклей в месяц максимум. Играем в Харькове, и ездим по другим городам и странам. В Петербурге были не раз – играли в зале театра «Особняк», в ДК Ленсовета. Сейчас у нас заканчивается работа над спектаклем очень долгожданным, в первую очередь для нас, «Наш Гамлет» по пьесе У. Шекспира.

Бабкин: - Один раз это было. В спектакле «Павел I» по Дмитрию Мережковскому. Я взял стихи Мережковского, положил их на аккорды и спел. Это произведение звучит в спектакле.

Бабкин: - Мы это уже делали - «Бабкины сны».

Фима: - Два раза это делали.

Бабкин: - Интересная получилась попытка.  Мы дали подобный концерт в Харькове и в Днепропетровске. Мы собрались с актерами. И решили сделать что-нибудь на песню, визуализировать ее. На каждую песню сделали какой-то сюжет. Музыканты сидели под сценой…

Фима: – Для нас это был сюрприз.

Бабкин: – Мы смотрели на них, они смотрели на нас.

Фима: -  Может быть, сейчас в связи с кризисом это тяжело сделать. Хотя, подобрать какие-то другие песни и сделать постановку театрально-музыкальную.

Бабкин: – Но это уже какое-то третье ответвление получается. Можно сделать, можно. И я стараюсь. Кто на концертах бывал, тот знает, что мне нравится. Я пытаюсь. Пробовали делать театрально – и маски, и бумажки какие-то бросать. Потом я понял, в чем заключается театральность. Театральность в том, что я песни не пою, я играю. Для меня театр - это проживание песни на сцене.

Бабкин: - Я не определил. Люди слушают. Прежде всего, интеллигентные. Культурные и воспитанные люди. Разного возраста. Иногда видишь много-много молодежи, на другом концерте видишь много взрослых людей. Очень определяет, где происходит концерт. Кто моложе, ходит в клубы, кто старше – туда, где удобнее, комфортнее.

Бабкин: - Никаких. Один клип крутили две недели на украинском канале. С трудом взяли.

Фима: - Это сейчас определяющее во всей музыке. Самое главное. Если взять вообще музыку – не песни, взять инструментальную классическую музыку, джазовую музыку. Ведь информацию очень трудно найти. Фактически очень много музыки спрятано от большой массы людей. Люди, проживая жизнь, могут не узнать, что есть какая-то другая музыка. Но Интернет открывает все эти границы. Youtube – и вперед. Иногда достаточно знать только первые три буквы в имени композитора – «МОЦ», и тебе сразу выдадут Моцарта.

Фима: - Есть Интернет-рассылка, есть клипы интересные, и все мы их видели. Хотя ни на каких каналах их не крутили. Все альтернативное имеет еще больший выход. Когда коммерческие структуры очень давят на исполнителей, тогда появляется еще больший выход молодой интересной энергии.

Фима: – Да. Открытое подполье. Понятно, что это не будет миллион слушателей, как это возможно с телевидением. Пусть это будет десять тысяч. Но они оценят.

Бабкин: – Кто-то ездит 30 концертов в месяц, но мы 3-5 даем в месяц.

Фима: - Часто мы не знаем, сколько народу придет на концерт, потому что публика виртуальная.

Бабкин: -  У меня семья, семья, семья. Старшему сыну исполнилось четыре года. Второй сын пошел в садик с истерикой. Так – репетиции, спектакли, концерты, поэтому свободное время – дома.

Фима: - А я стараюсь, чтобы свободное время просто было. Вот недавно получилось погулять…

Фима: -  Можно я отвечу? Читать меня научили, слава Богу. Недавно прочитал «Мертвые души»  Гоголя. Это величина. Для меня было открытием величины и высокого творческого уровня - это  Достоевский и Гоголь. Я недавно прочитал «Идиот». И понял, что Достоевский – великий писатель. Все, что мы изучали в школе – это не считается. И в консерватории тоже. Там была литература мировая, но Основное тогда было другое. Мы учились музыке, лекции по литературе прогуливали. Это как в музыке, есть Основная линия – это дерево, которое обрастает ветвями, листья, еще и гнезда появляется, и птицы туда летят – для меня это Гоголь и Достоевский. Для меня это гениальные люди.

Бабкин: -  Кино люблю. «Реквием по мечте» – очень интересное кино. «Возвращение», «Остров»…Современный отечественный кинематограф… Вроде так много всего, а так, чтобы отметить ну, может быть, «Прогулка», «Собака Павлова», «Возвращение» и «Изгнание» Звягинцева.

Бабкин: - В двух словах: фильм, в котором я недавно снимался, – о человеке, об обыкновенном человеке, который попал в необыкновенные обстоятельства. Фильм должны доделать к концу этой осени. На экране планируют весной.

Бабкин: - В альбоме будет развитие классической программы. Мне хотелось бы, чтобы он был предджазовый, в звуковом плане - бархатный, мягким, насыщенный, чтобы все тонкости были слышны: как по контрабасу пальцы ездят… Чтобы он дышал.

- Вы довольны собой?

Фима: – Нет. Недоволен. Есть моменты радости.

Бабкин: - Нельзя быть всегда довольным собой и всегда недовольным собой. А вот местами? Важна балансировка.