В начале осени в Петербурге отмечают День памяти жертв блокады. 8 сентября 1941-го замкнулось вражеское кольцо, и начался героический и трагический период в жизни Ленинграда.
В городе прошли десятки мероприятий, посвященных памятной дате. В их числе в Государственном мемориальном музее обороны и блокады представили дневник Григория Зуймача.
Как записи попали в музей? Что делает их ценными? Как сложилась судьба самого автора и тех, о ком он пишет? Об этом spb.aif.ru рассказала заведующая научно-просветительским отделом, кандидат исторических наук Юлия Буянова.
Дневник «смертного времени»
Елена Данилевич, SPB.AIF.RU: Юлия Львовна, чем примечателен дневник, и кто принёс пожелтевшие тетради?
Юлия Буянова: Когда началась война, Григорию Зуймачу было 38 лет. По национальности он латыш, воевал в Красной армии. Работал в «Ленфотохудожнике» (Невский, 42) и жил с мамой на Невском проспекте, 96. Жена с двумя детьми успела уехать в Ульяновскую область. Дневник он начинает в новогоднюю ночь 31 декабря 1941-го и завершает осенью 1942-го, накануне эвакуации. Бóльшая часть написана простым карандашом и часть чернилами, так как они на морозе замерзали. В наш музей в 2015-м, вместе с другими документами и фотографиями отца, его принесла дочь Григория Эрнестовича. И вот сейчас он издан и стал ещё одним свидетельством не только мужества, героизма, но и милосердия, отзывчивости, которые проявляли жители города, несмотря на страшное время.
– По времени и объёму текст небольшой. Чем примечателен именно этот раритет?
– Это очень яркий, выразительный документ «смертного времени». Он подробно описывает страшную зиму 1942-го, когда наступил массовый голод, и умирали тысячи людей. С 31 января до 26 февраля делает записи каждый день, без пропусков. Подкупает необычный стиль автора. Несмотря на весь ужас и трагизм, Зуймач находит в себе силы рассказывать о происходящем с нотками юмора, даже некоторого цинизма.
Он выходит на улицу, видит умерших, которых везут на машинах, санках, и записывает: «Покойнички эвакуируются на кладбище, кто на Пискарёвское, кто на Богословское». Добавляет улыбку, шутит над смертью. «Петров привёз вязанку дров, значит, живём, и то хорошо», – отмечает 12 января 1942-го. И добавляет на другой странице: «Часто выражался: мой желудок гвозди переваривает. О, если бы было так. Гвозди-то у меня есть, даже разных размеров».
– Как объяснить такое отношение, ведь для шуток пора явно неподходящая?
– Налицо – защитная реакция. Посмеялся – и неразрешимые проблемы хотя бы на время уже не кажутся такими острыми. Наверное, относиться ко всему с иронией было в характере Григория Эрнестовича. При этом он прекрасно понимает, что сам находится на грани. От голода у него начинается дистрофия, опухают и становятся «слоновьими» ноги. Но он находит силы подбадривать окружающих. Более того, на него смотрят с надеждой, «как на врача», и он уверенно сообщает своим «пациентам», что они будут жить. Уверяет, что «не падает духом». «Хотя бы на четвереньках, а пережить надо».
Приготовились умирать
– Вы говорили, что одну семью Зуймачи точно спасли. Как это произошло?
– Речь о Михельсонах, которые занимали квартиру рядом. В какой-то момент Григорий и его мама поняли, что давно не видели соседей. Они пошли к ним и застали ужасающую картину. В насквозь промёрзшей комнате в одной постели лежали без сил двое детей и двое взрослых. Они приготовились умирать. Григорий с мамой затопили печку, нагрели воды, принесли немного глицерина. И люди были спасены. В электронной базе документов есть сведения, что семья по данному адресу в июле 1942-го эвакуировалась из Ленинграда в Горьковскую область в полном составе. «Я ничем не обязан этой семье, но мне просто жаль людей, и я решил помочь им»,– записывает Григорий в дневнике.
– Сегодня мы знаем, что многие ленинградцы поддерживали даже незнакомых людей. Возможно, есть и такие записи?
– Зуймачи не исключение. Они жили в коммунальной квартире. И в блокаду всех соседей, по сути чужих людей, собрали в своей комнате. Вместе её отапливали, ходили за водой, вместе питались крохами, справлялись с трудностями блокадного быта. Ухаживали, если кто-то ослабевал. При этом объединённые бедой люди доверяли друг другу, знали, что никто не допустит подлость.
Так, когда Григорий от дистрофии уже не мог ходить, продуктовые карточки свои и мамы он отдал соседке, чтобы она получила хлеб. В тех условиях это было немыслимо. Женщина могла не выдержать и съесть дополнительный кусочек. Или на неё могли напасть такие же голодные и выхватить сумку. К счастью, ничего подобного не случилось. А организация коммуны помогла всем выжить. Пережил блокаду и Григорий, в 1944 году перебравшийся в Ригу.
Не поверят, что так было
– Во время блокады немало ленинградцев вели подробные дневники. С чем это связано?
– Многие начинаются 22 июня 1941-го, в первый день войны. Ещё одно частое начало – зима 1941–1942 гг. Главными становится своеобразная терапия, отвлечение от ужасов и страданий, выплёскивание эмоций от пережитого. К этому периоду принадлежит и дневник Зуймача. В самые тяжёлые дни, когда одолевают мысли о голоде, работы практически нет и ходить на неё бессмысленно, вокруг минимум информации, действенным способом отвлечься становится ведение дневника. Кто-то записывает, чтобы прочитали потомки, иначе не поверят в происходящее. Многие откровенно говорят, что могут умереть и «ничего от тебя не останется», а дневник, возможно, сохранится и расскажет.
– Дневник Зуймача принесла его дочь. Счастливый случай, или петербуржцы передают музею семейные реликвии?
– Дети, внуки защитников города понимают их ценность и приносят нам дорогие для семьи вещи. Кстати, несколько дневников были найдены на помойках. Кто-то выбросил, но неравнодушные люди увидели и спасли. Сейчас своего часа ждут несколько таких тетрадей. Ведь публикации предшествует большая и трудоёмкая работа. Сначала нужно всё расшифровать, сверить, прокомментировать. Установить факты биографии владельца, если это возможно, и объяснить различные детали, терминологию.
У нас, например, хранится дневник железнодорожника, который принимал участие в строительстве знаменитой Дороги Победы в 1943 году. После прорыва блокады её нужно было открыть как можно скорее, чтобы город снабжать продовольствием. Как обессиленные люди под артобстелами врага построили ветку Шлиссельбург – Поляны всего за 17 дней, сегодня не представить. Это настоящий подвиг, о буднях которого рассказывается в дневнике. Однако помимо фактов и событий там очень много терминов, специальных ссылок, которые нужно объяснять. Так что предстоит интересная работа.
– А где можно познакомиться с этим и другими изданиями музея?
– Книга «Человек переживающий: блокадный дневник Григория Зуймача» будет распространяться в библиотеках, в том числе школьных. В наш музей приходят немало подростков, учащихся, и это важно. Даже если им кажется, что речь о событиях далёких, впечатления от экспозиции, исторических материалов обязательно останутся. Сегодня память о прошлом постепенно стирается, и свидетельства очевидцев – хорошая возможность узнать, как всё происходило в реальности.