Боль Гришковца. Именитый писатель о вере, счастье и мешке денег

Марина Карпий / АиФ

- Время от времени я ставлю жуткие диагнозы жизни, но люблю свою страну, - говорит Евгений Гришковец. 
На днях в Северной столице писатель представил свою новую книгу «Боль» и дал интервью «АиФ-Петербург». 

   
   

Жить в Москве - не хочу

АиФ-Петербург: - У вас, насколько я знаю, с Петербургом связана особая «боль»: здесь вы пошли в школу и ярко представили связанные с этим негативные детские эмоции в спектакле «Как я съел собаку». А хорошие-то впечатления остались? 

- Я три года прожил в Ленинграде с родителями, когда отец учился в аспирантуре Финансово-экономического института. Случалось, он брал меня с собой и оставлял одного у грифонов Банковского мостика. Я бродил по городу: до сих пор знаю все колонны Казанского собора, как своих друзей. Именно в Ленинграде я впервые попал в театр - это был ТЮЗ. Поэтому с особым волнением выступаю на этих подмостках. А когда в последний раз сыграл «Как я съел собаку» - даже поцеловал сцену. 

Родители мечтали остаться в Ленинграде, но пришлось вернуться на родину, в Кемерово. Там я говорил одноклассникам, что из Ленинграда, и ко мне очень уважительно относились. А сейчас я живу в Калининграде. Уехал туда в тридцать лет, чтобы начать жить заново. Потому что так, как умел, - больше не хотел. 

Я - человек провинциальный, чувствую себя комфортно в небольшом городе, мне нужен такой уклад. Когда спрашивают, почему не перебираюсь в Москву, отвечаю, что на жильё там не заработал. В столице было бы слишком много суеты, необязательного общения, что для писателя - губительно.  

АиФ-Петербург: - Вы назвали книгу «Боль», а стоит ли делиться своей болью с другими?

- Убеждён, что нужно держать её при себе, но не получается. О физических страданиях нужно говорить только с доктором, а чем утешить душевные муки - не знаю. Искать спасения в религии? Я вот постоянно отдыхаю на греческом острове Корфу, и там есть маленький средневековый монастырь, в котором служит только один монах по имени Даниэль. У него - 20 павлинов, десятки кур и уток, коты, собаки, оливковая роща и даже водопад. Он трудится и молится с утра до вечера. В монастыре есть портреты всех его предшественников, а когда Даниэль умрёт - пришлют нового монаха. Он спокойно рассуждает о смерти. И радуется малому - что поклеил новые обои в келье. Я бы тоже хотел находить утешение в вере, молитве и труде, но для этого нужно стать монахом.

   
   

«Миллион» вреден

АиФ-Петербург: - Вы всегда отличались ироничным и добрым взглядом на жизнь, а в новой книге чувствуется безысходность. Что вас к этому привело: наблюдения над современными нравами, события в мире? 

- Безысходности не ощущаю. У меня трое детей, и я как отец обязан быть для них источником силы, надежды, уверенности и веселья. Дети должны быть счастливыми! А взрослые… Я согласен с Андреем Тарковским, утверждавшим, что человек не создан для счастья, есть вещи поважнее. Материальное благополучие и какие-то простые ценности не могут быть смыслом существования. 

Насчёт международных событий: нужно быть циничным, чтобы не сострадать тому, что происходит на Украине. Я устал от этого страдания, но не могу его преодолеть. Рвётся столько связей, многие люди потеряны безвозвратно. Не так давно я высказался о событиях в Одессе, но мой текст представили на телевидении урезанным, и он перестал быть многозначным. После этого на Украине жгли мои книги. Теперь думаю, что нужно помолчать. И в то же время не уверен, правильно ли это. 

Время от времени я ставлю жуткие диагнозы жизни, но люблю свою страну. И опять-таки вспоминаю Тарковского: за год до смерти он сформулировал, что такое надежда. Это - недоверие к точным диагнозам и прогнозам.  

АиФ-Петербург: - В высоком смысле материальное благополучие, конечно, не главное, но ведь и вы выступаете со спектаклями и пишете книги не бесплатно?

- На мне ответственность за семью. Я несколько лет жил в страшной нищете и до сих пор ощущаю это травму. Даже подал тогда документы на юрфак МГУ, чтобы стать успешным адвокатом: я ведь весёлый, остроумный, с хорошей речью. С литературой и театром был готов расстаться и доживать жизнь… в стыде.
Сейчас зарабатываю, в основном, спектаклями, потому что книги большого дохода не приносят. При этом тщательно оберегаю себя от посторонних заработков. К примеру, никогда не участвую в корпоративах, отказываюсь вести телепередачи, сниматься в кино. Это ведь чужие замыслы, а у меня есть свои, хочу заниматься искусством. 

А если бы мне на голову свалился мешок с деньгами, «миллион долларов», то писателя Гришковца могло бы не быть. Большие деньги развращают. Даже если отдашь их в благотворительный фонд, где гарантии, что потом не пожалеешь? Так что лучше, чтобы огромные деньги не присутствовали ни в виде конкретного мешка, ни в виде вожделения.  

АиФ-Петербург: - Уверены, что это ваше окончательное решение? Ведь человеческие запросы растут.

- И мои, конечно, растут, не знаю, расту ли я вместе с ними… Но мне нравится чья-то формулировка: если примешь окончательное решение, ты неуязвим. Если начал сомневаться, значит - решение неокончательное. Знаете, как в ресторане: заказал блюдо - не смотри по сторонам. 

Для чего жил? 

АиФ-Петербург: - Как вы относитесь к тому, что творчество современных писателей, в том числе ваше, изучают в школах и вузах?

- О других рассуждать не берусь, но тут недавно узнал, что по моему творчеству даже пишут дипломы! Я сам филолог, и понимаю, для диплома нужна серьёзная библиография, список критических работ. А «по Гришковцу» такой библиографии и критики ещё нет. В наше время подобный диплом к защите не допустили бы. И то, что сейчас происходит, свидетельствует о кризисе русской филологии и литературоведения. 
В школах по отрывку из моего рассказа пишут изложения, я - против, но меня никто не спрашивает. А у меня какая логика? Школьная программа воспитывает ненависть к авторам, которых «проходят», так что меня фактически лишают будущих покупателей книг (смеется).

АиФ-Петербург: - Книги будут покупать всегда и искать в них ответы на главные вопросы жизни…

- Да, меня часто спрашивают о смысле жизни. На это я рассказываю старый анекдот. Человек попал в рай, ему там скучно, записался на приём к Богу. Спрашивает: «Для чего я жил, да ещё в рай попал?» - «А помнишь ты ехал в поезде и пошёл в вагон-ресторан? Сел за стол, и какая-то женщина попросила тебя передать ей соль, потому что на её столе не было? Ты передал». - «И что?» - «Вот для этого жил, и потому в рай попал».
Я точно знаю одно - мы никому не должны делать плохо. В том числе и себе. Сейчас работаю над спектаклем, который назвал «Шёпот сердца». Он - о взаимоотношениях человека и его сердца. В юности мы этот орган не замечаем и счастливы, потом начинаем мучить его переживаниями, алкоголем, сигаретами, мы подводим своё сердце, а оно - нас. И возникает абсолютное недоверие человека к сердцу, а сердца к человеку. Это нужно преодолеть.