Новый роман Дмитрия Быкова «Июнь» – это три самостоятельные истории. Трагикомедия, в которую попадает поэт-студент. Драма советского журналиста: любовь и измена, эмиграция и донос, арест и предательство. И гротескная сказка о безумном учёном, раскрывшем механизмы управления миром. Все три истории происходят накануне Великой Отечественной войны. По оценкам критиков, «Июнь» – лучшее произведение Быкова и главное литературное событие сезона. Как признаётся сам автор, это книга, которая далась ему наиболее тяжело. А также «рассказала о самом себе наибольшее количество ужасных вещей». Писатель представил роман петербургским читателям.
О романе и критике
– Про книгу я говорить особо не буду. Скажу лишь, что ей более-менее повезло в критической оценке. Она, как ни странно, была встречена добрым словом тех, кто вообще не говорит добрые слова, тем более обо мне. Я привычен совершенно к другому тону. А тут её стали все как-то хвалить. И я понял, что это примерно, как экономика. Кризис происходит не тогда, когда есть для того объективные предпосылки, а когда всем надоело. Так и здесь: в какой-то момент всем надоело меня ругать, и начали хвалить. «Июнь», наверное, самый простой из всех моих романов. Раньше я писал сложные сочинения, такие барочно-развесистые. Но всякое барокко когда-нибудь заканчивается и наступает эпоха сентиментализма. «Июнь» – очень сентиментальная книжка.
О роли современного писателя
– Считаю, что статус писателя в России не претерпел никаких трансформаций. Каким он был в XIX веке, таким остаётся и сегодня. Единственный период, когда его затронули по-настоящему радикальные перемены – это 30-е годы прошлого века, когда писатель перестал быть священной фигурой, а стал служебной. Но продлилось это недолго – спустя десятилетие, как гриб сквозь асфальт, литература пробилась и снова стала сакральной вещью. Дед мне рассказывал – на фронте скуривали всё, кроме тех страниц, где печатали Василия Тёркина. А когда тебя не скуривают – это серьёзный критерий! То есть, поэзия и литература очень быстро отвоёвывают свои позиции. Сначала ты колёсико и винтик. А проходит 10 лет, и уже – колосс и национальный гений. И твой голос звучит «как колокол на башне вечевой во дни торжеств и бед народных».
О смешении жанров
– Многое очень интересное в литературе создано на стыке жанров. Вот, говорят, «Петербург» Андрея Белого читать невозможно. Маршак писал – Андрей Белый сделал свою прозу музыкальной, поэтому читать её так же утомительно, как ходить по шпалам. Нет, не утомительно! Я вообще считаю, что поэтический роман, прозопоэтический синтез – будущее литературы. И Маркес в «Осени патриарха» нам это прекрасно доказал. Лучший современный филолог и литературовед, живущий, кстати, в Петербурге, Игорь Сухих, говорил – «Доктор Живаго» – не плохой роман, каковым его многие считают. Это просто другой роман! Он написан на синтезе театра, музыки и поэзии. И при этом всё-таки является прозой».
О том, как всё успевать
– Я более-менее умею распоряжаться своим временем. Потому что, когда работаешь в газете, чётко знаешь – жив ты или умер, но текст должен быть сдан в срок! Другое моё преимущество – я совершенно не пью. А, как мы знаем, алкоголь – великий хронофаг. И ещё я не пишу в социальные сети. Будучи свободным от этих двух вещей, разрушающих мозг, я успеваю делать то, что хочу. И выгляжу довольным.
О приоритетах в общении
Об эволюции человека и общества
– Эволюция начинается с раздражения и злобы. И эти чувства должны быть направлены в первую очередь против самого себя. Об этом хорошо сказано у Блока – «Душная злоба, святая злоба!» Я всем этого состояния желаю. Помните, как у Эскандера – «Это единственное, что может ещё помочь кроликам. Если им что-то может ещё помочь…»
О герое нового времени
– Важнейший сюжетообразующий элемент литературы XIX века – конфликт двух архетипических героев – лишнего человека и сверхчеловека. Это дуэль лишнего Онегина и молодого гения Ленского. Печорина и Грушницкого. Павла Кирсанова и Базарова. Долохова и Пьера. У Чехова она доведена до абсурда в его повести «Дуэль». Там сталкиваются абсолютно лишний Иван Лаевский и железный Фон Корен. Но их дуэль срывает дьякон Победов. И это новый герой, который приходит на их место. Он единственный в этой повести, кто что-то делает. Он говорит: «Что ваша вера? Вот мой дядька-поп, когда в засуху идёт молиться о дожде, берёт с собой зонт. Такова его вера!». Сейчас время материализма прошло. Наступило время веры. Новый герой – это человек самоотверженный.
Выдержки из романа «Июнь»
«Больше всего на свете Крастышевский боялся войны. Нет, больше всего на свете, как мы помним, Крастышевский боялся замкнутого пространства. Но война-то и представлялась ему апофеозом замкнутого пространства: окоп, со всех сторон сыплется земля, нельзя никуда пойти без разрешения, все время куда-то бежать, обязательно умирать, а смерть и есть самая безнадежная замкнутость».
«Надо было как можно скорей сочинить остальное, как можно больше выхватить из внезапно приоткрывшегося окна, которое вот-вот должно было затянуться снова, – тем более что и вечер начинал сгущаться, и было странное чувство, что кончается нечто огромное. <…> Может быть, кончалось и само это жалкое чувство весеннего воскрешения, равноденствия (ах да – он вспомнил! – равноденствие), и подступало нечто гораздо более грозное».