Недавно в Петербурге состоялась премьера необычного спектакля - «1926». Это рассказ о романе в письмах двух великих поэтов - Марины Цветаевой и Бориса Пастернака. О проекте «Аиф» рассказала исполнительница главной роли заслуженная артистка России Елизавета Боярская.
Вся жизнь - в переписке
- Елизавета, постановка насыщена стихами. Вы тоже не раз признавались, что Цветаева в вашей жизни занимает особое место. Как же возникла эта любовь?
- Цветаева мне нравилась всегда. Правда, в юном возрасте я её понимала иначе, мне казалось, что там много экспрессии, эмоций. Собственно, так и есть, но в институте мы стали более подробно изучать творчество Марины Ивановны и я поразилась её «космосу» - глубине и полноте ощущений. Обнаружила и полное созвучие с собственными мыслями. Самобытная, яркая, независимая от литературных влияний - она стоит особняком от всего Серебряного века. Богом ей был дан редкий, ни на кого не похожий дар. Меня подкупают её ломаные ритмы, фонетические шалости, как порой «бесстыже» она обращается со словом и звуком. Мы видим абсолютную, стопроцентную свободу, где главное - только чувства и мысли.
- Вы также говорили, что её эпистолярный роман с Пастернаком, несмотря на знание творчества, стал для вас откровением…
- Я была знакома с этими страницами в биографии двух талантливейших мастеров, но серьёзно в них никогда не погружалась. А когда прочитала, это стало настоящим открытием. И дело не только в уникальном слоге, стиле, драматическом накале. Как могло случиться, что люди, тринадцать лет общаясь только на расстоянии, смогли испытать всё: ненависть, любовь, радость, отчаянье. Высказывали претензии, ссорились, ревновали, и в тоже время восхищались, поддерживали друг друга. Всё, что могло случиться между мужчиной и женщиной в реальности, у них произошло в переписке. Потрясающая, неповторимая история.
- Диалог двух выдающихся поэтов длился с 1922 по 1935 годы. Причем за это время они ни разу не встретились, хотя могли. Как думаете, почему?
- И его, и её окружало много сложностей. У обоих были семьи. Пастернак жил в Москве, она - в Праге, потом в Париже с мужем, Сергеем Эфроном, бежавшим от революции и красного террора. На него давили бюрократия, необходимость лавировать между возможностью писать и властью. Ей пришлось столкнуться с эмиграцией, нищетой и голодом. Чтобы свести концы с концами, она вынуждена была стирать бельё, зарабатывала переводами, дочь шила шляпки. И только в письмах они освобождались от серого быта и могли остаться вдвоём, жить полноценно и ярко, перенестись в другой мир. Не случайно Цветаева называла Пастернака своим «братом в пятом времени года, шестом чувстве и четвёртом измерении». Кстати, их свидание всё же состоялось. В 1935-м Пастернак в составе советской делегации прибыл в Париж на Международный антифашистский конгресс. Зал рукоплескал ему стоя, Цветаева же скромно находилась в зале как рядовой зритель. Когда же они оказались рядом, обоим стало неловко. Было понятно - говорить не о чем. Как писала Марина, вместо встречи вышла «невстреча».
Чувства обмельчали?
- Вы сказали, что вам близка природа чувств Цветаевой. А в чём это сходство?
- Конечно, Марина Ивановна в тысячу раз более неординарная личность, чем я и все мы вокруг с нашей приземлённостью. Чувствую её как человека, у которого ни в чём не было полумер. И в любви она отдаётся вся, без остатка, поглощая этой страстью другого. Ей не нужны все, нужен один - целиком и навсегда. Такая безапелляционность прекрасна и разрушительна одновременно. С одной стороны - это большой подарок, когда тебя любят так сверхестественно и вдохновенно. С другой - немалое испытание. Выдержать подобные перепады может не каждый. Я далека от того, чтобы «нарисовать» точный портрет героини. Скорее создаю собирательный образ, объединяя себя и её воедино. Но даже роль, «примерка» на сцене даётся тяжело. Можно только представить, что испытывали те, кто жил в этом вихре постоянно.
- В наш век гаджетов, когда общаемся в основном «эсмэсками», такой роман просто не может произойти. Но ведь люди, чувства остались те же. Или тоже обмельчали?
- Сейчас совсем другое время. С одной стороны наш эмоциональный фон гораздо более стабильный, чем у тех, кто жил в эпоху революции. С другой, переживания каждого отдельно взятого человека всегда кажется ему самыми полноценными, глубокими и не сравнятся ни с какими другими. эмоционально мы живём намного беднее, боимся раскрыть свою душу. Просто теперь мы выражаем наши чувства проще, однозначней, более предсказуемо. Сами себя обрекли на какие-то бесконечные сокращения, невразумительные обозначения, «клиповое мышление». Когда в процессе работы над спектаклем мы углублялись в переписку, не сразу могли и разобраться, настолько фразы были длинными, витиеватыми, насыщенными именами и событиями. Читать такой текст наслаждение, здесь сразу видны интеллект, образованность, стиль. Сейчас же всё упрощено и чем дальше, тем больше.
Но вот с тем, что чувства уходят, я не согласна. Просто современные люди пытаются их выразить другими словами. И если кто-то сегодня говорит: «Ну, я тебя люблю, вообще умираю», это может значить не меньше, чем письмо Татьяны Онегину. Да, обстоятельства, внутреннее содержание, возможно, изменились, но не природа. У человека, как и несколько веков назад, в душе радость, свет. Человек во все времена испытывает это неповторимое, счастливое и мучающее чувство, просто по-разному его выражает.
Каждый человек - планета
- Но почему так? В XXI веке, где техника творит чудеса, о любви мы твердим невнятными фразами. Разве не обидно?
- Примитивность выражения не свидетельствует о масштабе чувства. Каждый человек - планета. А вот растут на ней сорняки или цветы - зависит от нас самих. Я сама, когда пишу, говорю, стараюсь, чтобы речь была более разнообразной, насыщенной, чёткой, письмо - ёмким, открытым. Даже в «эсмэсках» стремлюсь быть подробной, а при общении с собеседником следить, что и как произношу. Мне это не всё равно. Однако понимаю, что сумасшедший ритм жизни диктует свои правила. Искренне желаю, чтобы люди читали побольше книг, думали, размышляли. Чтобы находили время, в том числе для классики, а не только модных новинок. Но я реалист и осознаю, что далеко не каждого заставишь взять в руки увесистый том переписки Цветаевой и Пастернака и сказать: «Читай, наслаждайся, и смотри, как бывает».
- Вы нередко работаете вместе с мужем Максимом Матвеевым, но в этом спектакле Пастернака играл Анатолий Белый.
- Максим присутствовал на премьере «1926», и ему очень понравилось. Что касается Толи, более точного попадания в роль не найти. Он живет поэзией. На «Ютубе» у него есть проект «Кинопоэзия», который частично представлен и на одном из центральных каналов, посвященном культуре. Столько стихов, сколько может наизусть читать Анатолий Белый, в моём окружении не знает никто. Мне родители в детстве тоже много читали, я сама люблю книгу, но это преимущественно проза. А здесь стихи, да ещё какие. Так что мы замечательно сработались и, надеюсь, сотрудничество продолжится.
- Недавно в Петербурге состоялась ещё одна премьера. В мультфильме «Волки и овцы. Ход свиньёй» вы озвучили… волчицу. Как уживаются высокая поэзия - и мультики?
- Для меня нет такого деления, это равноправные виды искусства, каждый из которых имеет свои вершины. Мне же хочется попробовать себя в разных жанрах, разной весовой категории. Сыграть и для детей, и для женской аудитории, и для публики, которая ходит в Филармонию или Малый драматический - Театр Европы. Открывать себя с разных сторон, искать, какие вопросы еще не поставлены, какие задачи можно решить, где поучиться. Это шаги в развитии актёрской и других профессий: маленькими ступеньками подниматься вверх, чтобы понимать, какие есть возможности и резервы. Надеюсь, что судьба подарит еще немало ролей, которые помогут раздвинуть границы.
Смотрите также:
- «Смех – категория философская». Юрий Гальцев об эпатаже и шутках ниже пояса →
- Любовь Успенская: «Я хочу умереть на сцене, хочу петь до конца жизни» →
- Вадим Фиссон: «Героя нашего времени нет даже в анекдотах» →