От онкологических заболеваний не застрахован никто – ни взрослые, ни дети. Как проходит лечение маленьких пациентов? Об этом SPB.AIF.RU рассказала знаменитый детский онколог Маргарита Белогурова.
Опухоль нашли случайно?
Елена Данилевич, SPB.AIF.RU: – Правда, что рак у детей развивается очень быстро?
– Иногда не видят симптомов и врачи, особенно в глубинке. И лечат от простуды, когда на самом деле рак. В чем причина халатности?
– Дело не в плохой подготовке. Просто на участках редко сталкиваются с такими случаями. Статистика это подтверждает. Из 100 тысяч детей раком заболевают 13-15, тогда как среди взрослых – 300-400 человек. Другое дело, что каждому доктору необходимо иметь онкологическую настороженность. Образно говоря, у него постоянно должна быть в голове сигнальная лампочка, чтобы понять – это не банальное ОРЗ, а, возможно, начало тяжелого заболевания. И действовать надо по правилу: в первую очередь исключи все плохое, а потом разбирайся.
К сожалению, многие специалисты таких навыков не имеют. В российском медицинском образовании на детскую онкологию отводится пять дней, иногда даже три, если попадают праздники. И после института доктора тоже могут ни разу не услышать про рак. На курсах повышения квалификации им рассказывают об узких отраслевых вопросах, а представителей нашей специальности приглашают крайне редко. Поэтому в России с ранней диагностикой опухолей у детей возникают трудности. Вот и получается, сначала лечат, что легче, а об онкологии думают в последний момент.
Лечим лучшим, что есть сегодня
– Но на вашем отделении выздоравливают 80% детей и больше. Как удалось добиться таких результатов?
– Мы с самого начала ориентировались на протоколы европейских клиник, особенно немецких. И сейчас их придерживаемся. Стараемся, чтобы для детей по максимуму закупались только оригинальные препараты, эффективность и токсичность которых нам известна. Ведь мы имеем дело с опасным недугом и столь же опасным лечением, которое нередко вызывает тяжелые, иногда непредсказуемые реакции. Стараемся лечить детей лучшим, что есть сегодня. Руководство поддерживает нашу позицию, средств из бюджета на медикаменты и расходный материал выделяется достаточно.
– В тоже время мы видим, как заболевшим детям собирают средства всем миром. Хорошо, если ребенок попал в программу. А если нет?
– Это вопрос приоритетов государства. Ведь деньги есть, страна у нас богатейшая. Но акценты расставлены, с моей точки зрения, не совсем верно. Сейчас с успехом прошел чемпионат мира по футболу. Средств на это не жалели, в том числе в Петербурге. Похоже, за радостными кричалками уже забылось, что только на стадион потрачено шесть бюджетов. Фактов коррупции, разбазаривания миллионов никто не скрывает. Но почему так? Пусть стадион построят за один выделенный бюджет, как положено, а остальные пойдут на спасение жизни сотен людей. Однако пока приоритеты другие.
Нам в сложных случаях очень помогают благотворительные фонды. Ситуации разные. Из-за неповоротливой системы госзакупок, сбоев в аукционах могут возникнуть провалы в поставках. Или больница не в состоянии приобрести препарат определенного бренда, что иногда принципиально важно для пациента. Или нужно лекарство, которого нет в России. Тогда спасают благотворительные фонды. Сейчас, например, собираем средства для девочки, чтобы купить ей дорогой препарат, незарегистрированный в России. Цена вопроса на два курса от 4 до 5 миллионов рублей. Надо пять курсов – от этого зависит жизнь.
– А как вы относитесь к тому, что из-за оптимизации в нашей медицине многие оригинальные лекарства все чаще заменяются более дешевыми дженериками?
– Огульно все ругать не надо. Есть аналоги, которые производятся по определенным правилам и не уступают по качеству оригиналам. Однако задача в том, чтобы они были на отечественном рынке. Поэтому меня очень беспокоит та часть импортозамещения, которая распространяется на лекарства. Для онкологии это имеет особое значение. Потому что если проверенные нами препараты тотально заменят на незнакомые, больные могут пострадать. Это вообще очень чувствительная тема. И мне непонятна логика депутата Госдумы, который советует людям не покупать «американские таблетки», а «заваривать боярышник и кору дуба». Понимаю, что сказано в полемике и не всерьез, но такими вещами не шутят.
ЕГЭ в реанимации
– На вашем отделении пациенты от грудничков – до 17-летних. Как-то удается скрасить их пребывание в стационаре, решить вопросы с обучением в школе?
– Многие малыши переносят болезненные вмешательства и химиотерапию очень мужественно. Но дети есть дети, и даже при тяжелом диагнозе остаются непоседливыми, любопытными. У нас есть прекрасная игровая комната. Чтобы им помочь и снять страх, мы поставили в процедурной «сундучок храбрости». Благодаря спонсорам он всегда полон игрушек, каких-то вещиц, и ребенок знает, что после окончания процедуры обязательно получит что-то приятное.
У школьников есть возможность не забросить учебу. Можно заниматься дистанционно, по скайпу, а сейчас думаем организовать полноценные уроки, приглашать учителей. Кстати, одной из старшеклассниц надо было сдавать ЕГЭ. Она находилась в реанимации, выписка исключалась, но мы все устроили. Курьер доставил пакет с заданиями, а их выполнение в палате интенсивной терапии контролировали педагоги и наблюдатели. В итоге девушка все успешно сдала, выздоровела и впоследствии поступила в институт.
– Чудесная история. А часто ли вам приходилось сталкиваться с ситуацией, когда кажется, что все безнадежно, но ребенок поправлялся?
– Знаете, дети на нашем отделении больны смертельным недугом, поэтому каждое выздоровление по-своему чудо. И то, что 80% сегодня возвращаются к нормальной жизни – вырастают, учатся, работают, создают свои семьи. Это большое достижение. Ведь еще 40 лет назад многие из них были бы обречены.
Когда я училась в институте, выживали всего 20%. Я приходила домой и плакала от бессилия и невозможности что-то сделать. А сегодня у детей успешно лечится 90% лейкозов и лимфом. И все это на протяжении жизни одного поколения. Конечно, потери есть, но такие случаи единичны. В детской онкологии произошел огромный скачок, революция и российские врачи, в том числе сотрудники нашего отделения, сделали ее своими руками. Причем мы никогда не отступаем, используем все шансы до последнего. Иногда кажется – все очень плохо, а ребенок вопреки всему «выскакивает». Мы должны по-прежнему быть в одной связке – медики, родители, государство. Иначе можем потерять завоеванные позиции, а это непростительно.