Нине Михайловне Голубковой 89 лет. Когда началась война, ей было 15 лет. Всю блокаду провела в Ленинграде, голодала, находилась при смерти. Её огромная семья, все коренные ленинградцы, насчитывала 11 человек. Никто из них не пережил первые две военные зимы.
Невыносимый голод
- Всю жизнь я прожила в Ленинграде, родилась в Московском районе, здесь, наверное, и умру, - говорит Нина Михайловна.
Когда началась война, всю семью Нины эвакуировали из Московского в Петроградский район. А в их доме поселили военных, которые периодически возвращались с передовой из Пушкина. Семья юной Нины - это её мама, три сестры, из которых Нина - младшая, родной брат, с первых дней войны ушедший добровольцем на фронт, и пять малышей, детей старших сестёр.
Голод начался очень быстро, уже в ноябре 1941-го были съедены все запасы.
- Сначала мы с мамой варили студень из кожаных ремней, кисель из клея, использовали любую возможность поесть, - вспоминает Нина Михайловна. - Знаю, что соседи ловили кошек, варили из них суп, но очень скоро домашние животные исчезли с улиц Ленинграда. Слышала и о том, что в городе, особенно в первую, самую лютую, зиму были случаи людоедства. Об этом перешёптывались, говорили, что таких людей ловили военные патрули и расстреливали.
Первыми начали умирать маленькие детки. Сёстры Нины закутывали трупики и уносили на кладбище. Потом не стало и сестёр. Дольше всех держались сама Нина и её мама.
- Однажды мама пошла за хлебным пайком, который выдавали по карточкам, - Нина Михайловна не может сдержать слёз, когда вспоминает этот страшный эпизод. - На Лебяжьем мосту на неё напали обезумевшие от голода прохожие, отобрали хлебные корки. Мама долго лежала, не могла встать на ноги от слабости. А мороз - 40 градусов! Нашлись добрые люди, подняли её и привели домой. Но так и не смогла мамочка после этого встать на ноги, слишком замёрзла, а в квартире температура была чуть выше уличной...
Вопреки законам жизни
Мама умерла. 15-летняя Нина закутала любимую мамочку в одеяло, перевязала верёвкой и потащила волоком на Волковское кладбище.
- Одна мысль была: все умерли, а я не знаю, где похоронены мои родные. Уж могилку мамы я должна знать.
И Нина тащила скорбный груз через весь Ленинград, невзирая на голод и холод. По обочинам улиц были свалены трупы, у большинства ленинградцев не было сил довезти своих родных до кладбища. Их собрали и похоронили лишь весной.
- Мама похоронена в 6-й траншее на Волковском кладбище, я сумела её дотащить. Когда хоронили, солдаты, рывшие котлованы, насильно выгнали меня с кладбища.
Я была настолько обессиленная и замёрзшая, они боялись, что и я там же умру. Да, наверное, и умерла бы спустя пару дней, если бы не провидение. Не знаю, что за жажда жизни во мне горела, но будто свыше меня кто-то подтолкнул, и я побрела в ближайшую войсковую часть. Упала командиру в ноги, умоляла, чтобы меня взял на работу. А я несовершеннолетняя, не положено меня трудоустраивать. Но видя живого скелета, которому жить осталось всего ничего, командир сжалился и пристроил меня на подработку.
Вопреки всем законам жизни Нина Михайловна выжила. Хотя должна была несколько раз умереть. Зимой 1942 года мучилась от цинги, все ноги были в коростах, не гнулись и кровоточили, несколько раз попадала под бомбёжку, тогда осколками убивало людей, находящихся рядом с ней.
Последним в семье Нины Михайловны из жизни ушёл старший брат. Похоронка с чёрным известием о том, что он погиб смертью храбрых под Сталинградом, пришла в начале 1943 года.
- А я так мечтала, что хоть брат выживет, вернётся с войны, и мы с ним попытаемся начать новую жизнь, найдём могилы родных.
Война закончилась, и осталась от большой и дружной ленинградской семьи одна Нина. Неизвестно, как сложилась бы жизнь девчонки-блокадницы, не встреть она героя войны, матроса первого в СССР ледокола «Микоян» Алексея Голубкова. Он что-то разглядел в исхудавшей, измождённой девушке и предложил пожениться.
- Я в 19 выглядела хуже, чем сегодня в 89, - считает Нина Михайловна. - Кожа да кости, одни глазищи горели.