О технике и искусстве фотографии, сегодняшнем положении фотожурналистики и работе в горячих точках spb.aif.ru рассказал председатель Гильдии фотожурналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области, автор персональных и участник коллективных выставок в России и за рубежом фотожурналист Андрей Чепакин.
Богатым не будешь
Евгения Парникова, spb.aif.ru: Расскажите, как вы начали заниматься фотографией?
Андрей Чепакин: Впервые я взял в руки фотоаппарат после армии в 22 года, когда уехал работать на строительстве БАМа (Байкало-Амурская магистраль. – Прим. ред.). Что-то мы там поснимали с приятелем, и так бы все это и закончилось. Но нас заметили комсомольские деятели и предложили вести фотостудию в местном Доме пионеров. Пришлось учиться на ходу вместе с детьми на собственных ошибках: проявляли пленку при красном свете, а потом удивлялись, почему она засвечена. И так меня это затянуло. Я поступил заочно в Университет искусств, работая на БАМе вальщиком леса, плотником-бетонщиком, а по ночам у меня проявитель и фиксаж в ванночках замерзали. Такая любовь была взасос. А через пару лет я уже работал в газете и ездил на съемки по всему миру.
– Выходит, научная база – законы фотографии, композиция, перспектива, сочетание цветов – все это не нужно, чтобы добиться успеха? Вы же без этого начинали.
– Вы вырастили не одно поколение профессиональных фотографов. В чем отличие сегодняшнего поколения от, например, того времени, когда начинали вы?
– Общее – это увлеченность профессией. Как раньше, так и сейчас фоторепортеры шутят: богатым с нашей профессией не будешь, но жить будет не скучно. Работа, действительно, захватывающая, она позволяет иной раз пережить в один день несколько жизней со своими героями. Но мне немного жаль нынешних ребят. Все-таки мы в свое время объездили всю страну и весь мир. Ради одного сюжета организовывались дорогостоящие командировки. Сейчас такой возможности у большинства редакций нет. Многие даже хорошую аппаратуру своим сотрудникам приобрести не могут. Зато у нового поколения есть технические преимущества. Раньше фотограф вез с собой тонну «железа»: увеличители, проявители, передатчик, который весил под центнер. А сейчас большинство потребностей покрывает ноутбук, одна надежная камера и пара объективов. Поэтому-то и столько девушек, женщин пришли в профессию, потому что это больше не тяжелый физический труд. Но уровень фотографов очень резко упал. То, что подается на конкурсы, на фотономинацию «Золотое перо», – это слезы. Школьники, с которыми я занимаюсь, гораздо интереснее снимают. Но с фоторепортеров сейчас же и не требует никто. Если самому себя не подстегивать и не делать ничего сверх того, что требуют, ничего не изменится. Надо ставить какие-то сверхзадачи, участвовать в глобальных значащих конкурсах, пробиваться со своими работами в крупные СМИ, выходить на выставки, хотя они сейчас и скукожились.
Техника или человек?
– А аппаратура имеет значение? Может ли хорошая камера сгладить огрехи бездарного фотографа?
– На хорошую аппаратуру снимать, безусловно, легче. Но разница между профессиональными камерами и полупрофессиональными – больше в запасе прочности, чем в функционале. Если любительская, условно, рассчитана на 200 тыс. срабатываний, то профессиональная, например, на 1 млн. Вот и вся разница. А количество кадров в серии, чувствительность и размер матрицы примерно одинаковые. Недаром среди фотографов старого поколения шутка ходит, что кто начинал снимать «Зенитом», тому ничего не страшно. Раньше ведь и спорт снимали на камеры с выдержкой 1/30 или 1/60, да еще в закрытых помещениях. И делали великолепные снимки, не тратя по тысяче кадров, чтобы добыть один хороший. Так что шедевры зависят от головы фотографа, а не от аппаратуры. Потому что сверхзадача фотографа, как бы пафосно это ни звучало, – это создание образа, события и символа.
Фото с передовой
– У вас были репортажи из горячих точек?
– Периодически я снимал во всех горячих точках с 1987-го по 2008 год, начиная от Нагорного Карабаха и Чечни и заканчивая Косово и Южной Осетией. Фоторепортеры ездили туда без какой-либо внятной страховки. Были и коллеги-друзья, которых я потерял на войне. Я снимал боевые действия, смерть, но это не так героически выглядит, как кажется на словах. Когда я впервые ехал в Нагорный Карабах, который тогда полыхал, первое, что увидел, это лагерь беженцев. В поле, в раскисшей грязи – дети, женщины. И это быстро меня протрезвило от всех героических образов фотожурналиста под огнем. Репортер приезжает в горячую точку, а потом уезжает в какой-то свой комфорт, а эти люди так и останутся здесь в этом ужасе. О каком героизме тут можно говорить.
– Сейчас много фото с территорий, где идут бои. Всем ли снимкам можно верить?
– Мы, к сожалению, сейчас не можем говорить ни о правдивой фотожурналистике, ни о честной любительской съемке. Слишком много историй настораживает. У меня тоже были погибшие в кадре. Но как фон, а не как какое-то смакование. Но лично на меня большее впечатление произвела съемка девушки, которая служила в одной из частей и снимала первые атаки, всю эту военную текучку. Она не была профессионалом, но это была настоящая съемка, потому что она снимала внятно и бесстрастно.
– Может ли фотограф сейчас позволить себе делать фотографии исключительно для эстетического удовольствия?
– Тут нужно разделять, где мы веселимся просто ради веселья, а где мы делаем праздник во имя каких-то задач на будущее. Во время Великой Отечественной войны ведь тоже искусство не прекращалось. Взять тот же Ленинград, блокадный матч, работу театров. Жизнь продолжается, и нужно ее показывать. Я, например, сейчас очень много времени и сил отдаю съемкам детско-юношеского биатлона. Рано или поздно вся эта история закончится, а мы должны подумать о будущем страны. И это, прежде всего, наши дети.
– Напоследок можете дать несколько советов тем, кто только начал снимать и пока еще далек от профессионализма?
– Готовых рецептов нет. Надо относиться к делу с любовью, тогда рано или поздно все получится. Я родился и вырос в Ленинграде, но практически сразу стал работать в московских редакциях. И к съемкам в родном городе в молодости относился как-то снисходительно, старался заехать куда-то поглубже, подальше. Мне все казалось, что всегда интереснее там. Но самое интересное всегда происходит рядом с нами. И вот на этом окружении учиться лучше всего.