«Ты жива!»
Жила она в Ленинграде в коммунальной квартире, в доме на Херсонской улице. В их двух комнатах была изразцовая печь, похожая на камин, возле которой зимними вечерами в кресле сидел папа, замечательный рассказчик. Высокие потолки украшали лепные розочки и амурчики.
Эмма любила гулять в соседнем сквере, где в 1864 году «шельмовали» (лишали дворянства) писателя Николая Чернышевского. Каждый день она ходила мимо домика, в котором когда-то у Бонч-Бруевича скрывался вождь пролетариата Владимир Ленин. В трёх троллейбусных остановках от её дома была Александро-Невская лавра. В бывших монашеских кельях жили семьи красных героев Гражданской войны. В том числе и семья папиного друга Михаила Васильевича Ван-Заама.
Эмма дружила с его сыном Василием. Парень был на пять лет старше и трогательно влюблён в неё, 15-летнюю умницу и красавицу. Они не договаривались о встрече 22 июня 1941 года. Просто Эмма, не дождавшись концерта по радио, решила пойти к Васе. А встретила его по дороге, странно сурового, спешащего. «Ты куда?» - «В военкомат». - «Зачем?» - «Война, Эмма!». Он ушёл на фронт. А через какое-то время Михаил Васильевич сказал, что сын погиб.
Но Василий не погиб! Вернувшись с фронта, он пришёл на квартиру, где раньше жила Эмма. Только соседи, то ли что-то перепутав, то ли из страха потерять освободившуюся жилплощадь, не сказали, что она в эвакуации. Сказали, что Эмма умерла в блокаду.
...В 1953 году она привезла из Красноярска в родной Ленинград группу школьников. По случаю зашла по старому адресу к Ван-Заамам. И встретила там Василия. Он тряс её за плечи и твердил: «Ты жива! Ты жива!». Через несколько дней должна была состояться его свадьба. «Отменить?» - спросил. «Что ты, Васенька! Ни в коем случае…». У неё в Сибири подрастала дочь, складывалась другая жизнь. Да и тех давних чувств - тёплых, полудетских - уже не было. Их, как и то, что могло бы случиться, перечеркнула война.
Мятый хлеб
В 1942 году эвакуированные из Ленинграда семьи сотрудников и студентов мединститута привезли в Будённовск, что недалеко от Кисловодска. Мама от истощения ходить не могла. За ней присматривала старшая сестра. Эмма устроилась на работу в подсобное хозяйство местного хлебозавода. Нужно было полоть и поливать. Отличать сорняки от морковной ботвы ленинградская девочка научилась. Сложнее было таскать воду на коромысле в гору. Сил не хватало. Но она старалась, ведь за перевыполнение дневной нормы давали так называемый мятый хлеб - плохо пропечённый, бесформенный, не из муки, а из крупы (обычно ячменной).
- Если честно, то я никогда не справлялась с нормой. Но мятый хлеб мне давали всегда. И всегда во время обеда в моей миске с супом был кусочек мяса. Потому что люди понимали: я - ленинградка, - грустно улыбается Эмма Михайловна.
Когда немцы захватили Пятигорск, стало ясно, что нужно уходить из Будённовска. Бесконечная угрюмая толпа вытянулась по Военно-Грузинской дороге. Эмма едва не отстала от вереницы, в которую чудом удалось определить маму с сестрой. Порвалась лямка, которой она закрепила мешок с сухарями, висевший спереди, и мешок с вещами за спиной. Ни то, ни другое бросать было нельзя! Выручил проходивший мимо раненый - дал иголку с ниткой. И посоветовал взять брошенные кем-то на обочину резиновые галоши: «Твои босоножки скоро развалятся».
Они покинули населённый пункт вовремя: тех, кто не смог уйти, выдал один студент. У него была ампутирована нога, он ходил на протезе и почему-то очень ненавидел советскую власть. Фрицы вывезли всех блокадников в район Кольцо-горы и по одному сбрасывали в пропасть. Последним сбросили студента-предателя.
«Не бросайтесь хлебом!»
В Красноярск приехали в начале октября. На Эмме был летний сарафан и привязанные к щиколоткам резиновые галоши (прав был солдат - пригодились, выручили!). В пункте для эвакуированных ей выдали ватную телогрейку и ватные штаны. Конечно, б/у. Да ещё с какого-то очень большого человека. Она укоротила рукава и штанины, из обрезков сшила чуни на ноги и капор на голову.
В таком виде пришла в РОНО, устраиваться на работу воспитателем детсада. Аргументировала железно: «Я - ленинградка. Научу детей грамотно говорить». Её определили работать с детьми высшего комсостава.
- Заведующая садиком осмотрела меня критически: такого чучела здесь ещё не видали, - смеётся Эмма Михайловна. - Мне выдали халатик цвета хаки и детские тапочки. Повели в группу. Дети были разного возраста, но большинство - семилетки. Самый старший из них, Митя Богуславский, выдал мне «характеристику»: «Совсем девочка».
Блокада «съела» память, Эмма забыла многие пройденные школьные предметы. Поэтому в школе рабочей молодёжи ей заново пришлось учить и географию, и историю с 5-го по 7-й классы. На учёбу «мотивировала» себя такими размышлениями: «Гитлер хотел, чтобы мы выросли идиотами. Если не будешь учиться, поможешь ему!».
Она закончила школу, поступила в педагогический институт. После его окончания много лет проработала преподавателем английского языка в школе № 11 Красноярска.
- Когда получала свой первый класс, сказала ребятам: «Дети, при мне ничего не лепите из хлеба и не бросайтесь им, потому что я могу озвереть, и с меня будут взятки гладки: я - ленинградка! - вспоминает Эмма Михайловна. - Мне очень нравилось работать в школе, давать знания. Обожала с ребятами мастерить украшения к праздникам, придумывать сценарии, рассуждать о театре, живописи, литературе. Мой муж всегда говорил: «Моя ли ты жена или школы жена?».
Даже сейчас, много лет находясь на пенсии, она помогает изучать английский язык тем, кому он нужен по работе, «подтягивает» студентов и готовит к ЕГЭ школьников - уже в Барнауле. В 80-х сюда перевели по работе её мужа.
А ещё Эмма Михайловна… учится! Не пропускает без уважительной причины ни одного занятия изостудии при краевом музее искусства, литературы и кинематографии, где постигает азы урало-сибирской росписи.
Над её рабочим столом висит медаль, которую ей подарили два года назад на юбилей бывшие ученики. На медали выбито: «It’s only 90». И глядя на Эмму Михайловну, остроумную и энергичную, не принимающую помощь соцработников, а самостоятельно обихаживающую себя и свой дом, желающую только одного - новых учеников, понимаешь: и 92 года, которые она встретит 28 августа, для неё - «всего лишь».
- Звонил из Красноярска сын, извинялся, что не сможет приехать на мой день рождения, - делится она. - Я ему сказала: «Не переживай. Ещё не собираюсь скоропостижно умирать. Поборюсь! Я же -
ленинградка».