Милосердия и гуманного отношения к себе заслуживает каждый человек, даже тот, что преступил закон, считает начальник филиала «Медицинская часть № 6» исправительной колонии строгого режима № 6 Алексей Расшивалов. Плановый осмотр, экстренная помощь и даже многомиллионные операции в тюрьмах и колониях проводят обычные врачи. Но как настроить себя на работу с человеком, который убил невинного или жестоко поиздевался над ребёнком?
Определить по внешности
Елена Банокина, SPB.AIF.RU: Алексей Алексеевич, как врачи попадают в тюремную систему?
Алексей Расшивалов: У всех разный путь, и, конечно, в детстве никто не мечтает работать в колонии – все хотят быть космонавтами, лётчиками. Но судьба распоряжается по-своему.
Я по образованию военный врач, хирург и служил в Вооружённых силах. Но в 2009 году попал под сокращение. Случайно наткнулся на объявление о поиске врача в систему ФСИН. Структура организации близка к армейской, мой опыт службы пригодился здесь.
— Как строится работа с пациентами?
— Когда привозят нового осуждённого, в течение суток проводится первичная медицинская комиссия, на ней оценивается состояние здоровья человека. В зависимости от того, имеет он хронические заболевания или нет, мы решаем, нужно ли его лечить или достаточно медицинского наблюдения.
Раз в год у нас проходит профилактический осмотр всех осуждённых. Тем же, кто находится в условиях камерного содержания, диспансеризация показана каждые шесть месяцев. Также ежедневно ведём приём больных, у которых возникли жалобы на состояние здоровья.
— Насколько оцениваете состояние здоровья осуждённых?
У нас содержатся лица, которые впервые нарушили закон, их анамнез не отягощён долгими тюремными сроками. В целом их здоровье можно оценить по пяти-
балльной шкале на 3 с плюсом. Но есть исключения – часто у тех, кто употреблял наркотики, организм сильно изношен. Осуждённому может быть по паспорту лет 20, а его физическое состояние, как у глубокого старика.
— Есть теория Ломброзо, согласно которой преступники имеют врождённые физические признаки – строение лба, носа… А есть ли болезни, присущие определённому типу преступников?
— На этот вопрос нельзя ответить однозначно. Мы можем выделить некоторые закономерности. Лица, попавшие к нам по 228-й статье УК РФ (незаконный оборот наркотиков), будут чаще иметь комплекс проблем, связанных с употреблением, – болезни сердца, вен. Лица пожилого возраста с присущими им возрастными проблемами, по моему наблюдению, чаще попадают к нам по статье 105 УК РФ (убий-
ство), и, вероятно, связано это с тем, что в случае бытовых конфликтов не рассчитывают на физическую силу, а прибегают к помощи колюще-режущих предметов. Лица, осуждённые по статье 111 (причинение телесных повреждений), – это чаще относительно здоровые молодые люди.
Бритва из фильтра
— Часто осуждённые записываются на приём?
— В день от 10 до 15 человек. Но с жалобами на состояние здоровья – примерно половина. Остальные обращаются с различными вопросами, например, как медицинскую передачу получить, или просят диету назначить.
— Симулянты есть?
— Конечно. Для некоторых осуждённых визит к врачу — это способ отвлечься от рутины. Кто-то просит больничный, кто-то хочет обсудить бытовые проблемы. Другие, ссылаясь на якобы плохое состояние здоровья, просят о послаблении режима содержания.
В то же время нужно понимать, что вы никогда не сможете точно сказать, пациент симулирует или говорит правду. В мае у нас произошёл показательный случай: на приём явился 31-летний осуждённый. Ни разу не употреблял наркотики, не пил алкоголь, спортсмен. Жалоба на лёгкое жжение в груди. Осмотрели, сняли ЭКГ – всё идеально. Но было нехорошее предчувствие, решили обследовать его в городской системе здравоохранения. Это решение серьёзное – пациент едет в больницу под конвоем, с ним четыре человека с оружием, он занимает целую палату в больнице. Привезли не зря – у него оказалась аневризма аорты, которая быстро увеличивалась в размерах и грозила разрывом. Если бы это произошло, до утра он бы не дожил.
— Пациенты у вас непростые. Врачи как-то защищены на работе?
— Наши пациенты – это обычные люди, что месяцем или годом ранее ещё были на свободе, но из-за неправильных решений или обстоятельств оказались здесь. Но у нас есть оперативный отдел и отдел безопасности. Их работа направлена и на то, чтобы исключать возможные происшествия со стороны осуждённых.
С одной стороны, по сравнению с врачами в городских поликлиниках, мы больше защищены – к нам на приём точно не явится человек с оружием. Но с другой, бритву можно сделать даже из сигаретного фильтра. И взять человека в заложники – секундное дело. Так что тут мы полагаемся на собственный опыт и не теряем бдительности.
— Я слышала, что врачей в колониях уважают.
— Зависит, как и на воле, от конкретного врача. Могу отметить, что в нашем учреждении за 13 лет работы ни разу не слышал грубости ни в свой адрес, ни в адрес своих коллег. Разговоры на повышенных тонах были, но дальше этого дело не заходило.
«Нас учили помогать людям»
— Тяжело быть тюремным доктором?
— Атмосфера в колонии психологически непростая – колючая проволока, решётки... Нивелировать эти обстоятельства мы стараемся тем, что в коллективе поддерживаем здоровый психологический климат.
— Ваши пациенты – это впервые осуждённые по тяжким статьям, в том числе убийцы, насильники, педофилы. Как себя настраиваете на работу с ними?
— Первые месяцы было особенно непросто, но с годами я привык разделять работу и эмоции. В момент приёма нужно оставаться профессионалом и делать своё дело, вне зависимости от того, что человек натворил. Я, как и все доктора, давал клятву российского врача и поклялся оказывать людям помощь вне зависимости от их убеждений и предыдущей жизни.
О том, за что человек осуждён, мы узнаём из карточки пациента – на ней указана статья. Это делается в целях безопасности доктора, чтобы он знал, с кем имеет дело. Бывает, что истории некоторых знаем подробнее, так как их преступления прогремели на весь регион. Конечно, мы не можем, как страусы, сунуть голову в песок и полностью абстрагироваться от происходящего. Когда мы лечим педофила, который изнасиловал и убил 10-летнюю девочку, мы с симпатией к нему не относимся. Но и намеренно болезненных манипуляций не проводим, не унижаем его, не отказываем в помощи. Нас учили помогать людям, мы это делаем. Иначе зачем в колонии медслужба?
— Есть коллеги, которые не справляются психологически и увольняются?
— Да, и это нормально. Но в целом у нас уже сложившийся коллектив. Если приходится набирать на работу персонал, то мы сразу предупреждаем, с какими особенностями работы придётся столкнуться.
— Какие-то тесты при трудоустройстве врачи проходят?
— Это следующие этапы отбора, до которых доходят не все. Часто на первом собеседовании становится ясно, сможет ли доктор у нас работать. Непостоянный, излишне нервозный не задержится. С осуждёнными должен взаимодействовать врач спокойный, рассудительный, по-житейски мудрый, который может держать себя в руках. Также важно быть уверенными, что доктор разумный и не позволит себе лишнего в отношении пациента. Мы тут оказываем помощь, а не берём на себя роль судьи или палача.
Врач должен иметь сострадание к больному. Когда медик перестаёт чувствовать боль другого человека, то превращается в бездушную машину.
— Не кощунственно ли по отношению к жертве спасать преступника? Одно дело дать лекарство от зубной боли. А другое – делать дорогостоящую операцию и жизнь спасать. Всё-таки он чью-то жизнь не пожалел.
— У нашей команды был эпизод, когда из-за снегопада и пробок реанимация не могла приехать к нашему осуждённому. И мы 45 минут его откачивали. И откачали, спасли. Не хочу вдаваться в подробности, но он находился в колонии за очень плохие вещи. И я повторюсь: его спасали, потому что перед нами умирающий, а мы – врачи. Поступи я иначе, уверен, что работать дальше бы не смог.
За время моей работы я видел примеры того, как люди менялись. И на воле встречал своих бывших пациентов, которые смогли перевернуть свою жизнь, некоторые из них пришли к вере. Не могу судить, что на них повлияло. Но я уверен, что зло порождает зло, а добро – добро. Поэтому вопрос – спасать или не спасать – не стоит. Определять, что кощунственно, а что нет, – это не наше дело. Вот к нам батюшка приходит в церковь – это как раз его работа. А наше дело лечить.