В наше время люди мало что делают своими руками. Все необходимое можно купить в магазине. И оно одинаковое у всех - с какой-нибудь разницей в дизайне. У всех одинаковые ложки-вилки, табуретки, джинсы, ботинки. Назвать эти вещи одушевленными язык не поворачивается.
Дурная голова гончару мешать не должна.
Такой порядок вещей никогда не нравился петербуржцу Алексею Беренсену. По специальности он инженер-гидрогеолог, в экспедициях часто приходилось надеяться на собственные силы: починить прибор, снаряжение или изобрести какое-нибудь приспособление. Ему, человеку сугубо техническому, с руками, хотелось этими руками делать и что-нибудь красивое. И он решил стать ремесленником - подался в гончары. Это ведь и рукам работа, и душе отдохновение. А еще это свобода.
- Когда я работаю, мне голова не мешает, я ни о чем не думаю, это практически медитативное состояние. Вообще, в нашем деле голова должна включаться в самом начале процесса - чтобы придумать, и в самом конце - чтобы оценить сделанное. Голова не всегда понимает, что у рук, которые чувствуют материал, и у самого материала есть ограничение возможностей. У некоторых дурная голова ногам покоя не дает, а в нашем деле дурная голова не должна вмешиваться во взаимоотношения рук и глины.
Первый свой гончарный круг Алексей сделал, изучив энциклопедию Брокгауза и Ефрона. Был он ручным и стоял на балконе. Тогда же Алексей получил приглашение в гончарный кооператив - начиналась перестройка, и люди, вышедшие из-под спуда тоталитарного мышления, образовывали экзотические порой сообщества.
- Я теперь знаю, что за три дня могу любого человека научить работать на гончарном круге. А сам я учился лет десять, до всего доходил практически, сам. Когда мне предложили вести занятия в детском центре при Этнографическом музее, я был даже смущен: получится ли у меня. Но согласился, о чем не жалею. Не я детей учил, а они меня - я быстрее освоил некоторые вещи, глядя на процесс со стороны.
Этнографы утверждают, что ремесло родится не сразу. Сначала у человека появляется домашнее занятие, в свободное время он для себя что-нибудь мастерит. Потом кто-нибудь из соседей увидит хорошую вещицу и попросит продать. Другой сосед уже закажет что-то на свой вкус. Так появляется маленький рынок сбыта - и это уже промысел. А когда человек может бросить пахать и сеять и занимается только изготовлением товара на продажу, - это уже и есть ремесло.
- Я мог бы делать только цветочные горшки. Люди все-таки понимают разницу между штампованным ширпотребом и ручной работой, покупатели нашлись бы. Но мне скучно. Мне нравится, например, делать посуду. Любой керамист проходит стадию чайника, потому что у этой посудины великое многообразие форм при сохранении утилитарного содержания. И заказчик один случайно подсказал - парень увлекается китайскими чаями и знает, что чайник надо пропитать рисовым отваром, чтобы чай в нем заваривался по-настоящему. Люблю делать бутылки, у меня даже есть теория сосудов - зависимости формы от содержания и содержания от формы. А одному грузину я сделал глиняный рог - ну не было у него настоящего рога, а выпить из него хотелось.
Люди, которые думают, что процесс создания изделия на гончарном круге и есть самое сложное, ошибаются.
Это самый зрелищный процесс, но вовсе не единственный. Надо достать глину, размять ее, полностью подготовить, обжечь слепленное изделие, иногда - расписать, найти покупателя и продать.
- Меня очень выручило мое инженерное прошлое. Поскольку я не хотел быть наемным рабочим в чужой мастерской, я все сделал сам, даже печку для обжига. Это на Западе можно купить все для гончарного дела и сидеть у себя в саду, лепить горшки для своего удовольствия. А у нас даже глину добывать сложно. Я использую девонскую глину, красную, а ее почти никто не продает, потому что промышленные карьеры работают на синей кембрийской глине, которая идет на кирпичные заводы.
Сначала Алексей продавал свои изделия в цветочных магазинах. Потом на него обратили внимание ландшафтные дизайнеры, и Алексей стал делать садовые "фигуры": глиняных рыб, лебедей, пагоды, фонари. Одно из последних его ландшафтных творений - суперклумба в виде огромных глиняных ладоней, из которых растут цветы. Сейчас работу Беренсена можно увидеть на Василеостровском рынке.
- Благодаря рынку я смог, наконец, узнать, какие изделия покупают хорошо, какие плохо, эдакое маркетинговое исследование провел. Здесь я впервые услышал слово "опарник" - оказывается, это формы для кулича, их в основном покупают немолодые интеллигентные люди. Порой приносят старые битые опарники, просят сделать такие же. Вообще заказчики, конечно, странные бывают. Один представился колдуном и хотел заказать посудины для ритуальных целей. Мне как-то не по себе стало, и я отказался. А вот другому такому я не отказал, до сих пор не знаю, правильно ли сделал. Парень попросил сделать горшочки: для праха. Оказывается, он большой специалист по обрядам кремации у разных народов. Я ему сделал горшочки, забыл, для чего они, и передаю ему их с радостным лицом: "Вот ваш заказ, пользуйтесь на здоровье!" Он как-то кисло посмотрел на меня: "Да я уж по мере необходимости". Может, он их дарить собирался?
: Беренсен сидит среди глиняных куч и стружек, вертит круг, ни о чем не думая, позволяет пальцам сродниться с глиной, вдохнуть в нее жизнь. Так же тысячелетия назад сидел человек у гончарного круга, точно так же рождались у него кувшины и миски. Только теперь это называют "вымирающей профессией". Когда проводили семинар с таким названием, теоретики-этнографы собрались в большом зале, а Беренсена с его кругом и группу кузнецов выставили на улицу, чтобы не мешали. И так затеоретизировались, что забыли позвать в зал предмет исследований. Кузнецы купили водки и пошли скандалить, а гончар Беренсен так и просидел со своей глиной, проживая в своем отключенном сознании тысячелетия единения человека с этим податливым и своенравным материалом.
В школе — отличник, в жизни — неудачник. Почему? 
«Я наемник, а не ассенизатор». Александр Невзоров о свободе и бедах России