— Андрей, неужели мы дожили до того времени, когда интеллигентные герои становятся востребованными?
— Мне кажется, нет еще. Да и наш сериал — он ведь ироничный. Но хорошо, что мой герой интеллигентный, потому что чаще всего предлагают играть людей мерзких по своим поступкам, с более-менее «нейтральным», но не интеллигентным лицом.
В декабре я закончил работу у Дмитрия Светозарова в «Преступлении и наказании». Сыграл опять-таки мерзавца — Лужина, жениха сестры Раскольникова Дуни. У Достоевского подробно и точно описан этот образ, ничего придумывать не пришлось. Тем более, режиссер говорил: «Хочу снять картину для тех людей, которые никогда не читали это произведение. То есть передать Достоевского дословно, а не «ощущения и мысли» по поводу романа».
Кстати, могу открыть тайну: практически все — даже Сенной рынок — снимали во дворах Конюшенной церкви. Там сохранилась старинная архитектура, художникам было раздолье. Достали столько антикварных вещей! У меня были настоящие швейцарские часы XIX века, которые прекрасно ходили, перстень с топазом. Костюм специально шили. Ну, а опыт играть подлецов у меня такой обширный, что в шутку говорю: «Сейчас в Петербурге есть только один соперник по этой части — Басилашвили. Он сыграл все-таки больше мерзавцев, но по количеству я приближаюсь».
Зато совершенно неожиданно сбылась мечта сыграть в классике. Это хорошая школа для артиста, потому что во всех «ментовских войнах» нечего играть. Там есть продюсер, сроки, план, смета, — все это называется производством, но не искусством.
Голодным управлять легко
— Понятно, что артисты играют в сериалах из-за денег. А как бы вы прокомментировали постулат Алексея Германа: артист должен быть голодным?
— Тогда уж нужно добавить — и мертвым. Наша страна жила по таким прин.ципам 70 лет, да и сейчас продолжает: артист должен быть голодным, рабочий человек — нищим, а богатым никто не должен быть. Но при этом богатыми были и есть люди, которые никакие морально-этические принципы не соблюдают. Мне кажется, почему Герман это говорил? Потому что голодным человеком легко управлять, у него нет выбора. То же самое в театре происходит. Я вот ушел из «Ленсовета» именно потому, что съемки мне позволили быть финансово независимым, и я от чего-то стал отказываться в театре. Отказался от одной роли, потому что не получил ответа у режиссера на вопрос: зачем сейчас ставить этот спектакль? Но режиссер не смог объяснить, а сказал: мол, давайте поработаем, а премьера нам ответит на все вопросы. А мне надо, чтобы работа нравилась, или чтобы объяснили и убедили, зачем мы ее делаем. Обо мне же стали говорить, что я «зазвездился».
У нас в российском театре рабовладельческий строй, крепостное право. Вот почему некоторые режиссеры против, чтобы артисты снимались? Потому что люди станут независимыми.
— Но многие артисты говорят, что театр им нужен для того, чтобы быть в форме.
— В нынешнее время зачем форма нужна? Раньше это была ценность, я — хранитель знаний, профессионал. А сейчас это похоже на мертвые языки, которые изучают в университете. Денег это не приносит, и каждый недоученный молодой режиссер может тебе сказать: «Ваш этот академизм никому не нужен». Сейчас новые времена. Я сам в Москве был свидетелем, когда известный артист читает сценарий и комментирует: «Ну, так же, блин, уже никто не говорит. Я еще учить эту фигню должен? Да я своими словами скажу». И режиссер понимает, что перевоспитывать звезду некогда, бороться бессмысленно.
В Москве больше платят
— Питерские артисты стали меньше рваться в Москву?
— Тенденции всякие, но с Москвой все очень просто: там чуть больше платят. И там не лукавят с артистом, откровенно говоря ему: «Дружок, театр и кино — это хороший бизнес. Я тебя нанимаю, потому что ты мне нужен, я хочу на тебе заработать. Но при этом я тебе даю то-то и то-то». А что артисту надо? Сыграть главные пьесы мирового репертуара, поработать с новыми режиссерами и получить достойную зарплату. Когда-то о моих друзьях Пореченкове, Хабенском и Трухине говорили: «Вот предатели! Они вскормлены нашей чудом сохранившейся петербургской школой, а покинули город с такой легкостью». А что сделали чиновники от культуры, режиссеры, для того чтобы артисты, которые брали «Золотые маски» и «Софиты», остались в городе? Ничего.
— Не так давно вся ваша вышена.званная компания сыграла благотворительный спектакль «Калигула», чтобы заработать денег на памятник Андрею Краско. Вы продолжаете следить за этой историей, когда памятник будет установлен?
— Ну, этого я не знаю, мы передали деньги отцу Андрея Ивану Ивановичу Краско. Если еще потребуется помощь, снова могли бы сыграть «Калигулу», но неожиданно возникла проблема — объявились родственники автора пьесы Альбера Камю. Один сказал: «Пусть играют», а второй категорически против, чтобы играли в России. В какой угодно стране, только не здесь. Хотя родственники получают положенные по закону авторские отчисления. И никак с этим человеком не встретиться, не объясниться.
— Андрей Краско, хотя и обладал академической школой, был чрезвычайно органичным и естественным. Вот чем подкупает артист!
— Да, органичность — великая вещь, но я бы не сказал, что Андрею она давалась так уж легко. Он ведь во многих театрах играл, без работы сидел — было время подумать. У него телевизор дома не выключался, Андрей смотрел все сериалы: «Это так чудовищно, что я не могу оторваться». Он видел ошибки, анализировал. Андрей был тем и хорош, что узнаваем — это человек из нашего двора, из нашего гаража, мастерской. Как-то подошел к нам в ресторане полковник ФСБ (он «корочки» показал): «Андрей, я хочу высказать большую благодарность за тот образ, который вы создали в «Агенте национальной безопасности». Андрей сильно удивился, он понимал, что «создал образ», очень далекий от идеала эфэсбэшника: «Ну, спасибо, но неужели в вашем управлении есть такие сотрудники?». На что полковник, изменившись в лице, зло сказал: «Восемьдесят пять процентов» — и выругался.
Татьяна Котегова: «Нужно носить «живую» одежду»