Примерное время чтения: 10 минут
1541

«Времена не выбирают». Александр Кушнер о роботах-поэтах и атомной бомбе

Еженедельник "Аргументы и Факты" № 38. Аргументы и факты - Петербург 21/09/2016
«У меня никогда не было состояния, которое принято называть кризисом жанра».
«У меня никогда не было состояния, которое принято называть кризисом жанра». / Елена Данилевич / АиФ

«Его имени суждено стоять в ряду имён, дорогих сердцу всякого, чей родной язык - русский», - говорил о поэте Александре Кушнере Бродский. На днях знаменитому стихотворцу исполнилось 80. SPB.AIF.RU он дал эксклюзивное интервью.

Стихи – чудо

Елена Данилевич, SPB.AIF.RU: Александр Семёнович, вы как-то сказали, что стихи – это как прыжок с парашютом. Почему так?

Александр Кушнер.
Александр Кушнер. Фото: Commons.wikimedia.org

Александр Кушнер: Сравнение родилось из конкретного сюжета. Однажды увидел передачу о 88-летнем старике, который прыгал с парашютом. Он это сделал, чтобы вспомнить молодость и ещё раз испытать себя. И мне, вслед за ним, так захотелось подняться в небо! Ведь  стихи – это тоже  большой риск. Каждый раз мучаешься - а вдруг не получится?

- Вам грех жаловаться. Ваши книги давно стали классикой, изданы на разных языках. Да вы и сами говорили, что с творческим простоем не знакомы.

- Действительно, у меня никогда не было состояния, которое принято называть кризисом жанра. Хотя явление это распространённое. Фет десять лет не притрагивался к стихам. Такой была реакция на затравившую его критику. Лицемеры возмущались, почему он воспевает любовь и природу, когда нужно говорить о страдании народа. Жалкое представление о поэзии… Блок в последние годы ушёл в себя, не писал и глубоко от этого страдал. А вот у Мандельштама и Пастернака, несмотря на тяжёлую, даже трагическую судьбу, не было перерыва.

В целом же перепады в поэзии случаются нередко: она, как волна,  поднимается, потом опускается. В 60-е годы, когда выступления Евтушенко, Вознесенского, Ахмадулиной собирали стадионы, Ахматова писала: «Всё в Москве пронизано стихами». И она же мне сказала: «Читать стихи в Лужниках? Колизей какой-то». Как приходит вдохновение, поэтическая строка? Это загадка и для меня самого. В некотором роде  стихи - чудо. Они появляются неизвестно откуда, непонятно, какой будет следующая строка и чем всё закончится.    Мне кажется, что стихи по своей сути - это доверительный разговор с человеком, каждым в отдельности.  Вот только важно, чтобы люди были готовы к этому диалогу.

- Вас называют крупнейшим лирическим поэтом столетия, однако по профессии вы – учитель, трудились в школе рабочей молодёжи. Не жалеете о том периоде?

- Наоборот, бесконечно благодарен этому времени. Школу я закончил с золотой медалью и мечтал поступить на филфак Ленинградского университета. Но меня из-за того, что еврей, не приняли. Однако  судьба распорядилась по-своему. Я успел перевести документы в педагогический университет им. Герцена на литературный факультет  и сегодня считаю, что мне невероятно повезло. Потому что там преподавали те профессора, учёные, кого, как и меня, не пустили в ЛГУ. После окончания получил направление в Бокситогорск. И здесь снова улыбка фортуны: по стечению обстоятельств моё место оказалось занято, и я законным образом вернулся в Ленинград. Где по знакомству и устроился в школу рабочей молодёжи № 68 на Выборгской стороне. 10 лет я преподавал в ШРМ русский язык и литературу в 8-10 классах и не жалею ни минуты.

Потому что и высоким руководителям, и поэтам надо понимать, как живут простые люди. Как  человек встаёт в 7 утра, едет в переполненном трамвае на завод. Как, уставший, возвращается со смены, спешит домой или в общежитие. Моими учениками в основном были рабочие «Красного выборжца», 17-18 летние юноши и девушки. Они тянулись к литературе и мы находили общий язык. Там я понял: работа педагога  - одна из самых трудных, но и самых благодарных на свете. Именно от учителя, его отношения к ученикам, предмету  во многом зависит, каким будет этот мир, его  настоящее и будущее.

Поэмы пишут роботы?

- Вашему перу принадлежат знаменитые строки - «времена не выбирают, в них живут и умирают». Сегодня грани между добром и злом размыты. А может ли поэзия помочь человеку определить нравственные ориентиры? И, как красота, спасти мир…

- Нет, спасти мир поэзия не может. Против ИГИЛ или атомной бомбы она бессильна. Однако стихотворная строка – великое утешение, которое помогает людям жить. Стихи – это аккумулятор, батарея, от которой мы все получаем энергию. В этом смысле поэта можно сравнить со священником. Когда читаю Лермонтова, его печальное «И скучно, и грустно, и некому руку подать» - чувствую, что он был счастлив, доверяя бумаге эти мрачнейшие строки. Или Пушкин. Заряд, который несёт его поэзия, даёт силу жизни уже нескольким поколениям. В Великую Отечественную не было солдат, которые не знали хотя бы нескольких его строк. Томики стихов лежали в вещмешках вместе с фотографиями любимых, письмами из дома.

- Однако сегодня стихи пишут даже роботы. Как вы к этому относитесь?

- С юмором. Знаю, что умные машины сейчас играют и в шахматы, за секунду просчитывают десятки тысяч комбинаций, но любой шахматист объяснит вам разницу между человеком и механизмом. Конечно, способных людей немало, но правда и то, что сегодня стихи пишет большое число бездарностей. Нет ни ритмики, ни смысла, но – модно. Многие ругают молодёжь, мол, она мало читает, поэзией, русским языком не интересуется, ушла в бизнес и Интернет. Но я лично уверен, что всегда найдутся молодые люди, для которых искусство, наука, природа и любовь будут важнее счёта в банке. Хотя деньги тоже нужны. Ходить с протянутой рукой, бедствовать – не дай Бог. Спокойно отношусь и к тому, что 17-20-летние погружены  в социальные сети - это дань веку и прогрессу. Правда, лично я не могу читать стихи в Интернете. Мне необходимо полистать страницы, поставить «птички» на полях, если что-то понравилось, и «минусы», если нет. Интернет для поэзии вообще губителен. В виртуальном пространстве скопилось так много мусора, что настоящие мастера за ним не видны. Поэтому доверяю книге.

В плохое время, в хорошем месте

- Вы дружили с Довлатовым, Аксёновым, Бродским. Могли, как и они, уехать, но остались. Почему?

-  Не представляю  себя вне России. Я здесь родился, мой родной язык - русский. На русском пишу стихи. Правда, к достижениям Запада я отношусь серьёзно. Не надо им оголтело подражать, но почему не брать пример? Там есть много замечательных вещей, и мне нравится, как устроено общество в Швеции, Дании, Голландии… Тем не менее, я бы сегодня не стал жить ни там, ни в Англии, Франции или Америке. Это то же самое, как пересадить дерево: неизвестно, приживётся на другой почве или нет.

- А как вы думаете, почему Бродский так и не приехал больше в Петербург, хотя посещал, например, соседнюю Финляндию?

- Бродского я провожал в эмиграцию, был с ним весь тот день 4 июня 1972 года. Увиделись мы в Вашингтоне уже в 87-м, спустя 15 лет, почти сразу после вручения ему Нобелевской премии. Он говорил: «стихи что-то плохо пишутся». Конечно, мне очень хотелось, чтобы он хотя бы на несколько дней заглянул в Ленинград, но этого не случилось. У меня есть одно предположение. В его отсутствие здесь умерли мать и отец. Приехать на похороны родителей советская власть ему не разрешила. Он чувствовал себя виноватым перед ними, страдал, не мог переступить порог квартиры на Литейном… Есть и другая версия. Якобы Бродский не вернулся, потому что не любил город, где родился. Полный абсурд. Перед отъездом он подарил мне  оттиск своих стихов и написал: «Дорогому Александру в плохое время, в хорошем месте». Этим всё сказано.

- Вы постоянно призываете не жаловаться, помнить об испытаниях, которые прошёл наш народ в революцию, первую, вторую мировые. Для поэта-лирика это как-то не свойственно…

- У меня есть  стихи, которые начинаются словами: «Если спишь на чистой простыне…» И заканчиваются: «Если спишь – чего тебе ещё?» Искренне считаю, что большего счастья, чем жить в мирное время, не знать, как убивают в окопе, просто нет. По сравнению с предыдущими  поколениями нашему невероятно повезло. Хотя детство пришлось  на войну и блокаду, юность совпала с хрущёвской оттепелью, возвращением к нормальному порядку вещей. Поэтому жаловаться грех, а человеку пишущему – вдвойне.

Мне исполнилось 80. А замечали ли вы, что почти никто из русских поэтов не доживал до такого возраста? Пушкин убит в 37, Лермонтов в 27, Гумилёва расстреляли в 35. Один Вяземский перешёл рубеж в 86 и лучшие свои стихи написал в глубокой старости, самом конце.   Конечно, у человека всегда были, есть и будут претензии к своему времени. Ведь каждый живёт по своим законам, это естественно. Однако слишком многим не досталось этой удачной участи, и это возлагает на нас определённую ответственность. Нельзя писать плохо, жить плохо, предаваться унынию. Думаю, если человек правильно выбрал своё дело, увлечён им, он обязательно почувствует себя счастливым. И материальное, географическое положение здесь не главное.

Оцените материал
Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно


Топ 5


Самое интересное в регионах