У популярной среди телезрителей Пятого канала программы "Неделя в большом городе" появился новый ведущий - Дмитрий Савельев.
О нем можно сказать - "человек, хорошо известный в узких кругах", при этом круги распространяются в обеих столицах, потому что Савельев, петербургский кинокритик, вот уже пять лет живет в Москве, работает в журнале "Vogue".
Дизайн лица
- Дмитрий, уж не подсидели ли вы Илью Стогова, который был ведущим до вас?
- Нет, не подсиживал, интриг не плел, с Ильей Стоговым вообще не знаком. Меня позвали на опустевшее место. А из-за чего оно опустело, я не интересовался.
- Почему выбор выпал на вас, уже живущего в столице?
- Думаю, это инициатива Льва Яковлевича Лурье. Он еще года два назад издалека завел со мной разговор: мол, не хотел бы я попробовать себя на телевидении: У Лурье много разных идей, и, кажется, сегодня одна из любимых - возвращать московских питерцев обратно домой. Чтобы знали свое настоящее место. Выходит, я оказался самым податливым, но себя не ломал, руки себе не выкручивал. У меня тоже иногда появляются идеи, и одна из них - соединить два больших города в маленьком пространстве своей собственной жизни. Правильное равновесие получается. В общем, дней за десять до первого эфира мне позвонил шеф-редактор этой программы Стас Елисеев - кстати, тоже ученик Лурье - и сделал предложение, от которого не имело смысла отказываться. Потому что я здесь ничем особенно не рискую, возвращаюсь "без вещей" и получаю новое интересное занятие, расширяющее жизнь. Сплошная выгода.
- Не возникает желания "расширить жизнь" и в программе? Пока "Неделя" рассказывает в основном о культуре.
- Кажется, канал думает о таком "расширении", и это правильно: жить в гетто, пусть даже в "культурном", скучнее, чем на воле. А на воле "культура" не в замке живет, у нее много соседей по городу-квартире, и им тоже хочется внимания к себе. Иначе отомстят.
- Московские СМИ, как известно, гораздо более скандальные, чем петербургские. Набрались соответствующего опыта?
- Петербург - родина могучей газеты "Калейдоскоп", мир ее праху. Так что не прибедняйтесь. Опыт работы в глянце у меня есть, но в таблоидах я не служил, чужими скандалами на жизнь не зарабатывал. "Vogue" меня к этому не принуждает, и "Неделя в большом городе" тоже. На том фронте и без меня бойцов хватает. Острый разговор - это же не обязательно неожиданная подножка и удар под дых, чтобы упал и не встал. Гораздо интереснее и сложнее - повернуть человека тем боком, каким он еще не поворачивался, раскрыть его с той стороны, с какой он раньше не раскрывался.
- Публика вас уже оценила. Я слышала отзывы: какой интеллигентный, в очках.
- Хорошо, что не говорят: "А еще очки надел". Очки я купил в Сан-Франциско, но недавно к ним присмотрелся и узнал, что они французские. Приехал с родителями в гости к сестре, шел по городу, увидел три ступеньки вниз, спустился, направился к витрине, взял оправу, примерил. Девушка-продавец сказала: "Эти очки - ваши". Она это всем подряд, наверное, говорит, но я понял, что и правда мои. Вот и купил. Зрение ни при чем - я очки класса с седьмого не ношу. Это так, дизайн лица.
На память от Товстоногова
- Если вы всю неделю в Москве, а в Питере только по выходным, насколько чувствуете себя в курсе нашей жизни?
- Где бы ни жил, я должен быть готов к разговору с теми, кто приходит в студию. Чтобы не выглядеть, будто из лесу вышел в сильный мороз. На приглашение гостей монополии нет, тут мы решаем вместе: кого-то предлагаю позвать я, кого-то - редакция. Конечно же, те, кто здесь живет и, в частности, готовит сюжеты для "Недели в большом городе", знают местную жизнь - культурную, социальную, медийную, всякую - гораздо лучше. Тот же петербургский театр я сегодня знаю совсем не так, как в свои школьные времена, когда проводил в театральных залах четыре-пять вечеров в неделю, не меньше. "Историю лошади" тринадцать раз смотрел.
- Вы были такой блатной или такой предприимчивый?
- Такой сумасшедший. Вставал в половине пятого, выбегал из дому - и трусцой по Желябова, по Невскому, по Садовой, по Фонтанке. Там уже стояла замерзшая энтузиастка со списком в руке, я записывался каким-нибудь двенадцатым. Потом сбегал с уроков, чтобы поучаствовать в перекличке и за это купить два билета. У меня на память о тех временах осталась старенькая книжечка Товстоногова "Современность в современном театре" с его автографом: "Мите за его любовь к театру". 1985 год, лето, закрытие сезона, "Смерть Тарелкина". Спектакль закончился, зрители разошлись, жуткий дождь, а мы с девушкой Катей, такой же сумасшедшей, стоим под маленьким козырьком, Товстоногова ждем. А в театре, судя по всему, банкет. Наконец, в первом часу ночи из ворот выруливает золотистый "Мерседес", мы - к нему. Георгий Александрович опускает стекло, очень удивляется и подписывает мне книжку.
- Почему же вы стали кинокритиком?
- Кино - это возникло еще раньше, чем театр. Людмила Станиславовна Кривицкая, ленфильмовский режиссер, замечательный человек и друг моих родителей, как-то позвала меня с мамой на съемки эпизода из фильма Динары Асановой "Ключ без права передачи". Снимали на Мойке, 12, куда в день смерти Пушкина учительница литературы приводит своих десятиклассников, а там Булат Окуджава, Белла Ахмадуллина, Давид Самойлов, Александр Кушнер читают стихи. На съемках Динара решила, что было бы неплохо, если бы из толпы вышел мальчик и тоже что-нибудь прочитал. Спросила меня: "На смерть поэта" помнишь?" Я говорю: "Да". А я с шести лет был помешан на Пушкине и декабристах, вырезал и собирал статьи, читал умные монографии, выставки дома устраивал. С книгой отзывов, все как полагается. На следующий день я "На смерть поэта" прочитал, но из фильма меня вырезали. Правда, вместе с Кушнером. К тому же от меня там остался крупный молчаливый план, а от Кушнера - нет. И через три года Динара вспомнила обо мне, позвала в фильм "Жена ушла", я там был сыном главных героев, которых играли Валерий Приемыхов и Елена Соловей. Через два года в "Пацанах" помелькал и еще кое-где.
- Почему же не стали артистом? Возможно, мы видели бы вас не в "Неделе", а ежедневно, в сериалах.
- Зачем сразу сериалами обижаете? Артистом я быть не хотел, а вот о режиссуре думал. Но так ничего и не надумал и поступил на филологический факультет университета. С пятого курса лет пять преподавал в любимой 183-й школе русский и литературу - по утрам, с девяти до двенадцати. А оттуда шел на "Ленфильм", в редакцию журнала "Сеанс". Утром школа и "Сеанс" с переходом в ночь - это тоже были очень удобные для меня качели. Как сейчас - Москва и Петербург.
Смотрите также:
- Грызу профессию изнутри. Елизавета Боярская о равнодушии к успеху и зависти →
- "Очень правильный человек", мечтающий о безумстве →
- Ответственный за "Детали" →