Великие географы прошлого, стиравшие белые пятна с карты мира, были людьми суровыми. Пржевальский, Миклухо-Маклай, Обручев, Семенов-Тянь-Шанский, Берг пешком, на корабле, на коне преодолевали неизученные земли.
Муравей на Курилах
Географам прошлого приходилось тяжко. У них кончалась еда, на них нападали воинственные племена, дома росли дети, годами не видевшие отцов. Казалось бы, теперь, когда люди мотаются с континента на континент ежедневно, когда со спутников сняты и льды, и пески, и леса, нет места географическому подвигу. Но то, что отснято сверху, да еще через тучки, не всегда похоже на то, что человек видит непосредственно на местности. Непонятно, высоки ли горы, глубоки ли реки, пригодны ли для стоянки судов берега.
Нынешние географы не так много времени проводят в кабинетах - только когда обрабатывают собранные за полевой сезон материалы. Географ-теоретик так же реален, как, скажем, водолаз-теоретик. Пройти своими ногами и пощупать своими руками разные земные уголки - вот цель жизни географа. 76-летний профессор, доктор географических наук, заслуженный деятель науки РФ, почетный член Русского географического общества Василий Иосифович Лымарев уточняет эту цель:
- И обязательно быть в чем-то первым, побывать там, где никто из ученых раньше не бывал, и составить подробное описание местности. Мне, 26-летнему аспиранту, сказочно повезло: меня отправили на Курилы. Мой учитель, знаменитый океанолог и геоморфолог Всеволод Павлович Зенкович, который фактически создал береговедение как науку в нашей стране, доверил мне обследование берегов только что присоединенных к Советскому Союзу островов. И хотя я прошел всю войну, был боевым офицером, а до войны закончил университет и был школьным учителем, конечно, ничего подобного я в жизни не видел. Мне не передать словами, что я чувствовал, стоя на скале над Тихим океаном, зная, что отсюда и до Америки земли нет. Я был песчинкой, муравьем перед лицом дышащего брызгами океана.
Опасная география
Конечно, японцы исследовали Курилы, когда владели ими, но ни карт, ни описаний к ним советским географам не досталось. Новые хозяева предполагали строить здесь рыболовецкие поселки, и без знания берегов островов обойтись было невозможно. Два раза Лымарев обследовал берега Курил, оба раза приезжал туда больше чем на полгода. И дважды едва не погиб.
- Там скалы отвесные над морем, очень высокие. А мне нужно брать образцы горных пород, подходить близко к краю. И с одной скалы я сорвался. Там метров тридцать было, и не над водой, а над полоской пляжа, усеянной острыми обломками. Меня спасла проволока с японского военного укрепления, за которую я зацепился. Со мной был матрос Ваня, которого мне выдали в помощники. Пока я звал его, истошно крича, проволока раскачивалась и скрипела. Когда Ваня меня уже ухватил и тащил, проволока разломалась и выпала из скалы.
Плыл на солнце
Василий Иосифович продолжает:
- А второй раз я был уже один, без помощника. Тогда я шел низом, у самой воды. Мне нужно было перебежать пологий выступ скалы, который преграждал мне путь, его заливали волны, и я хотел успеть проскочить, когда одна волна отхлынет, а другая еще не придет. Я так уже несколько предыдущих выступов преодолел. А тут оступился, упал, и пока поднимался со скользкого камня, меня накрыло волной и потом потащило в море. Как сейчас помню: раннее утро, полсолнца только из океана видно, и меня несет на это солнце, а в океане - плюс восемь. К счастью, другая волна меня выбросила на скалу, я кое-как выкарабкался и двое суток шел в мокрой одежде до ближайшего жилья. Это оказалась метеостанция, где мне дали спирту, я проспал 14 часов - и даже не чихнул потом. Просто я очень любил это море и эту землю, и они мне не наносили вреда.
Много лет проработал Василий Иосифович в Дальневосточном университете, но в его послужном списке еще несколько университетов и пединститутов: Алма-Ата, Калининград, Архангельск и, наконец, Ленинград. Все города, кроме Алма-Аты, у моря, без которого географ Лымарев не может жить, но именно алма-атинский период дал возможность исследовать море, которое сейчас выглядит совсем по-другому, - Аральское.
Смерть моря
Василий Иосифович говорит, что когда он впервые увидел его ярко-синие, прозрачные воды, в которых отражались меловые скалы, то даже не мог предполагать, насколько уязвима эта красота:
- Сейчас море это почти погибло. Реки, впадающие в него, разобраны на орошение. Вода стала очень соленой - погибла аральская полупресноводная рыба. Страшные картины открываются там, где мы плавали на научном суденышке и описывали берега этого прекрасного моря-озера. Моя работа по Аральскому морю стала исторической - потому что никто теперь не может увидеть того, что видел я. Я забываю о беде Арала, только когда попадаю на живое Белое море - в Архангельск. Я влюбился в Белое море так же, как и во все остальные моря, где мне удалось побывать. Исконно русские земли, старинные села, настоящие северные люди - это меня утешает. Я ведь в Архангельск до сих пор езжу - лекции читать.
Балтику Лымарев тоже любит. И ту, где она больше похожа на море, - в районе Калининграда. И ту, где она кажется совсем ручной и домашней, - возле Зеленогорска и Репина, где Василий Иосифович любит отдыхать. Он выглядит очень счастливым, этот старый человек. В семье никто не погиб ни от репрессий, ни в войну, они с братом вернулись с фронта к отцу-сапожнику и матери, которая вела хозяйство и чудесно пела - этот талант унаследовала внучка Татьяна, ставшая оперной певицей. Квартирка у него маленькая - ну так что же, зато от Татьяны своей недалеко. Сердце побаливает - ну так возраст уже. Компьютера нет - а пишущая машинка на что? Сядет старик в кресло - деревья за окном шумят. Как море, которому он посвятил всю жизнь, о котором написал множество статей и десятки книг.