«За этот город умереть не страшно». Прорыв блокады глазами очевидца

«Разнарядка была такова: в понедельник можно использовать один патрон, в четверг полтора и так далее. У нас было очень тяжёлое положение. Мы даже использованные гильзы должны были сдавать». © / Татьяна Швецова / Коллаж АиФ

Три снаряда на неделю

«Спустя полгода после начала войны я, младший лейтенант, оказался на Волховском фронте в Ленинградской области, - вспоминает ветеран. - Хотя мне даже стыдно об этом говорить, я на свою батарею получал на неделю три снаряда! Разнарядка была такова: в понедельник можно использовать один патрон, в четверг полтора и так далее. У нас было очень тяжелое положение. Мы даже использованные гильзы должны были сдавать. А всё потому, что более 80 % оружейного производства в стране было захвачено немцами. 

   
   

Представьте: совсем низко пикирует некий «мессершмитт», а я ему кулаки показываю и кричу: «Вот гад!». - Ведь стрелять мне нечем!

Только к концу 1942 года ситуация с оружием наладилась. Наша 376-я дивизия выглядела неплохо, была хорошо укомплектована. Поэтому нас послали на прорыв, деблокировать 2-ю ударную армию. Мы пробили полуторакилометровый коридор, несмотря на то что потеряли больше половины людей. Наш командующий Андрей Власов завоевал авторитет у генералов, и они решили, что дальше он сможет прорваться. Но не получилось. Через месяц немцы опять отбили этот участок, а наши войска оказались в их окружении. Власов, как известно, перешел на сторону немцев».

Город руин

«После ранения я попал в госпиталь, позже меня отправили в свою дивизию, и начался прорыв. Было тяжело… Вокруг болотистая местность, обрывистые берега. А немцы укрепили позиции и были неприступны. Сначала пошла артиллерия, уже за нами - пехота и танки. Пришлось двигаться на прямую наводку, расстреливать доты и дзоты на расстоянии 400 метров! С 12 по 18 января таким образом прошли 15 километров. Мы прорвали блокаду, но сколько пришлось положить там людей…»

У Игоря Федоровича от слез блестят глаза - и спустя 76 лет те бои болью отдаются в сердце. На мой вопрос, как отметили, улыбается и говорит: «18 января 1943 года мы получили по котелку хорошей рисовой каши с мясом, буханку хлеба, офицеры ещё и по пачке «Беломора». 

А потом он поехал в город, который поверг его в шок: «В Ленинград меня отправили на артиллерийскую базу вооружения, везти на восстановление технику. Когда оказался в центре города, ужаснулся. Запомнилось, как я увидел что-то большое, примерно стометровое, накрытое брезентом. Не понял, что это такое. Подойдя поближе, остолбенел: штабелями лежали трупы…

Еще до войны, живя в Сибири, будучи совсем юным, я любил Ленинград. У меня было много разных альбомов с открытками и картинками этого города. В красках все так красиво! Но вдруг я увидел вместо всего этого руины… Я тогда написал с фронта в письме матери: «Знаешь, мама, за такой город даже умирать не страшно». 

   
   

После прорыва блокады Игорь Федорович был отправлен в Псков, затем в Прибалтику. Служил до 1948 года. В Риге ему пришлось пережить тяжелое ранение. Боялся, что не сможет ходить, но повезло: оказался в Кирове, куда были эвакуированы врачи Ленинградской медицинской военной академии. Полковник-хирург похлопал молодого бойца по плечу и сказал: «Будешь танцевать!» Но девять с половиной месяцев пришлось провести на больничной кровати. В госпитале он и встретил День Победы.

«Когда по радио объявили, что окончилась война, начальник госпиталя нам весь спирт отдал, - вспоминает Игорь Федорович. - Мы так радовались - не верилось, что бомбёжек больше не будет, что не надо тревожно спать, ждать смерти. Можно просто жить и дышать полной грудью. 
И врач сдержал своё обещание - я стал не просто ходить, но и танцевать».

Смотрите также: