Жительница Петербурга Ирина Олеговна Фёдорова из семьи белоэмигрантов. Она родилась в Австрии и более 50 лет прожила в США, а в Россию приехала только в 1990-е годы. Тогдашний Петербург с его разрухой и разгулом преступности Фёдорову неприятно поразил, однако она всё равно осталась жить в России – и с тех пор о своём выборе никогда не пожалела.
Семья эмигрантов
Ирина Фёдорова – из дворянского рода. Её дедом был российский дипломат, сотрудник царского Министерства иностранных дел Михаил Николаевич Чекмарёв. До революции он работал в дипломатических миссиях Российской империи в Тегеране и Афинах. Его сыну Олегу было всего 4 года, когда семья вступила на один из последних кораблей, отплывавших из Ялты в Константинополь. Ирина Олеговна с самого детства слышала, как в семье вспоминали этот исход – «последний кусочек русской земли, который мы видели, была Ялта».
У русской эмиграции было несколько центров. Среди них – Белград, где король Югославии Александр объявил политику открытых дверей для россиян, и Михаил Николаевич стал работать по профилю в Министерстве иностранных дел.
Из-за Второй мировой войны семье опять пришлось покинуть обжитые места. Ирина Олеговна родилась 9 января 1948 года в австрийском Зальцбурге, в американском лагере для беженцев.
«Условия американских лагерей для беженцев – деревянные длиннющие бараки, которые делились одеялами, чтобы были отдельные комнаты. Кстати, один барак всегда, в любом таком лагере, оборудовали под церковь. Алтарь строили сами себе, вырезали. А из жестяных баночек вырезали и вешали лампадки, делали на них узоры и придумывали всю остальную нужную церковную утварь. Были свои батюшки, дьяконы, свой церковный хор, иногда даже несколько. И всегда при приходе существовала своя русская школа, дети продолжали учиться. Вообще, церковь для русских беженцев, для русской эмиграции была основным, объединяющим, духовно укрепляющим фактором. Для того чтобы отправиться беженцами в США, как и в другие страны, нужно было подавать прошение и ожидать результата. И вот наша семья попала в такую квоту на Америку. И родители с маленьким ребёнком отправились на военном пароходе в Америку», – вспоминает Ирина Олеговна.
Даже в эмиграции в семье помнили про свои русские корни. В США Ирина Олеговна получила степень магистра по русской литературе в Университете штата Массачусетс. Путешествовала по Советскому Союзу и Югославии с летними программами Индианского университета и слушала курсы по русской литературе в Парижском университете во время года обучения во Франции. Знания пригодились.
«По диплому я должна была преподавать русский язык американцам. Но там, когда я закончила свой университет, все подобные вакансии были заняты. И я отучилась в специальной школе для секретарей и устроилась в Chase Manhattan Bank, это один из самых больших банков в мире. Им как раз тогда нужны были люди, которые знали русский язык», – рассказывает Ирина Олеговна.
Приобщались к русскому
В США она вышла замуж, тоже за выходца из семьи эмигрантов. Всё русское в доме культивировалось.
«Беречь русский язык за границей – это сознательный труд. Нужно стараться, чтобы дети в семье говорили на чисто русском языке, не мешали слова, не вставляли английские. А главное – стараться, чтобы дети имели возможность дружить с другими эмигрантскими детьми. Мы по четыре часа в один конец ездили к нашим русским друзьям. Обязательны были походы в музеи, в оперу. Чтобы ребята приобщались ко всему русскому. И так мы сохранили язык, веру, культуру. У нас была русская школа по субботам, русские церковные приходы, кружки, спортивные секции. У меня четыре дочки, и три из них замужем за русскими мужьями из семей эмиграции. Одна вышла за американца, но он культурно и церковно русский – этот американец. Также у меня 9 внуков, и все они тоже свободно говорят по-русски», – отмечает Ирина Олеговна.
После падения железного занавеса появилась возможность вернуться в Россию. Однако Ирина Олеговна собралась не сразу. Петербург 90-х годов ей не понравился.
«Когда мы впервые в начале 1990-х оказались в Санкт-Петербурге, в России, то неприятно поразили, конечно, пустые полки, грубость, ругань, грязь. Казалось, что всё просто сгнило. Но нашлось и хорошее – понравилось то, что всюду говорят на русском языке», – улыбается Ирина Олеговна.
Постепенно страна выходила из разрухи.
«С каждым годом всё становилось лучше и лучше. Шло оздоровление. И даже тот мой американский зять, когда бывал в России, уже искренне восхищался дорогами, старинными зданиями, уровнем жизни. А переехав в 2008 году в Санкт-Петербург, устроившись на работу в Европейский Университет, я стала работать с американскими студентами по обучению их русскому языку в летней школе. Получается, спустя 30 лет после получения диплома я наконец работала по специальности», – говорит Фёдорова.
Портрет-спаситель
В квартире Ирины Олеговны не так много предметов старины – выделяются портрет Фёдора Шаляпина с собственноручным автографом певца (подарок бабушке) и портрет Николая II, доставшийся от бабушки мужа и ставший семейной легендой.
В самом портрете нет ничего примечательного – его дарили всем подписчикам журнала «Нива» на 300-летие Романовых в 1913 году. Семья русских эмигрантов возила его с собой по всей Европе, и к весне 1945 года он оказался на стене в квартире, в маленьком городке недалеко от Берлина. Когда сюда без боёв (немцы бежали) вошла Красная армия, то эмигранты напугались – они знали, что советские власти могут приравнять их к изменникам Родины. Но снимать портрет Николая II со стены всё равно не стали и, что называется, дождались.
«Однажды вечером прозвучали невероятный грохот и стук в дверь. Пришёл офицер в сопровождении солдат. И увидел портрет государя. Вот именно этот, на который вы сейчас смотрите. Офицер тогда сурово и жёстко крикнул бабушке мужа, Цецилии Фёдоровне Богданович (урождённой Видеман): «А ну-ка, снять со стены портрет «кровавого Николая»! На что Цецилия Фёдоровна, выпускница Смольного института, на чисто русском языке, спокойно и глядя в глаза, сказала этому офицеру: «А ты, красавчик, меня убей, переступи через моё тело и делай, что хочешь».
Офицер был ошарашен – во-первых, в немецком городке услышать русскую речь, а во-вторых, он такой реакции никак не ожидал. Своим солдатам он приказал уйти, сказал, что сам разберётся. И выстрелил в потолок. Семье он порекомендовал на улицу не выходить, и сам, через день, действительно приносил им еду и другие нужные вещи. Он просто их охранял так несколько месяцев. Кроме того, помог семье воссоединиться и выехать в британскую зону оккупации. Этот советский офицер, по сути, их спас, имя его, сожалению, мне неизвестно. Георгий же Александрович, мой муж, говорил, что это их спас сам Государь Николай Александрович», – говорит Ирина Олеговна.
Нас поссорили!
Ирина Фёдорова тяжело переживает нынешнее обострение отношений между Россией и США – она живёт в Петербурге, но бóльшая часть её семьи за океаном. Поэтому она надеется, что случится чудо – удастся восстановить разрушенное и вновь наладить добрые связи между Россией и Америкой.
«Жалко, что так случилось. Эта напряжённость, конфликт создаются искусственно, людей настраивают друг против друга. Когда я училась в университете, у нас были прекрасные факультеты русского языка и славянских языков. Профессура мечтает о тех временах, когда они свободно общались, спорили, дискутировали. Им это доставляло удовольствие. Видимо, кому-то не нравится, что Россия и Америка были друзьями. Но многие люди в США, в том числе интеллигенция, не хотят этой вражды», – уверена Ирина Олеговна.