Октябрь-ноябрь 1941 года стали началом самого страшного времени в истории ленинградской блокады — город оказался в кольце, летние запасы продовольствия закончились, а Дорога жизни ещё не заработала. Что происходило в Ленинграде в те дни — в нашем материале.
Город в кольце
Согласно первоначальному плану «Барбаросса», немцы намеревались разгромить Советский Союз к концу осени 1941 года, до первых зимних морозов. К этому моменту должна была пасть Москва. Ещё ранее нацисты планировали захватить Ленинград. План блицкрига оказался сорван мужественным сопротивлением Красной армии, однако к 8 сентября немецкие войска сумели занять Шлиссельбург и тем самым замкнуть кольцо вокруг города. С севера сообщение осаждённого Ленинграда по суше с неоккупированными территориями страны прервали финские союзники нацистов. Войти в город с наскока немцы не смогли — яростное сопротивление защитников грозило вермахту серьёзными потерями. Началась блокада.
Бои под Ленинградом не остановились, но поменялся их характер — немецкие войска приступили к плановому разрушению города массированными артиллерийскими и авиационными ударами. На Северную столицу с неба посыпались тысячи зажигательных бомб, которые должны были вызвать массовые пожары. Особенно сильными были бомбовые и артиллерийские удары в октябре-ноябре 1941 года. Главное внимание изначально уделялось уничтожению складов с продовольствием. Уже в день начала блокады, 8 сентября, неприятелю удалось разбомбить Бадаевские склады, в результате чего сгорело 3 тыс. тонн муки и 700 тонн сахара. И если в первый блокадный месяц горожане ещё не так сильно ощущали наступившую угрозу — сказывалось наличие летних запасов, то с октября проблема нехватки продовольствия встала в полный рост, а в ноябре в Ленинград пришёл настоящий голод.
Смерть хозяйничает
Сказалось и то, что из-за похолодания доставка продуктов по Ладожскому озеру была затруднена, при этом лёд ещё не встал так крепко, чтобы обустроить будущую Дорогу жизни.
Если до 11 сентября в сутки на выпечку хлеба для жителей Ленинграда и солдат Красной армии расходовали 2100 тонн, то с 1 октября цифра составила 1000 тонн, с 1 ноября 735 тонн, а к 20 ноября она уменьшилась до 510 тонн. Соответственно уменьшались и нормы отпуска продовольствия горожанам — до 2 октября 700 граммов хлеба (800 на фронте) в сутки на человека, с 2 октября — 600 граммов, с
7 ноября 400 (600), и с 20 ноября 300 граммов.
При этом можно было приобрести хлеб и на чёрном рынке, но стоил он безумных денег. При госцене в 1,7 — 1,9 рубля за килограмм к декабрю его можно было купить только по 500 рублей за килограмм.
«Ужасную дуранду (жмыхи), которую раньше ели только коровы, теперь ест весь Ленинград. За неё отдают что угодно: чулки, обувь, отрезы материи. Отнесёшь на рынок какую-либо ценную вещь и получаешь взамен кусок этого вещества, такого жёсткого, что не только откусить, но и топором не отрубить. Начинаешь строгать, как кусок дерева. Получается что-то вроде опилок. И вот из них пекут лепешки. На вкус они ужасны, а после того как съешь, начинается изжога», — записала в октябре ленинградка, профессор русской литературы Елена Скрябина.
В октябре в Ленинграде были зафиксированы первые случаи потери сознания от голода на улицах и на работе, а в ноябре начались массовые смерти.
«Смерть хозяйничает в городе. Люди умирают и умирают. Сегодня, когда я проходила по улице, передо мной шёл человек. Он еле передвигал ноги. Обгоняя его, я невольно обратила внимание на жуткое синее лицо. Подумала про себя: наверное, скоро умрёт. Тут действительно можно было сказать, что на лице человека лежала печать смерти. Через несколько шагов я обернулась, остановилась, следила за ним. Он опустился на тумбу, глаза закатились, потом он медленно стал сползать на землю. Когда я подошла к нему, он был уже мёртв.
Люди от голода настолько ослабели, что не сопротивляются смерти. Умирают так, как будто засыпают. А окружающие полуживые люди не обращают на них никакого внимания. Смерть стала явлением, наблюдаемым на каждом шагу. К ней привыкли, появилось полное равнодушие: ведь не сегодня-завтра такая участь ожидает каждого. Когда утром выходишь из дому, натыкаешься на трупы, лежащие в подворотне, на улице. Трупы долго лежат, так как некому их убирать», — пишет Скрябина.
Победа жизни
Единственной надеждой умирающего города оставалась возможность запустить хоть какое-то снабжение через замерзающее Ладожское озеро.
«Период с середины ноября 1941 года до конца января 1942-го был самым тяжёлым за время блокады. Внутренние ресурсы к этому времени оказались полностью исчерпанными, а завоз через Ладожское озеро производился в незначительных размерах. Все свои надежды и чаяния люди возлагали на зимнюю дорогу», — вспоминал уполномоченный по обеспечению продовольствием Ленинграда и Ленинградского фронта Дмитрий Павлов.
Для прохождения грузовика с тонной груза через озеро по льду требовалось, чтобы толщина покрытия по всей трассе была не менее 20 сантиметров. Утром 20 ноября на восточный берег Ладоги за мукой был отправлен конный обоз из 350 упряжек. В тот же день были предприняты несколько удачных попыток пересечения озера на порожних машинах ГАЗ. А 22 ноября по Дороге жизни прошла первая автоколонна. К концу декабря по ней перевозили уже около 1000 тонн грузов в сутки.
В результате 25 декабря 1941 года впервые были повышены нормы выдачи.
«Сегодня на рассвете меня разбудил вопль соседки Куракиной: „Скорей вставайте, бегите за хлебом, прибавка!“ Об этой долгожданной прибавке уже много говорили, но никто не верил», — записала Скрябина.
Многих первоначальная мизерная прибавка не могла спасти. И впереди ленинградцев ждали ещё долгие и страшные дни испытаний, но смерть впервые отступила от
города.
«План голода» составили заранее
Историк Егор Яковлев:
«25 ноября 1941 года Герман Геринг сказал министру иностранных дел Италии Галеаццо Чиано: «Это зимой в России умрут голодной смертью от 20 до 30 миллионов человек. Может быть, это и к лучшему: некоторые народы нужно сокращать».
В майских «Директивах по экономической политике» (изданы экономическим штабом «Ост») значилось, что в СССР есть регионы-доноры (чернозёмные регионы России, Украины и Северного Кавказа), ресурсы которых будут направлены в рейх, и население станет рабочей силой для завоевателя, а есть так называемая лесная зона, в которую входят Белоруссия, Северная и Центральная Россия. Она окажется в продовольственной блокаде и будет обречена на «величайший голод». В записке акцентировалось отдельно, что в лесной зоне расположены «такие крупные индустриальные центры, как Москва и Ленинград».
Таким образом, уже до начала войны было запланировано, что жителей города на Неве нацисты будут морить голодом: последующая трагедия была вовсе не случайностью, а частью геноцида.
«Многие десятки миллионов на этой территории станут излишними и умрут или должны будут перебраться в Сибирь... Последствием этого неизбежно станет вымирание как промышленности, так и большей части населения в прежних регионах-потребителях. Об этом нужно заявить совершенно определённо и чётко», — констатировали авторы записки: генерал Георг Томас и статс-секретарь Имперского министерства продовольствия и сельского хозяйства Герберт Баке.
А после начала войны, в сентябре 1941 года, конференция управления военной экономики и вооружения вермахта под руководством Геринга определила: «По экономическим соображениям завоевание больших городов нежелательно. Их блокада предпочтительнее».
Сам Гитлер выразился ещё более откровенно: «Аборигены? Мы перейдём к их прореживанию... В русские города мы заходить не станем, они должны будут полностью вымереть. И нам совсем не нужно терзаться угрызениями совести». 10 октября, когда блокада Ленинграда была уже установлена, нацистское командование отдало приказ не принимать капитуляцию города на Неве, даже если она будет предложена.
«План голода» был введён в действие, и результатом его реализации стала гибель около миллиона жителей блокадного Ленинграда, а также как минимум 3,5 миллиона советских военнопленных. Ещё несколько сотен тысяч человек умерли от организованного нацистами голода на оккупированных территориях Советского Союза".