Любовь и 20 франков...

   
   

Продолжение. Начало в NN 24-28, 30, 32, 34, 36-48.

Знаменитая когда-то теософка Анна Минцлова, читавшая "Книгу жизни", словно обычную книгу, предскажет Волошину, что он будет убит женщиной. Что ж, поэт, по сути, никогда не будет счастлив в любви. Но в молодости, узнав это, храбро запишет в дневник: "Я спокойно заглядываю в лицо... женщинам и спрашиваю себя: какая же из вас захочет убить меня?" А и впрямь - какая? Муромцева, его ранняя влюбленность, Сабашникова - ставшая первой женой поэта, ирландка Вайолет, которая назовет его "Богом", или Дмитриева, из-за которой он будет стреляться с Гумилевым?..

Все это будет еще. Пока же в этом доме (Невский, 153, кв. 61), под самой крышей, поселяется в 1903 году 26-летний художник Макс Волошин. "Жить в новой комнате, - говорил он, - это немного переменить себя". Но, сняв первую комнату на главной улице, он не слишком "переменит себя" и впредь: из шести известных адресов его четыре были здесь, на Невском. Правда, въехал сюда пока не поэт (я не ошибся) - художник Волошин. Так мыслил себя. Да и стих, который напишет тогда и который будут твердить русские эмигранты, мог написать только художник: "В дождь Париж расцветает, точно серая роза"... Кто был в Париже, знает, как верно это сказано!

Навещал здесь пока не поэтов - художников: Лансере, Сомова, Бенуа. С ними будет позже определять политику журнала "Аполлон". Ныне же в дом Бенуа (Никольская, 15), забегает "дико до невероятности" одетый Волошин. Пиджак, широкий и очень несвежий, рубчатого бархата брюки, которые на виду крепились двумя огромными английскими булавками, и даже в позднюю осень - без пальто. "Чувствовалось, - писала свояченница Брюсова, - какая-то... не искушенная жизнью душа и что его не смущало ни то, как он одет, ни то, что об этом думают люди"...

Не искушен жизнью? Так ли? Ведь позади университет, участие в беспорядках 1899 года, высылка, потом новый арест, затем - Париж, куда он ездил "познать всю европейскую культуру в ее первоисточнике". Недаром Цветаева скажет о нем: "Француз культурой, русский душой и словом, германец - духом и кровью". То есть человек мира? Нет, я бы сказал - человек, показывающий мир людям. Курьез, но когда кормилица брала его на базар, он, сидя на руках, показывал дорогу домой, хотя возвращаться приходилось "лабиринтом переулков"... Хотя душа поэта оказалась-таки неискушенной. Особенно в отношениях с женщинами. Волошин напишет поэтессе Аделаиде Герцык: "Объясните, в чем мое уродство?.. Я чувствую себя зверем среди людей... А женщины? У них опускаются руки со мной... У меня же трагическое раздвоение: когда меня влечет женщина, когда духом близок ей, я не могу ее коснуться"... Этим мучился всю жизнь, замечала и сестра Аделаиды - Евгения. Правда, одесский литератор Биск неожиданно напишет потом: "Он любил говорить о своих успехах у женщин"...

О господи, что это были за "успехи"! Он и обнаженную женщину увидел впервые только в 24 года - натурщицу на Монпарнасе. "Я в первый раз видел голое женское тело, - записал в дневнике, - чего я страстно и невольно жаждал... и оно меня не только не ошеломило, но напротив, я смотрел на него как на нечто в высшей степени обычное". Правда, в тот же день (не знаю - случайно ли?) он знакомится на улице с проституткой, которая сама заговаривает с ним, даже задевает плечом и приводит в какой-то грязный отель. "Она начала раздеваться, но я смотрел на это равнодушно, только с любопытством. "Что вы хотите, что бы я показала вам прежде?" Так как я не знал никакого более подходящего французского слова, то ответил: "Все". Девушку эту звали Сюзанн. Он встретит ее вновь в танцзале, куда ходил рисовать. "Мы идем к столикам, - писал он. - Она подвигается... ко мне, касается меня коленями и закрывает мои ноги своей юбкой. Я чувствую, что во мне просыпается животное... И вот мы идем по темной и сырой аллее. Она через два шага подпрыгивает и напевает. Я хочу принять развязный и веселый вид. Но не могу. Меня гложет мысль: а вдруг меня увидят мои знакомые? Дорога до ее дома - пытка... "Ты мне дашь опять 20 франков?" - спрашивает она нежно. У меня всего 20..."

Раздвоенность - дух и тело - и дальше будет раздирать Макса. Через 3 года, на "башне" Вячеслава Иванова (Таврическая, 35), встретятся уже две "дамы сердца" поэта: ставшая его женой Маргарита Сабашникова, которую он боготворил, и художница Вайолет - страсть телесная. Первая, бросив его, скажет: "Макс - он недовоплощенный". Вторая же назовет "Богом"... С Сабашниковой, двоюродной племянницей книгоиздателей, он, кстати, познакомится в год, с которого мы и начали рассказ. Она после первой встречи запишет: "Познакомилась с очень противным художником на тонких ногах и с тонким голосом". А через два года, после 10 счастливых дней в Европе, вдруг молвит: "Откуда ты такой хороший?.. Нет, это не я сделала, ты был такой..." Свадьба состоится в 1906-м, после чего они и поселятся на "башне" Вячеслава Иванова. Там-то его Маргоря, Аморя, и уйдет к Вячеславу. Если Макс был для нее "недовоплощенным", то Иванов окажется "единственным человеком, вполне человеком..." Впрочем, как случится этот разрыв, об этом я расскажу у следующего дома Волошина.

...Зачем поэты женятся на тех, кто не понимает их стихов? Маргоря, смеясь, говорила: "И все неправда, Макс!.. И не звал ты меня прочь!.. Ты лгун, Макс". - "Я не лгун, амори, я поэт". Но Маргарита настаивала: "Ах, Макс, ты все путаешь, все путаешь"... Он не сдавался: "Но... только из путаницы и выступит смысл"... Увы, из путаницы в его жизни выступала только еще большая путаница. Смысл проявится позже - уже в стихах.

(Продолжение следует)

Смотрите также: