Война прошлась катком по судьбам

Когда началась война, Виктор Федорович жил в Ленинграде:

«В начале войны мне было 15 лет. Семья была большая: у меня было двое братьев и сестра,-  вспоминает он. - Отец не жил с нами. Чтобы помогать родным, я пошел учиться в ремесленное училище №1 при заводе «Судомех». Незадолго до войны младший брат и сестра уехали к бабушке в Бежецк, да там и остались. Я остался в Ленинграде с матерью. Старшего брата сразу призвали в армию».

Надежде Ивановне в 1941 году было 11 лет. Она с семьей жила в Колпинском районе Ленинграда. Надежда Ивановна рассказала, что все плакали, узнав о нападении Германии на СССР.

«Спустя несколько дней после начала войны над Колпино был воздушный бой: два немецких истребителя против нашего самолета, - делится она. - Все выскочили смотреть этот бой. Наш самолет подбили. А летчик выпрыгнул с парашютом, но разбился об асфальт. Это видели все. Самолет упал в реку Ижора. Потом, когда самолет достали, мы увидели, что крылья его сделаны из фанеры… После боя было очень страшно, мама решила отправить меня с другими детьми в эвакуацию. Но ее отговорила сестра. «Ты ее не найдешь»,-  сказала она.

Отец оставался на заводе «Большевик». Его на войну не пустили, так как он был большим специалистом-токарем и делал снаряды. А мы последним эшелоном под бомбежкой уехали. Грузили нас посреди города. Поезд постоянно бомбили. Во время бомбежек, мы выбегали из вагонов и прятались в кустах. Помню, приехали на станцию Дно, там все горело, а пути были взорваны. Их починили очень быстро, буквально за несколько часов. И мы поехали в Челябинскую область. Там мы все работать стали: дергали лен, отгребали сено от комбайна, веяли зерно - очень тяжелая работа. Но за нее мы получали зерно. Его мололи в муку и отдавали нам вместе с льняным маслом. Это хоть чуточку нас поддерживало. Папу через Ладогу эвакуировали в 1942 году в Омск вместе с заводом, и мы переехали к нему».

И у Виктора Федоровича, и у Надежды Ивановны сохранились очень яркие воспоминания о подлинной жизни блокадного города и о судьбе эвакуированных.

Виктор Федорович вспоминает, что самыми страшными были зажигательные бомбы. Он без конца с другими подростками бегал тушить «зажигалки».

С самого начала блокады пришел голод. Виктор Федорович ходил на поля и собирал то, что там оставалось – листья капусты, почти сгнившую старую картошку. Из училища брать с собой еду было нельзя. По дороге за едой или в училище Виктор Федорович видел горы трупов. Он отмечает, что через некоторое время перестал, как и другие блокадники обращать на них внимание. Страшно описание смерти моряка, свидетелем которой стал Виктор Федорович. «Как-то раз я встретил по дороге молодого морячка, который очень плохо шел, – рассказывает он. - Я посадил его на тумбу моста, а когда возвращался через несколько минут, он уже был мертв».

Надежда Ивановна свидетельствует о том, как рано начались первые случаи людоедства в городе: «У меня была подруга – Галя Виноградова, которая имела трехлетнего брата. Мать не дала его эвакуировать вместе со старшими, оставила ребенка дома. Однажды мальчик пропал: люди видели, как он гулял, а потом ушел с каким-то мужчиной. Потом нашли только кости. И таких случаев было очень много. Всем было известно, что из пропавших людей варили студень, а потом его продавали на районном базаре».

Но эвакуация, которая нам сейчас может показаться избавлением от ужасов войны, таковой на самом деле не была. Виктор Федорович был вместе с училищем эвакуирован в Краснодар. Эвакуация проходила по льду Ладожского озера, а после поездом. Но и там, в Краснодаре война дала о себе знать. Немцы приступили к самому городу, поэтому училище было переведено в Москву, где Виктор Федорович работал на авиационном заводе, после чего был призван в армию. Войну он закончил на Дальнем Востоке, в сражениях с японскими войсками.

Надежда Ивановна рассказывает об эвакуации в Омск такие вещи, которых не увидишь в фильмах и не прочтешь нигде.

«Нас там два раза обворовывали подчистую. У нас был знакомый, врач. Однажды ночью его забрали с собой бандиты, завязали ему глаза, привезли в какой-то дом и заставили оперировать своего раненого товарища, – вспоминает она. – Эвакуированные в Омске умирали бесконечно. У нас не было ничего, а местные не спешили делиться. Однажды меня послали за хлебными карточками, а на меня напал подросток и отнял карточки. Семья целый месяц голодала очень страшно. Брат что-то ел в военном училище, где он состоял. Мама почти ничего не ела. Меня спасал папа - он отдавал свой паек в заводской столовой. Он был стахановец, и ему доставалась чуточку больше. Если я не доедала пару ложек, за мной стояла очередь, чтобы доесть. Моя подруга, местная жительница, приносила мне иногда втихаря от мамы горсточки сахара, муки. Это нас поддерживало».

К грядущему празднованию годовщины Победы и к сопутствующему вниманию властей ветераны относятся скептически: «Мы считаем, что особого внимания нет. Пока сам не пойдешь просить, то ничего не будет. Протечку в квартире и ту не устранить. Сейчас никто не звонит и не спрашивает, не нужно ли чего. Дают к празднику пять тысяч рублей, но далеко не всем».

Как оказалось, военные трудности – не единственное серьезное испытание в жизни поколения победителей. Нищенский быт изматывает не меньше, чем тревога за свою жизнь и близких. Но, несмотря на весь цинизм нашего государства, они выстояли, и, несомненно, не нуждаются в нашем признании, которое проявляется аккурат к 9 мая.