«Раньше я не хотел писать про войну, считал, что о ней уже есть много замечательных книг. Но в них нет МОЕЙ войны, а она была особенной», - рассказал Даниил Гранин, выпустивший в свет свою новую книгу «Мой лейтенант».
Сам Гранин, в 1940 году закончивший Политехнический институт, работавший на Кировском заводе, в начале Великой Отечественной ушёл в народное ополчение. В окопах под Ленинградом он был все 900 дней блокады. Потом стал танкистом, закончил войну в Восточной Пруссии. В романе Гранина действуют два главных героя: восторженный молодой лейтенант и пришедший с войны, опустошённый капитан Д.
Непонятный быт
- Почему я написал эту книгу спустя 60 с лишним лет после войны? Оглянулся вокруг - почти никого нет из тех, с кем я прошёл этот страшный путь. Два-три человека остались. До этого я и не хотел писать про войну, это мне было слишком тяжело. Считал, что есть другие темы. Да и что я буду писать, когда у нас уже есть много замечательных книг: Некрасова, Бондарева, Бакланова, Казакевича, Астафьева. Но в них нет МОЕЙ войны, а она была особенной.
Все 900 дней на Ленинградском фронте мы жили в окопах. На других фронтах наступали, отступали, а это - совсем другая система борьбы, жизни, взаимоотношений. Мы вот своих убитых хоронили на кладбище. А у них кладбищ не было. Когда отступали или наступали - не до кладбищ. Окопность войны - это, во многом, быт. Землянки, освещение, вода, дрова. Весь этот тяжелейший, непонятный ныне быт. Вот скажу грубую вещь: как подтираться на
войне? Нет туалетной бумаги. Уж извините. Газеты шли на самокрутки…
Таких подробностей много. Для меня сегодняшнего они тяжёлые. А для лейтенанта такими не являлись, он был молод и весел. Кругом смерть, а всё равно жизнелюбие пробивалось. Были счастливые моменты: бомбёжка, обстрел, а в тебя не попало, уцелел.
Часто спрашивают, как было на войне с религией. Есть давний афоризм: «Не бывает атеистов в окопах под огнём». Человек инстинктивно начинал молиться, как умел: «Господи, спаси!», или обращался к маме, или даже - бессловесно.
Найти ненависть
Поначалу было трудно найти в себе ненависть к немцам. А без неё невозможно воевать.
Довоенная пропаганда настраивала, что Германия нам ближе, чем Англия и Франция, а тем более - Америка. В Москву приезжал Риббентроп, обнимались, целовались с Молотовым. Немцы - наши друзья, союзники, а через некоторое время мы должны были в них стрелять. Они-то были готовы к войне морально, потому что пришли в дикую Россию, где жили недочеловеки, низшая раса. А мы первому пленному, которого взяли, начали говорить: «Ведь мы же братья по классу. Карл Либкнехт, Роза Люксембург, Эрнст Тельман!» Это люди, которых мы проходили в школе.
Но фашисты нам помогли их возненавидеть: жгли деревни, вешали, уничтожали партизан, ужасно обращались с пленными. О первых месяцах боёв с отступлениями, окружением, бегством, часто бездарными генералами - об этом было трудно писать. Но именно эта война была великой. Как в 1812 году, который описал Толстой, - как отступала Россия и сдала Москву. Он не написал, как мы вошли в Париж. Это уже было неинтересно. А вот советские идеологи требовали, чтобы мы писали только о наступлении. Но не эта война показала дух народа и его силу.
То, что мы победили, - это чудо. Разгромить такую армию, как немецкая, дойти до Берлина! Чудо и то, что мы не сдали город. Немцы могли войти в Ленинград, потому что у нас был жидкий фронт, во взводах оставалось по десять человек… Они не прорвались не потому, что мы героически защищались. Это один из мифов войны. А потому, что они хотели удушить город, чтобы мы капитулировали. Гораздо труднее выстоять, чем воевать. Но Ленинград выстоял. Было всякое, но в основном люди «не расчеловечивались», помогали друг другу, сохраняли совесть, любовь. Я несколько раз бывал в городе во время блокады, и то, что я видел, помогало жить и воевать.
Вымысел и правда
Меня вот спрашивают, что в книге вымысел, а что - правда. Странный вопрос. А какое вам дело? Художественная литература - это сочинение. Талант писателя состоит в том, как он умеет сочинять. А не излагать то, что с ним было. Все великие произведения - это сочинения. Разве Гоголь писал о том, что с ним было? «Анна Каренина» - это тоже сочинение. Никогда великосветская дама не бросалась под поезд. Таких случаев нет.
Но всё-таки я на этот вопрос отвечу. Когда я начал писать, никак не получалось. Почему? На каком-то этапе сделал важное для себя открытие. Во мне оказалось два разных человека. Один - молодой лейтенант, уже малопонятный, ушедший. Это мечтатель, обожавший советскую жизнь, считающий, что мы действительно впервые строим справедливое прекрасное общество.
И второй, нынешний, который знает, что всё это рухнуло, было неправдой, строилось на несчастьях людей.
О молодом я думал - ну какой же он был дурак! Но когда стал вникать во всё, что с ним происходило, понял: нет, он был интересный человек. Во многом лучше меня, разочарованного, набившего шишек. Тот мальчишка был по-своему прав, он был в чём-то красивее, лучше, добрее, счастливее. И грех от него отказываться, считать наивным, глупым. Вот так у меня начали выстраиваться отношения с лейтенантом. И я до сих пор не могу и никогда не смогу решить: кто из нас прав? Кто жил более правильной жизнью?
Порой я думаю: выстояли бы мы, современные люди, если бы оказались в ситуации 1941 года? Это серьёзный, тяжелейший вопрос. Честно скажу, я бы в ополчение не пошёл.
А молодёжь? Да, считается, что мы Родину не отдадим. Но поколение за поколениями люди менялись - в сторону разочарований, обид. Мы боимся обобщать, мол, это неправильно. Но жизнь показывает, что люди продолжают уезжать из страны, молодёжь ни за какие коврижки не хочет служить в армии. Много о чём задумываешься. Мне можно и возразить. Но если бы ситуация вплотную подошла к войне, было бы народное ополчение? Сомневаюсь. Мы, чтобы записаться, в очереди стояли. Мои товарищи, у которых была броня, боролись за то, чтобы её сняли, и шли на фронт. А сегодня это исключено. Или почти…
Даниил Гранин награжден орденом Андрея Первозванного 
В Петербурге почтят память героев Первой мировой войны