В Ленинградской области предполагается строительство нового глиноземного завода. С момента его анонса в июне на ПМЭФ-2023 в обществе назрело много вопросов и опасений. Инженер-металлург, ведущий научный сотрудник лаборатории «Проблем металлургии комплексных руд» Института металлургии и материаловедения имени Байкова РАН Борис Балмаев рассказал, каким может быть новый завод, а также о потенциальных рисках для экологии и технологиях, которые помогут сделать предприятие безопасным для людей.
— Сегодня в Ленинградской области активно идет кампания вокруг предполагаемого создания нового глиноземного завода, который был анонсирован на Петербургском международном экономическом форуме. Как вы оцениваете этот проект, исходя из своего опыта?
— Да, насколько я знаю, соглашение о новом заводе стало крупнейшим на ПМЭФ этого года. Не знаю точных цифр, но мне кажется, что этот проект — один из самых масштабных по объему вложений и важности для нашей экономики в текущей ситуации в целом. Такие проекты, конечно, очень сложные и их всесторонняя оценка может быть сделала только профессионалами.
Что касается текущей кампании, то проблема общественного обсуждения подобных проектов — в выработке именно конструктивных решений. Дело в том, что общество чаще всего рассматривает ситуацию только с одной стороны, не принимает в расчет другие аспекты. Это зачастую ведет к тому, что сдерживается развитие территорий, городской среды, сдерживается реализация новых проектов. В результате, например, мы имеем отток населения из малых городов. Нужно понимать, что завод — это только часть большого айсберга, вокруг которого, с одной стороны, появляется сеть подрядчиков, поставщиков товаров и услуг, то есть создаются рабочие места. А с другой стороны, формируется новая социальная и транспортная инфраструктура, появляются образовательные, спортивные и развлекательные объекты.
В экономической теории есть теорема Коуза, которая рассматривает проблему внешних эффектов, то есть побочных результатов деятельности, которые касаются не непосредственных ее участников, а третьих лиц. Поэтому рациональный подход — это комплексная оценка положительных и отрицательных внешних эффектов от строительства завода, вот это и есть предмет общественного обсуждения! Не в каждый регион, особенно в текущей ситуации, приходят такого уровня инвесторы, так что я бы не искал только негатив в этой истории.
Глиноземное производство — часть большого сектора промышленности, который объединяет не только десятки тысяч работников алюминиевых заводов по всей стране, но и связанные сектора — энергетику, производство готовой алюминиевой продукции и так далее. Это стратегически важный для страны проект, и сложно представить, что он будет выполнен не по самым высоким стандартам.
— И все же люди боятся вреда, который завод может принести экологии и человеку? Если такой вред возможен, говорить о преимуществах уже не актуально.
— Конечно, масштаб проекта может пугать людей, которые живут в регионе и могут оказаться соседями с заводом, прежде всего потому, что любая стройка — будь то ремонт в квартире на вашей лестничной клетке или создание крупного промышленного объекта — так или иначе может вызывать неудобства для окружающих. Тем не менее, мой опыт подсказывает несколько вещей. Во-первых, компания сама объективно заинтересована сделать завод безопасным и с минимальной нагрузкой для окружающей среды, и конструктивная общественная дискуссия по этому вопросу полезна инвестору. Она поможет расставить приоритеты при проектировании и строительстве, учитывать косвенные издержки и оценить альтернативу в виде возможных коллективных исков, которые могут исчисляться миллиардами рублей или приводить к остановке работы завода (которые также означают финансовые потери). Кроме того, в прошлом плохая экология в промышленных моногородах приводила к тому, что их население зачастую умирало до выхода на пенсию. Сегодня ни экономика, ни бизнес просто не могут себе этого позволить, учитывая демографические проблемы.
В целом, сегодняшние требования и стандарты по экологии к подобного рода проектам в России находятся на высоком уровне. В будущем (а проект, судя по объему инвестиций, рассчитан примерно на 50 лет) они точно не будут смягчаться. Как страна, мы ушли от «потребительского» отношения к окружающей среде, к экологии и природным ресурсам, мы стали более внимательно относиться к людям. То есть, если где-то на Западе какие-то инициативы в этом плане часто являются добровольными, в России они обусловлены строгим законодательством и уже являются обязательными для бизнеса.
— Завод сравнивают с производством в Ачинске, говорят о неизбежном разрушении экосистемы и вреде экологии Ленобласти.
— Ачинский глиноземный комбинат — известная история, там есть сложности с экологией, город с 1 сентября был включен в федеральный проект «Чистый воздух». Но важно помнить: на АГК реализована технология на местной сырьевой базе — нефелиновой руде и известняке. На тонну глинозема расходуется 5 тонн нефелинового сырья и 8 тонн известняка. Кроме высоких прямых затрат энергии на технологический процесс спекания шихты и связанных с ним выбросов диоксида углерода, дополнительные выбросы происходят от декарбонизации известняка.
Тем временем на новом заводе будет использован способ Байера, который является самым энергоэффективным из всех способов получения глинозема (удельные энергозатраты в 4 раза меньше, чем на АГК) и соответственно создает наименьшую нагрузку на окружающую среду по углеродному следу. Он будет полностью ориентирован на переработку бокситов высокого качества. А для получения тонны глинозема их нужно в 5 раз меньше, чем нефелинов. Соответственно и сам ЛГЗ будет намного более компактный, и на нем не будет главного источника выбросов пыли и топочных газов — передела спекания шихты! Так что сравнение ЛГЗ с Ачинском неправомерное: разное сырье, разные способы производства, разный расход сырья и энергии в конечном счете дают несопоставимое воздействие на среду.
— Что вы можете сказать о загрязнении воды и воздуха выбросами, о последствиях организации хранилища красного шлама? Насколько серьезны связанными с этими факторами опасения?
— Про воздух я уже частично сказал выше. Добавлю, что выбросы в атмосферный воздух с печей кальцинации глиноземного завода представляют собой смесь водяного пара и продуктов сгорания газового топлива, то есть аналогичны, например, газовой электростанции. Что касается воды, основываясь на уже звучавших заявлениях и моих знаниях этого производства, я могу ответить следующее. Современные производства строятся по принципу замкнутого цикла, в первую очередь это замкнутый водооборот, который исключает сбросы стоков в грунт или в водоемы. Это относится и к самому глиноземному производству, и к способу хранения шламов — промышленная вода используется многократно внутри контура системы и не угрожает внешней среде. Защита атмосферы обеспечивается закрытыми цехами с системами газоочистки и фильтрации воздуха, аспирации и пылеподавления — на всех этапах производства. Что касается шламохранилищ, то там, во-первых, почва изолируется от шлама прочными изоляционными материалами, а во-вторых, нам говорят о сухом способе хранения шлама. Это означает, с одной стороны, что исключаются риски разлива шламовых отходов и попадания их в почву и водоемы. С другой стороны, шлам будет храниться в крытом пространстве и будет орошаться для того, чтобы исключить пыление. Красный шлам, кстати, относится к четвертому классу опасности (малоопасные отходы), к этой же категории относится, например, строительный мусор. Его складирование, организованное сухим способом с гидроизоляцией основания и системой пылеподавления, полностью обеспечивает экологическую безопасность.
Добавлю еще один момент: пылеунос после современных систем пылегазоочистки минимальный. Об этом неспециалисты вряд ли думают, но пылеунос — это прямые производственные потери товарного продукта (собираемая пыль возвращается в производство). Так что системы аспирации с пылегазоочисткой — это часть технологической линии, а не так называемые на техническом языке «экологические мероприятия».
— Тем не менее, как можно гарантировать, что новый завод будет безопасным?
— Я все-таки не представитель компании или государственного контроля, поэтому обсуждать какие-то гарантии с моей стороны не совсем корректно. Могу пояснить только как это работает. На мой взгляд, у компании Русал достаточно компетенций, практического опыта и главное самомотивации (об это я говорил выше), чтобы обеспечить экологическую безопасность для окружающих. У нее есть собственный научно-технологический комплекс, непрерывно работающий над совершенствованием производства. Это видно по количеству публикаций, патентов и научных конференций с их участием.
Основа самомотивации компании базируется на простом факте, что заводы такого масштаба проектируются на 50 и более лет вперед, поэтому соблюдение всех стандартов — не только экологических, но и в социальной сфере — важнейшая составляющая, необходимая для успеха инвестиций в долгосрочном периоде. При технико-экономической оценке проектов учитываются не только финансовые показатели, но и риски. Поэтому такого уровня риск, как экологический, который может остановить работу уже построенного завода, компания, очевидно, всеми силами постарается исключить. Весь комплекс экологических аспектов проекта разрабатывается профильными специалистами, а затем проходит сложную и обязательную государственную экспертизу. При детальном проектировании завода нужно будет также учитывать такой дополнительный фактор, как особенности местной экосистемы. Добавлю также, что сегодня полностью отработаны законодательные механизмы регулирования реализации такого рода инвестиционных проектов.
