В эти дни в нашем городе побывал Славомир Мрожек - польский драматург, уже зачисленный в классики XX века. Пьесы мастера идут по всему миру, в Петербурге можно увидеть его "Танго" в Молодежном на Фонтанке и "Банан" в Театре им. Ленсовета. В советское время произведения Мрожека были под запретом - во-первых, он сбежал из социалистической Польши (сначала в Италию и Францию, затем долгие годы жил в Мексике), во-вторых, пьесы его - парадоксальные, метафоричные, наполненные абсурдом, были чужды соцреализму. В Петербурге пан впервые.
Неужели не "расколется?"
...Журналистов пан Мрожек разочаровал - он не давал интервью! То есть и не отказывал, но добиться развернутого ответа ни на один из вопросов оказалось невозможным. Более того, когда на приеме в Польском консульстве один из уважаемых режиссеров пытался вызвать мэтра на дискуссию о путях развития театра в XXI веке, драматург и тут сумел отделаться невнятными междометиями. "Какой-то не от мира сего", - ворчали интервьюеры. Надежда, что пан Мрожек разоткровенничается, оставалась на его встречу со студентами Театральной академии: неужели его не тронут чаяния пытливой молодежи!
...Студентов набился полный зал Учебного театра. Поднявшийся на сцену пан Мрожек выглядел несколько удивленным. На глазах - затемненные очки, и все равно гостю пришлось щуриться и даже прикладывать ко лбу ладонь козырьком, чтобы всмотреться в лица, потому что прямо на него был направлен беспощадный прожектор (что делало встречу немного похожей на допрос).
Как библейский NN
Профессор академии Павел Викторович Романов, открывая встречу, рассказал, что большинство пьес Мрожека ставилось в институте, сначала под именем автора, а когда он впал в немилость - в эпизодах, сценках, которые игрались уже как создания некоего библейского NN. Когда один из выпускников решил защищать диплом по пьесам Мрожека, это закончилось тем, что диплома он не получил, а ректор и секретарь партийной организации были вызваны "в соответствующие органы". Благодаря перестройке или вследствие антиалкогольной кампании - ну, в общем, когда идеологам стало не до Мрожека, - спектакли по его пьесам вновь появились, в них играли многие студенты, так что драматурга вполне можно считать педагогом академии.
...Бурная реакция на эти слова последовала только со стороны студентов, пан Мрожек остался невозмутимым. Собственно, как и на протяжении всей встречи. Ведущий предложил подавать записки с вопросами, пояснив: "Смоделируем мрожековскую ситуацию: по одной из его пьес, когда люди находятся на плоту, к ним периодически подплывает почтальон".
Время шло, шло...
Сначала пана Мрожека попросили рассказать о себе. Он отвечал едва слышно: "Я даже не представляю, что говорить: Постараюсь ответить на вопросы, но много вопросов - это не очень хорошо. Я родился в 1930 году. Потом время шло, шло, шло:" На этом пан Мрожек повествование закончил. По залу пробежал нервный смешок, тогда гость прибавил к биографии новые штрихи: "В Польше я жил до 35 лет, а потом неожиданно бежал: Потом еще прошло много времени, и четыре года тому назад я вернулся".
Следующий вопрос был глубоким: "Свободный ли вы человек?" - "Пока это возможно, я свободен. Но все-таки всегда с большим трудом". Кого из драматургов он может назвать учителем? Пан Мрожек задумывается, затем произносит уж совсем неожиданное имя: Островский. В зале недоверчиво переглядываются: русский реалист как предтеча театра абсурда? "Считаете ли вы себя великим драматургом?" - "Я на эту тему никогда не думал, в этом нет никакого смысла". - "Вы всю жизнь зарабатывали драматургией?" - "Когда мне было 20 лет, я начал писать и до сих пор этим зарабатываю". - "Счастливы ли вы и есть ли заветная мечта?" - "Я считаю, что до сих пор - а это уже много лет - я абсолютно счастлив, потому что по своим возможностям сделал то, что в силах. Если еще что-то удастся - ну и хорошо. А заветной мечты нет". - "Что вы думаете о сегодняшнем Петербурге?" - "Я здесь всего лишь десять дней (Переводчица поправляет, что - пять. Видимо, пану день показался за два. - Е. П.). Я здесь ничего больше не делаю, кроме как думаю и удивляюсь. В таком состоянии, видимо, и поеду домой".
На целый ряд вопросов мэтр отвечал уж совсем односложно или уклончиво. Особенно на глубоко философские, к примеру: "Можете ли вы дать определение, что такое театр, искусство?" - "Это все очень важно, но только после многих трудов можно как-то сформулировать. Не могу ответить". - "Считаете ли вы, что справедливое устройство общества возможно?" - "Возможно".
От некоторых дотошных расспросов ведущий избавил гостя, ответив за него на записку: "Почему вы так малословны?" - "Каждый отвечает так, как он считает необходимым". Пан Мрожек согласно закивал.
Мрожек улыбается
Студенты остались довольны встречей: было много странного и непонятного, а значит - притягательного. И смеялись много, хотя сам Мрожек ни разу не улыбнулся. Вернее, ровно один раз, когда его специально попросили об этом в записке. Но даже по заказу, хоть гость и старался, получилось как-то вяло.
...Вытянуть "великие истины" из мэтра не удалось, и все-таки у собравшихся осталось ощущение, что "прикоснулись к вечности", тем более что в автографах пан Мрожек никому не отказывал.
"Солнце" светит не всем 
«Подлецов не играю!». Иван Краско о судьбе артиста и молодой жене 
Шекспир - плохой автор? Олег Басилашвили о Ромео, режиссёрах и демократии 
Грызу профессию изнутри. Елизавета Боярская о равнодушии к успеху и зависти