Иоанно-Богословский Череменецкий монастырь - не очень старый, всего с конца XV века он известен. На длинном, вытянутом с севера на юг Череменецком озере, что под Лугой, был островок у западного берега, там-то и основан был монастырь, по легенде - по повелению самого Ивана III.
На руинах
Мало осталось от монастыря. А ведь когда-то он занимал собою весь остров, на дореволюционных снимках его многочисленные здания отражались в водах озера. И даже на снимке 1949 года был цел Иоанно-Богословский собор - самое величественное сооружение монастыря. Сейчас от собора, высоко стоявшего на искусственном холме посреди острова, осталась только алтарная часть из бута. Все остальное погибло после взрыва, который организовал в начале 60-х годов председатель местного колхоза, - он так и с религией боролся, и стройматериалы для сараев добывал.
Разоренный монастырь долгое время служил пристанищем сначала для школы садоводства, а потом для турбазы, о которой до сих пор напоминают типовые садовые скамейки и урны, натыканные по всему полуострову (остров уже давно соединили с материком дамбой). Уцелевшие монастырские постройки ветшали, огромные деревья рвали корнями фундаменты, все приходило в запустение и негодность.
И посреди этого хаоса в 1997 году появились люди - молодой игумен Митрофан и сколько-то монахов, причем монахи все время менялись, и только игумен неизменно оставался во главе крошечного братства, старавшегося вдохнуть прежнюю жизнь в изуродованную местность. Да еще одна старушка все время была здесь - задолго до монахов, когда только смотрители здесь жили от Александро-Невской лавры, к которой был приписан монастырь. Маленького роста, миловидная, проворная как девушка, она сновала в трапезной - кормила народ, возилась в огороде, который расчистили от многолетнего хлама. В тесном помещении кухни из обыкновенных продуктов она ухитряется делать вкусные, хоть и очень простые блюда, и варить в кастрюле чай, который по одной чашке никто не выпивает - все приходят за добавкой.
Всеобщая мама
Старушку эту звали за пределами Череменецкого монастыря Марией Петровной Жуковой. Здесь она - матушка Мария, пятнадцать лет с поварешкой и с тяпкой. Как она тут оказалась? Откуда пришла? Кого оставила в прежней жизни?
- А я, дорогая моя, здесь оказалась по промыслу Божиему. Я была прихожанкой Александро-Невской лавры, жила в Ленинграде, как начал монастырь обживаться, я стала тут поварихой и алтарницей. Я ведь до этого в столовой работала, так что дело знала. А до столовой 21 год отработала на "Светлане" - делала лампы для подводных лодок. И не была я религиозной, нет, дорогая моя, не было в нашей семье этого заведено. Нас у отца с матерью девять деток было, мама правда всех нас крестила, но в церковь мы не ходили, у родителей в комнате была иконка, они как-то тихонько молились, но нас, детей, молитвам не учили. Это потом я стала чувствовать потребность в посещении храма. А сюда как приехала впервые - и поняла, что лучше места на свете нет.
- Но ведь здесь мужской монастырь. Почему вы не ушли в женский?
- Я просилась в женский монастырь, потому что здесь житье тяжелое было поначалу - все вручную, все на себе. Правда, говорят, в женских монастырях тяжело уживаться, особенно в возрасте, сестры друг друга порой так укоряют, что до слез. Но меня и не отпустили, сказали, что я здесь нужна. А потом я и сама поняла - они же все как дети, без меня не смогут. Я за них за всех переживаю, хотя, бывает, и ругаюсь с ними. А как же! И ору, честное слово, ору на них, когда тихим словом пронять не получается. И они понимают, хотя и обижаются поначалу, потом подходят: "Да, матушка Мария, вы были правы, мы заслужили такое обращение". И только я в Питер ехать соберусь, они сразу стонут: "Возвращайтесь скорее, не будьте долго там, нам тут без вас никак!" Вот идет настоятель наш, отец Митрофан. Молодой ведь настоятель, Митрофанушка, бывало, зайдет в трапезную, кричит: "Мама!" - ищет, стало быть, меня. Один паломник даже сказал мне: "Какого сына вы замечательного, матушка, вырастили". А я и не поняла сразу, о ком это он, - мой-то сын родной тут давно был.
- Не навещает вас сын?
- Иногда приезжает, порой что-то по хозяйству мне тут даже поможет. Он раньше в море ходил, а теперь в строительной бригаде работает. Внучки - а у меня две девочки, одна в институте уже учится, вторая помладше, - тоже давно не приезжают, зачем им к бабке-то да в монастырь, им дискотеки сейчас нужны. Вот вырастут - даст Бог, поймут. Я ведь тоже не сразу поняла, тоже по танцам бегала. А своенравная была, своевольная! И маме своей грубила, и делала то, что хотела. А как муж умер, пожила я одна четыре месяца - и ушла сюда. И сыну с семьей оставила свою квартиру. С мужем-то я 37 лет прожила, очень его любила, уважала его и ублажала, теперь-то молодые ублажать друг друга не умеют, только за себя кричат.
Это надо пережить
- Когда вы сюда только что приехали, вы ведь не были монашенкой?
- Не была. Жила при монахах, а сама мирской была. А потом мне как сказал настоятель, что надо идти в монахини, я испугалась даже: да как же я смогу, я же неподготовленная, многого не знаю, такая невоздержанная, могу и слово обидное сказать. И знакомые все мои заахали: "Ой, Маня, да как же ты в монашенки пойдешь, ты же в миру столько жила?" А потом постриг меня Ефимушка - отец Ефимий, настоятель Тихвинского монастыря, друг нашего настоятеля, они вместе из Ростова пришли. И я так рада, что мне мое имя оставили - Мария. Вот спрашивает Ефимушка: "Ну, что ты чувствуешь?" А я и не чувствую ничего, даже как-то обидно мне. Только через день стало приходить ощущение, что я теперь не в миру. А потом это ощущение очень укрепилось, оно и дает мне силы, я ведь уже старая стала, но сил как будто прибавляется, а я и не отдыхала уже 15 лет, отпусков в монастыре нет. Но объяснить свои чувства я не могу, это пережить надо.
- Вам было здесь трудно?
- Очень было трудно. Я ведь прописана в Ленинграде была, пенсию надо было получать раз в месяц. Вот я поеду за пенсией, потом на все деньги накуплю продуктов, положу в рюкзак, с рюкзаком в электричку, даже дачники все расступались, видя такую старуху. А затем рюкзак этот до монастыря дотащу, потом еду готовлю. Теперь легче стало. И рыбку стали сами разводить в пруду - вот тут, возле дамбы, пруд выкопали, и в озере когда что монахи поймают, и макароны сами стали делать. Грибов на зиму на полигоне насобирают, а я засолю. Но и работы прибавилось, потому что стало больше народу. Приезжают паломники, иной раз до полусотни человек приедет, всех покормить надо и всем слово доброе сказать.
Наследники идолов