Примерное время чтения: 9 минут
280

Кама Гинкас: «Я – не высокий лирик, я низкий «драмадел!»

Этот спектакль – результат творческой работы в соавторстве со сценографом Сергеем Бархиным, предложившим стильное решение пространственной среды пьесы. Среди исполнителей главных ролей – корифеи театра Игорь Волков и Семен Сытник, а также молодые артисты Мария Луговая и Юлия Марченко. На пресс-конференции с участием мастера побывал наш корреспондент.

– Кама Миронович, скажите, что же все-таки заставило вас поставить спектакль на сцене Александринского театра и как вы оцениваете свое возвращение в Петербург? Есть ли разница между московскими и петербургскими театрами?

– С Ленинградом меня связывает очень многое. Во-первых, я здесь учился. Во-вторых, я здесь женился. В-третьих, здесь у меня родился ребенок. В-четвертых, я здесь пытался ставить спектакли, правда, с большими паузами, которые кастрировали и закрывали. Так что я очень хорошо помню Ленинград. После большого десятилетнего перерыва вдруг ленинградцы устроили фестиваль спектаклей Камы Гинкаса, пригласив четыре моих спектакля. Это было году так в 91-м. Надо сказать, что я волновался чрезвычайно, потому что это была встреча с той немногочисленной публикой, которая еще оставалась и помнила меня. Очень удивило тогда, что на Невском проспекте растянули баннер «Фестиваль спектаклей Камы Гинкаса». А что касается идеи постановки на сцене Александринки, то начнем с того, что Фокина я знаю уже давно. Он ставил в нашем Московском ТЮЗе спектакль, который совместно с замечательным спектаклем Генриетты Яновской «Города» триумфально представлял в Авиньоне российское искусство в те времена. Поэтому, что такое Фокин, что он может и что он умеет – я знаю. А так как я все-таки практик театра и давно служу и знаю все обстоятельства, то я догадывался, зачем им он и что Фокин может сделать для Александринского театра, только сам участвовать в, простите за вольности, «очистке Авгиевых конюшен» и возведении на этом месте нового театра я не чувствовал силы. Я решил, что пусть он «почистит», а потом, если захочет, я приеду. Что и случилось. Когда он второй раз предложил мне, я уже видел спектакли, артистов, я знал, что происходит в театре. Что я могу сказать… Ведь Фокин построил уже второй театр. Он это делать умеет замечательно. Не без удовольствия я отмечаю: то, что здесь будет дисциплина, – я знал, то, что здесь все будет «крутиться», как и должно быть, – я был уверен. Но здесь потрясающая творческая атмосфера. Все жаждут что-то делать. Я работал во многих театрах России, работал за рубежом. И я знаю, что производственные театральные цеха стараются увильнуть от сложностей, которые искусство им предлагает: «Мы подумаем! Потом!» и т. д. Здесь я с этим не встречался. Не думаю, что это лишь отношение ко мне, я почти уверен, что это атмосфера театра. Теперь про разницу в театрах. Разницы в них нет никакой. Хорошие театры – одинаково хорошие везде, плохие – одинаково плохие везде, что за границей, что в России. Плохие артисты – одинаковы, хорошие – одинаковы! Вот и все.

«Гедда Габлер – это девчонка, а не дама»

– Спектакль «Гедда Габлер» вы уже ставили. И вы вновь к этой пьесе возвращаетесь?

– Да, я ставил «Гедду Габлер». Это было очень давно. И мечтал поставить еще разочек. И я пытался ставить пьесу за границей. По разным обстоятельствам это отпало. Я участвовал в постановке моей студентки, которая поставила «Гедду Габлер» 4 года назад с молодыми артистами. Мне очень нравится эта пьеса, и мне казалось, что мы не все тогда при первой постановке сказали. Ту постановку я делал с замечательными артистами – Сергеем Юрским и Натальей Теняковой. Мне хотелось ведь даже сделать фильм «Гедда Габлер», и в Финляндии я начал было это делать. И когда Фокин предложил мне что-то делать – я сразу сказал: «Гедду Габлер!» И ему это показалось интересным. На самом деле, кто хорошо знает эту пьесу и знает историю этой пьесы – она никогда не имела успеха. Хотя это одна из самых гениальных пьес. И Чехов столько украл из этой пьесы! Ведь Чехов учился у Ибсена и, в частности, у этой пьесы. Для меня очень важно, что Гедда Габлер – это девчонка, а не дама. Для меня очень важно, что ее муж и все остальные действующие лица, за исключением Tea, это люди гораздо старше ее, люди совсем другого поколения. Тогда, когда я ставил пьесу в Москве, эти задачи я не мог решить, потому что были те артисты, которые были.

– Получается, что Гедда – это поколение рассерженных молодых людей?

– Я не знаю, в какой степени молодые люди рассержены. Но мне кажется, что Гедда не столько рассерженная, сколько является порождением всяких переломных исторических моментов, когда определенное поколение намерено жить так, как оно считает нужным, и не хочет учитывать ничего того, что было до них. А самое главное – либо жить сейчас и иметь все, либо вообще не надо жить, потому что это – бессмысленно! Ждать вот этой дряхлости, которая, как кажется девочке, уже наступила у сорокалетних…

– Можно задать вам вопрос про спектакль «Черный монах»? В телевизионном формате постановки в финале не чувствуется высокого лиризма… Почему?

– Высокого лиризма у меня нет! Понимаете, я не высокий лирик, я низкий такой вот драмадел… (Улыбается.) Тем и гениален Чехов, что разные люди, разных национальностей и разных религиозных вероисповеданий находят свое. Вы увидели там лирику и увидели там музыку, я увидел оскал смерти, потому что последняя фраза у Чехова: «Он звал Таню, звал большой сад с роскошными цветами, обрызганными росой, звал парк, сосны с мохнатыми корнями, ржаное поле, свою чудесную науку, свою молодость, смелость, радость, звал жизнь, которая была так прекрасна. Он видел на полу около своего лица большую лужу крови и не мог уже от слабости выговорить ни одного слова, но невыразимое, безграничное счастье наполняло все его существо. Внизу под балконом играли серенаду, а черный монах шептал ему, что он гений и что он умирает потому только, что его слабое человеческое тело уже утеряло равновесие и не может больше служить оболочкой для гения. Когда Варвара Николаевна проснулась и вышла из-за ширм, Коврин был уже мертв, и на лице его застыла блаженная улыбка…» Если вы когда-нибудь видели покойников, то у них на лице отнюдь не лирическая улыбка!

– Будьте добры, расскажите про Апраксин переулок…

– Апраксин переулок… Я каждый день ходил по улице Росси и по Фонтанке. Потому что жил в Апраксином переулке, в угловом доме. Там обитала однокурсница Генриетта Яновская, на которой я со временем и женился. Дальше мы там с ней стали жить в коммунальной квартире. Там, в пятиметровой комнате собирались наши однокурсники – мы замечательно проводили время, обменивались всякой интеллектуальной информацией, сочиняли сценарии для будущих спектаклей. Мой сын в 11 лет написал по школьному заданию сочинение на тему: «Место на карте Родины, близкое твоему сердцу». Он написал про Апраксин двор – потрясающе! Он передал атмосферу Апраксина двора, не вот этого турецкого квартала, а того прежнего – пустого голландского городка с двухэтажными домиками одинакового стиля. К нам на Апраксин переулок из БДТ заходил в гости Сергей Юрский, для того чтобы познакомиться с нашим другом Иосифом Бродским. Туда приходили замечательнейшие люди того времени, потому что тогда встречались не в ресторанах, а на кухнях и 5-метровых комнатах, как у нас.

Взгляд со стороны

Валерий Фокин, художественный руководитель Александринского театра:

– Я чрезвычайно рад этой работе «Гедда Габлер». Некоторое количество лет назад я предлагал Каме Мироновичу сотрудничество. Но хорошо зная ситуацию того времени в театре, он, сидя в «Красной стреле», весьма скептически на меня посмотрел, сказал, что я сумасшедший, словом, он мне не поверил. Но сегодня он поверил! (Смеется.) Со стороны артистов я уже слышал самые прекрасные слова. Процесс есть. И я надеюсь, что результат будет. Для меня важно и то, что Кама Миронович вернулся в Петербург. Это очень важно для города и для него.

Наше досье

Кама Гинкас (7 мая 1941, Каунас) – российский театральный режиссер. В шестинедельном возрасте вместе с родителями был заключен в Каунасское гетто, где погибли многие его родственники. Через полтора года семье Камы Гинкаса удалось бежать из гетто, скрываясь у знакомой литовской семьи до освобождения города. Учился в Вильнюсской консерватории (актерский факультет, 1959–1962), затем в ЛГИТМиКе (курс Г. А. Товстоногова; выпуск 1967 года). Жена – режиссер Г. Н. Яновская.

С 1988 года постоянно сотрудничает с МТЮЗом – спектакли «Записки из подполья», «Играем преступление» и «К. И. из «Преступления» по Ф. Достоевскому; «Казнь декабристов», «Пушкин. Дуэль. Смерть» по собственным пьесам; «Золотой петушок» А. С. Пушкина; «Счастливый принц» О. Уайльда; «Сны изгнания», фантазия на темы Марка Шагала, театральная трилогия «Жизнь прекрасна. По Чехову», состоящая из спектаклей: «Дама с собачкой», «Черный монах» и «Скрипка Ротшильда»; «Нелепая поэмка» по Ф. Достоевскому; «Роберто Зукко» Бернар-Мари Кольтеса. В 2009 году состоялась премьера спектакля «Медея», тексты Сенеки, Ж. Ануя. В 2010 году – «Записки сумасшедшего» Н. Гоголя.

Смотрите также:

Оцените материал
Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно


Топ 5


Самое интересное в регионах