Петербург всё чаще сотрясают кошмарные истории, связанные с юным поколением. Буллинг в школе, когда отчаявшийся 11-летка платит одноклассникам немалые суммы, чтобы те перестали его травить. Или чудовищные случаи насилия, когда подростки хладнокровно планируют, а затем расправляются со сверстниками «ради самоутверждения» или чтобы отомстить.
Почему дети не просят помощи у взрослых в конфликтных ситуациях, и где проходит грань между «нормальным» протестом и началом клинически опасного поведения?
75 тысяч, чтобы не буллили
В середине октября родители третьеклассника из Кировского района обнаружили, что семейный бюджет «полегчал» на 75 тысяч рублей. Измученный издевательствами банды 11—12-летних подростков, ребёнок стащил деньги из дома и передал «главарю» своих мучителей.
Узнав о пропаже наличных, мать поговорила с сыном и пошла в полицию. Теперь участники конфликта общаются с инспектором по делам несовершеннолетних.
Но почему мальчик сразу не рассказал родителям, что его бьют и «прессуют»?
Психолог Анастасия Вайнер уверена, что случившееся — не просто случай буллинга.
«Это сигнал о глубокой утрате чувства безопасности и доверия к взрослым. Ребёнок выбрал способ защиты, который был ему доступен, потому что не верил, что кто-то сможет его защитить. Даже дома он не видел поддержки и не мог открыться взрослому».
Распознать, что у ребёнка проблемы, не всегда просто.
«Дети редко напрямую рассказывают о травле. Важно обращать внимание на изменения в поведении и эмоциональном состоянии. Если ребёнок стал замкнутым, раздражительным, часто жалуется на плохое самочувствие перед школой, теряет интерес к друзьям и кружкам, резко падает успеваемость — это поводы насторожиться», — объяснила она.
Как отмечает психолог Елена Саламатова, родителям стоит обращать внимание на пониженную самооценку, проблемы со сном и изменения в аппетите. Они могут свидетельствовать о стрессе или эмоциональных трудностях, а также внутренней борьбе, которую переживает ребёнок. Если вы видите какие-то из этих признаков, первое, что нужно сделать, — выслушать ребёнка без обвинений и чтения морали, дав понять, что взрослые готовы помочь.
«Не стоит устраивать допрос или сразу идти разбираться с обидчиками — это может усилить тревогу. Лучше спокойно собрать информацию и обратиться к классному руководителю, администрации, школьному психологу. Если есть признаки вымогательства, всё необходимо фиксировать официально», — рекомендует Вайнер, добавив, что работа с психологом помогает восстановить самооценку и научиться безопасно выражать свои чувства.
Случаи буллинга в школах происходят из-за отсутствия психологов, уверен депутат городского Законодательного собрания Павел Крупник. Сейчас образовательные учреждения сами решают, брать им их в штат или нет. Но даже если они и есть, указанные Минпросвещения базовые нормы часто не соблюдаются: вместо одного специалиста на 300 детей бывает один на 800 — и то приходит раз в неделю. Такое происходит из-за нехватки бюджета в школах.
«Мы обязаны в наше непростое время ввести институт школьного психолога, чтобы он был штатным, чтобы он получал зарплату не меньше, чем любой учитель физкультуры или физики. Потому что он сейчас на передовой психологии наших детей», — считает парламентарий.
Депутат убеждён, что специалист должен не просто сидеть в своём кабинете и периодически давать детям тесты, а быть другом и старшем товарищем.
«То есть он должен приходить на специальные уроки, например, обществознание и разговаривать с ребятами, обсуждать разные ситуации. Помимо школьной жизни было бы хорошо, если бы психологи учувствовали во внеклассных мероприятиях, например, ходили с детьми в поход», – пояснил Крупник, указав ещё на одну проблему – нехватку опыта у специалистов.
«Естественно, психолог после института ничем не поможет. Но в каждом районе должен быть штаб специалистов, которые бы преподавали и натаскивали школьных психологов, проверяли их квалификацию. У меня есть люди, которые готовы это сделать и организовать. В таких штабах должны рассказывать о различных методиках, объяснять, как сделать так, чтобы дети пошли в кабинет к школьному психологу», – заключил он.
Когда цифровая кровь превращается в настоящую
Однако школьная травля меркнет перед тем, что иногда делают уже подросшие девушки и юноши. Так, на минувшей неделе город потрясла дикая история: в квартире на Среднерогатской улице нашли тело 20-летнего парня, которого шесть раз ударили молотком и восемь — ножом. Следствие установило, что сделал это бывший одноклассник жертвы. После этого вызвал экстренные службы, спокойно назвав адрес и код домофона, а сам попытался свести счёты с жизнью. Вскоре в сети «всплыли» его старые публикации: мрачные посты о ненависти к людям, угрозы «случайной расправы», ролики с игровым насилием и жестокое нейровидео, сгенерированные им самим. Есть данные о том, что юноша прежде обращался к психологу и принимал антидепрессанты, а в семье замечали его отстранённость и замкнутость.
Ещё одна шокирующая история произошла в самом начале этого учебного года. В апарт-отеле на Витебском проспекте было найдено тело 15-летней девочки. На нём было 35 (!) ножевых ранений. Рядом находился практически невменяемый 18-летний парень с изрезанными руками. Позже выяснилось, что школьница из Петербурга и подросток из Южно-Сахалинска познакомились за два года до этого, играя в онлайн-игру. Общение переросло в роман на расстоянии. Парень решил приехать, но мать девочки была против, и та разорвала отношения. Летом юноша начал угрожать бывшей подруге, а одному из приятелей сказал, что «приедет убивать». Многие знакомые отмечали, что он был странным и замкнутым, но в угрозы никто не верил.
Ну а прошлым летом в Петербурге судили школьников, которые заманили 13-летнюю знакомую в лес для записи «необычного интервью» для блога. 16-летний Илья и 15-летняя Анфиса заранее выкопали яму, припасли молоток, продумали маршрут. Парень забил жертву молотком. Позже он расскажет, что это было «убийство для самоутверждения», «как в фильме». История поражает тщательной театрализацией насилия: от сценария в голове — к реальной площадке, «снятого контента» — к попытке превратить убийство в финальный акт собственной «истории».
Где граница?
Во всех этих кровавых драмах чётко прослеживаются три закономерности: подготовка (угрозы, записки, планы, выбор орудий и места), цифровая романтизация насилия (поток «жёсткого» контента, стремление шокировать аудиторию, лайки как суррогат признания) и разрыв контактов (замкнутость и отстранённость, когда долго копится негатив, а затем выплёскивается одним разрушительным жестом).
Психологи называют злость базовым чувством подростка — она помогает отстаивать границы, расти. А опасным симптомом становится неумение распознавать и «канализировать» её — именно тогда облегчение ищут в жёстких играх, рискованных практиках, употреблении разных веществ или реальном причинении боли. В таких случаях нужна диагностика у врача и параллельная работа с психологом, который учит безопасным способам разрядки и выдерживанию фрустрации. Задача врачей, школы и семьи — не подавлять, а научить распознавать и экологично проживать эти чувства.
Мнения экспертов
Психолог-аддиктолог Центра социальной адаптации святителя Василия Великого Ксения Шубина:
«Паниковать не нужно, но игнорировать — опасно. Любые резкие сдвиги в поведении подростка — повод действовать. Первый шаг — исключить медицинские причины: не бояться обратиться к психиатру или неврологу. Подростковый возраст — время гормональных и нейробиологических перемен, и если есть органические или психиатрические факторы, психологические беседы не помогут — нужно лечение.
Второй пласт — социальный. «Клиповое» потребление, культ мгновенного результата и родительская гиперопека разрушают способность выдерживать фрустрацию: не получил желаемое — катастрофа. Отсюда — взрывчатость, депрессивные срывы и поиск быстрых разрядок. Поэтому важно учить подростка безопасным формам разрядки: спорт, телесная нагрузка, структурированные правила.
Представитель аппарата уполномоченного по правам ребёнка в Санкт-Петербурге Алексей Буцайло:
«К каждому подростку „контролёра“ не приставишь: в Петербурге около 900 тысяч детей. Поэтому система опирается на тех, кто рядом с ребёнком каждый день. Первый фильтр — школа: педагоги, школьные психологи, соцпедагоги. Родители могут чего-то не заметить — это нормально, они видят своего ребёнка иначе. Но именно окружение и педагоги чаще всего подают первые сигналы.
Современные триггеры — окружение и цифровая среда. В подростковом возрасте мнение ровесников часто важнее взрослого. Добавьте к этому бесконтрольную среду интернет-контента — и мы получаем ситуации подражания, в том числе трагические.
Главный инструмент — живой контакт и профилактика. Близкий взрослый — не только родитель, это учитель, тренер, любой значимый наставник — часто первым замечает тревожный сигнал. И ровесники тоже: если вы слышите, что друг говорит о рисковых намерениях, отмахиваться нельзя. Система реагирует тогда, когда есть сигнал. Отследить всех невозможно, но услышать рядом стоящего — абсолютно реально. Поэтому просим одного: слушать, замечать и не быть равнодушными».
Подписывайтесь на АиФ в  MAX
|
