Почти три года Георгий Полтавченко состоит на службе у города в должности губернатора. Именно состоит на службе - потому что и несколько поколений его предков - люди служивые, для которых понятия «долг» и «Отчизна» были святыми. Вернувшись в Петербург, новоиспечённый градоначальник присматривался к любимым с детства улицам и людям, их населяющим, пытаясь решить первоочередные проблемы. А город меж тем присматривался к нему. Первый год у Полтавченко ушёл на то, чтобы разобраться с положением дел, второй - на разработку программы действий, третий стал началом её реализации. Сейчас у врио губернатора есть хороший шанс продолжить осознанную созидательную работу. Именно поэтому мы считаем уместным вспомнить один очень доверительный разговор с Георгием Полтавченко, из которого явствует «откуда есть пошла» его семья и какими ценностями руководствуется в жизни тот, кому Петербург однажды уже доверил свою судьбу.
- Георгий Сергеевич, считается, что высоких чиновников портит власть. Однако для многих уже сейчас очевидно, что вы - никакой не небожитель, а живой человек, который и в метро спуститься за труд не считает, и по Невскому гуляет без свиты, и «мигалкой» не пользуется без крайней необходимости. Что вам помогает не забронзоветь на высоких постах, сохраняя адекватное восприятие жизни?
- Вы абсолютно правы: власть портит всех, и я не исключение. Порой ловлю себя на том, что раздражаюсь, когда подчинённые высказывают мнение, отличное от моего собственного. Но я все-таки стараюсь это чувство раздражения перебороть и отнестись объективно к тому, что человек предлагает. Даже высокий начальник не может быть истиной в последней инстанции. Есть у меня и сугубо личное соображение, но, может, о нём стоит сказать. Как известно, один из самых страшных грехов - это гордыня, и если человек, в особенности на высоком посту, будет об этом помнить, работать ему будет легче. В противном случае он станет таким «бронзовым», что начнёт своей тяжестью людей давить. Я стараюсь этого не допускать: наверное, мама с папой так воспитали. Хоть и люблю чем-то действительно достойным погордиться: своей страной, родителями, сыном…
- А вы о корнях своих много знаете?
- По семейному преданию, наш род по мужской линии идёт от запорожских казаков. Несколько поколений моих предков служили на Балтике, а прадед был отправлен на Аму-Дарьинскую флотилию, где отслужил 25 лет, а потом ходил лоцманом по Аму-Дарье. Отец мой, рождённый в Ташкенте, по зову крови вернулся-таки на Балтику и поступил в Ленинградское высшее военно-морское училище имени Фрунзе. В нашем городе он встретил мою маму, чьи предки жили в Петербурге на протяжении примерно 200 лет. Отец её, кстати, тоже был военным моряком. Но в блокаду из семьи в пять человек выжила только моя мама: её отец и брат погибли в ополчении, а мама с бабушкой умерли от голода у нее на руках. Всю блокаду она работала на заводе, а потом на центральном узле связи.
- Как же вы «ухитрились» родиться не в Ленинграде?
- После училища отец служил на Черноморском флоте, а я родился в Баку, где гостила у знакомых моя мама. Потом мы переехали в город Поти, где отец командовал дивизионом противолодочных кораблей. После того как в 1960 году Хрущев сократил численность армии и флота, отец на берегу служить не захотел, и мы вернулись в Питер. Бывший боевой офицер сначала гонял буксир по Неве, а потом мало-помалу дорос до большой должности в Балтийском морском пароходстве.
Жили мы в коммуналке на Невском, 5, где у мамы была комната, в первый класс я пошёл в 210-ю школу - в двух шагах от дома, а после восьмого класса поступил в знаменитую 211-ю физико-математическую на Гороховой. И когда её закончил, нам наконец-то дали отдельную двухкомнатную квартиру на улице Крыленко.
В юности, кроме спорта и чтения книжек, самым любимым занятием у нас было хождение по музеям: выходили из школы и решали, что пойдём смотреть. Например, сегодня - картину «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» в Русском музее, а завтра - какой-нибудь шедевр в Эрмитаже. Этот юношеский опыт потом здорово помогал мне в жизни: незабываемое ощущение красоты, в которой ты вырос, воспитывает душу. Ну, и родителям я благодарен: у меня было по-настоящему счастливое детство. Очень много для понимания жизни мне дал отец: мы подолгу гуляли с ним вечерами, он рассказывал мне об истории города, а потом, став дедом, продолжал эти прогулки - уже с моим сыном.
- Говорят, что Петербург - город с особым характером, который сам по себе - учитель и воспитатель…
- Город наш хоть и строился как имперская столица, но, на мой взгляд, красота его всё же не парадная, а тихая и строгая. Да, характер у него непростой. Он радушный, но не добренький - не терпит фальши, пускает всех, да не всех принимает. Не Москва, которая, как большой котел, переварит любой овощ, сколько ни клади. Питерский характер покладистым не назовёшь: у него на всё есть свое мнение, и - к вопросу о гордыне - не всегда с ним можно согласиться. Одно слово - город трёх революций… Но я никогда не забуду, как лет в 14-15 вернулся в Ленинград после длинных каникул утренним поездом. Было совсем рано, я вышел на полупустой Невский - и меня словно пронзило: ёлки-палки, как давно я здесь не был! И как хорошо, что я, наконец, дома. Это удивительное чувство меня с тех пор не покидает. Не в обиду москвичам, признаюсь: прилетая туда в командировку, не понимаю, как я тут прожил одиннадцать лет? Другое дело - Питер. Я в нём живу, а он живёт во мне.
- Стало быть, ваше возвращение было судьбой предначертано?
- Когда мы с Владимиром Владимировичем Путиным были в Череповце, он меня спросил: вы своё назначение расцениваете как понижение или как повышение? И я честно ответил: «Как радость». Я знал, что рано или поздно вернусь в Петербург навсегда. А тут такой подарок судьбы: возможность не просто вернуться, но и успеть сделать для города что-то хорошее. Хочется верить, что у меня это получается.
- Когда вы встречаетесь с Борисом Грызловым и Николаем Патрушевым, которые тоже были выпускниками 211-й гимназии, предаётесь школьным воспоминаниям?
- Мы ведь в те годы знакомы не были, нас позже жизнь свела. Но теперь, конечно, вспоминаем о том, что наша школа славилась своими командами по игровым видам спорта, потому что все мы были активными членами сборных по волейболу и баскетболу. Я баскетболом начал заниматься с десяти лет, да и сейчас ещё поигрываю, хотя сил и времени остаётся всё меньше. Люблю баскетбол за то, что это по-настоящему интеллектуальная игра: за доли секунды надо просчитать массу вариантов - дать пас или пройти с ведением, кого-то обыграть или сделать бросок…Не только руки-ноги работают, но и голова. А поскольку рост у меня в принципе не баскетбольный, приходилось много думать.
- Эта привычка вам наверняка и в вузе потом пригодилась, где вы усердно изучали космическую медицину. Но красный диплом всё-таки не заработали?
- В Ленинградском институте авиаприборостроения было очень интересно. Но открою вам страшную тайну: отлично я учился только на Высших курсах КГБ.
- Это был ваш выбор?
- В 1978 году я уже работал в Невском райкоме комсомола, и предложение пойти на службу в органы меня застало врасплох. Мне казалось, что я такой чести ничем не заслужил: ведь считалось, что туда берут лучших из лучших. И ещё долго мучился сомнениями, пока не прибыл к месту учебы в Минск: оказалось, что я далеко не самый худший из курсантов. И я вовсе не стыжусь тех лет, когда служил в правоохранительных органах.
- И в идеалы социализма искренне верили?
- Конечно, я верил, что дедушка Ленин нас искренне любил и сердце рвал за страну. И только в зрелом возрасте познакомился с подлинными свидетельствами того, что этот дедушка на самом деле творил. Для меня это был настоящий шок.
- Вы не чувствуете себя белой вороной среди политической элиты, где многие веруют «по должности»?
- Поверьте, и в этой среде много истинно верующих, хоть они и не считают нужным об этом много говорить. Вера - дело тонкое. Господь может призвать человека в любой момент. Когда нет идеологии, люди всё равно к чему-то тянутся. Многие считают, что раз нет СССР, так и идеологии быть не должно. А нашей идеологией должна стать тысячелетняя Россия, самобытная страна, без которой мир жить не сможет. Россия - это коромысло, на котором висят две чаши, Запад и Восток. Сломай коромысло - обе чаши грохнутся, и мир рухнет.
Полтавченко пообещал ввести платный въезд в центр Петербурга 
Полтавченко поддержал идею государственной пожизненной ренты в Петербурге 
В достатке и комфорте. Какой путь пройден за три года командой Полтавченко? 
Полтавченко: петербуржцам не стоит беспокоиться за растущие цены на еду 
Поколение промахнувшихся? Писатель Даниил Гранин - о войне и мире.