Монахи в руинах. Православный стрит-арт в петербургских заброшках

Петербургская художница Ника Клёцки работает в необычном жанре даже для петербургского андеграунда. Предмет её творческого поиска — религиозный стрит-арт в пространстве заброшенных зданий.

«Этот разрушенный дом стоит за городом. В нем нет лестницы, точнее часть, где она была, разрушена. В прошлом году, летом, я смотрела с опаской на это место. Чувство, что здание может рухнуть в любой момент. Этой зимой я залезла по доскам на второй этаж, сделала работу. Потому что лёд склеил бетон и деревянные перекладины. Пожалуй, это самая экстремальная из всех моих работ», — говорит Ника о своих трёх монахах на стене полуразрушенного особняка.

Религиозный стрит-арт — логичное продолжение церковной традиции в светском обществе, но не её дублирование. Таких мастеров — трое на всю страну. Где же в Петербурге можно увидеть эти необычные работы? Как хрупкой женщине удаётся создавать огромные композиции на ледяном ветру? Как относится церковь к такому искусству? Об этом spb.aif.ru беседует со стрит-арт художником, куратором проектов «Русский стиль» и «После иконы» Никой Клёцки.

Рисунок — маяк

«Стрит-арт — это поиск, и мне нравится, что к этому явлению стало обращаться большее число зрителей. Они разделяют мои ценности, мироощущение и понимают где-то больше, чем я. Интересно, как смотрят сквозь призму своего опыта писатели, музыканты и видят мои работы как-то иначе. В этом плане мне нравится идея того, что рисунок выступает сигналом. Будто ты находишься в пространстве и оставляешь маяки, по которым собираются единомышленники. Это не финальная картинка, а сигналы того, что я вот здесь и у меня вот такие ценности. Если вы близки мне по духу, нам по пути», — рассуждает художница.

Ника родилась в Петербурге, она любит центр и ей не нравится, когда трогают архитектуру. В городе есть немного мест, где можно порисовать — дворы, кластеры. Их и нужно использовать. Хорошо, если бы выделили какой-нибудь недействующий завод под такое музейное пространство, площадку, на которую каждый бы мог приходить и создавать работу. Даже не обязательно проводить туда тепло, достаточно сделать его безопасным. Но культурное пространство живое, оно быстро развивается, поэтому Ника не жалуется, ведь оно формируется быстрее, чем мы успеваем опубликовать информацию о нём.

«Всегда нравилось рисовать большие работы, а к старит-арту меня подтолкнул Антон Беликов, куратор нашего проекта. В условиях мастерской или дома реализовать задумку сложно, и потом холсты у тебя на балансе, ты должен заниматься их дальнейшим продвижением. Мне это не нравится. На забросе этого не нужно. Всё пространство принадлежит творцу — стены, пол, потолок. У меня есть работа, где на полу изображены тени, которые якобы отбрасывают фигуры. Для меня это был психологический прорыв».

Православие, которое впечатляет новизной

Ника Клёцки изучает философию, ценит эстетику меланхолии, вкладывая в это понятие чувство воли и силы.

«Православие — это не дестабилизирующая меланхолия, а опора, с которой человек созидающий врывается в пространство, и оно уже начинает работать под него. У меня нет ориентиров и авторитетов в плане творчества, которых бы я повторяла. Мы проходим свой путь, создаём новое. Это важный момент, он переключает сознание. Православие может быть если не модным, но впечатлять новизной. И уж точно оно не в аляпистых открытках с ангелочками в мессенджерах. Переживание религиозное может быть как фильмах Бергмана. Такое состояние ловишь в моменте, и это важная часть нашей работы.

Меня поддерживает отец Андрей, настоятель храма Антипы, и священники с Валаама, у нас были общие проекты. То, что меня поддерживает церковь, даёт внутреннее разрешение этим заниматься. Я верующий человек и против мнения церкви не пошла бы. Нередко спрашивают про литургическую роспись, иконопись, но там своя традиция, свои мастера, я знаю своё место и не вторгаюсь в это. По поводу своих профессиональных планов не рискую загадывать: что будет, то и будет. Я оставляю открытой дверь, готова для любых проектов, в том числе некоммерческих, если они заряжены классной идеей. Интересуюсь самыми необычными формами».

Ника считает, что талант человеку дан не для того, чтобы он смог сделать из него профессию и зарабатывать на нём. В жизни нам трудно справляться с эмоциями, стрессом, а талант помогает преодолеть драматичные моменты. Единственный здоровый способ из этого выйти — спорт или творческие проявления. Для неё искусство часто становится ключом к решению проблем, возможностью объяснить непостижимое на понятном языке. И это точно не техника и продажи.

Пишут гадости не потому что злые

Работы на заброшках всегда вызывают яркие эмоции. В сравнении с холстами стены выигрывают, ведь это целое пространство, в котором работает каждая деталь — и свет, и объёмы. В комментарии под одной из работ Нике написали, что её монах под мостом стоит будто свая и увидели аллегорию: монахи подобно столпам держат этот мир как мост. Ника признаётся, что сама об этом и не подумала, когда рисовала. И отклик зрителей помогает глубже проникнуть в свою же идею. Но сообщения приходят разные.

«Сталкиваюсь с эмоциями низкокачественными, быстрыми — обругать, уничтожить. А есть глубокие переживания, которые побуждают человека мыслить. Для этого нужно обладать насмотренностью, изучать историю изобразительного искусства, чтобы уметь соединить две точки в пространстве — прошлое и настоящее, увидеть красоту момента, и глупо требовать такое от всех людей. Так что отношусь спокойно к критике. Я тоже могу злиться на что-то непонятное мне, поэтому не отчуждаюсь от этих людей, я не лучше их».

Ника уверена, что при личной встрече хейтеры не нападали бы на неё так рьяно. Люди пишут яростные сообщения не потому, что злые: им неизвестен контекст, незнакома сама Ника. Некоторые конфликты — чисто идеологические, когда человек отрицает её мировоззрение, не глядя на работу вообще. Возможно, ей удалось бы передать свой замысел в беседе. Художница говорит, что открыта и для таких диалогов.

Композиция в руинах

Её работы портили, хаяли, уничтожали. А бывает, люди спустя два года только осмысляют увиденное и делятся впечатлением. При этом изображения уже нет, здание развалилось. И к этому Ника относится по-философски. Искусство не обязательно должно сохраниться на века. Возможно, его красота как раз в смертности подобно человеческой: как оно живёт и со временем выцветает, покрывается плесенью.

«Это очень красивый процесс, и об этом я думала в контексте иконы Андрея Рублёва. А что если он бы увидел её сейчас в таком виде, в каком дошла она до нас? Может, он и не захотел бы её сохранять. Я как художник могу такое предположить. Когда вижу выцветшую работу, думаю всё — выбросить, испортилась».

Тем не менее, работы Ники сохраняются в формате снимков, и это уже искусство в искусстве. Большая удача для неё — попасть в точку, найти уместное пространство, чтобы задумка вписалась в него. Как это произошло с огромной аркой в заброшенном доме на Васильевском острове. Ощущение того, что рисунок был здесь всегда.

«Мне даже порой страшно становится от того, как это случается всё. Я понимаю свои физические возможности и что технически могу сделать из тех материалов, которые у меня есть с собой. А потом вижу, что получилось что-то невероятное, оно превосходит меня саму в разы, ведь я ощущаю себя хрупкой, слабой. Тогда не верится, что это моё.

По-разному это искусство могут воспринимать люди религиозные и нерелигиозные, и мы не знаем, кого сильнее это впечатлит. Религиозное искусство при этом не в массовом сознании, его нет в контексте рекламы и бытовой повседневности. Это очень сакральные и чистые воспоминания, поэтому мы и относимся к нему с трепетом. Я с уважением интерпретирую места, где будет моя работа. Никогда не выберу непристойные условия. Рисование в руинах — это поиск композиции, не просто дублирование чего-либо где угодно, как работает реклама — она всюду и навязчива».

Граффити иного рода Ника не обесценивает и говорит, что без этой культуры не существовало бы и её работ. У всех своя мотивация творить, человек ищет и находит себя в этом сложном мире.

Где посмотреть работы Ники?

«Зимой работать и трудно, и интересно. Мой рекорд минус 17. Краска замерзает моментально, даже строительная превращалась в лёд за 10 минут. Если рисовать баллончиком без перчаток, получишь ожог. Не хотела идти рисовать зимой, но желание сделать что-то сильнее обстоятельств. Когда рисуешь, перестаёшь чувствовать страх, холод. Ты погружён в картинку, находишься на высоком уровне концентрации, поэтому ничто не отвлекает. Также погружаются и спортсмены — никакого движения вхолостую. Всё чётко продумано», — говорит мастер.

На вопрос, бывают ли случайные зрители в момент рисования, Ника смеётся: это было бы неожиданно и страшно. И тут же вспоминает случай, когда они рисовали с другом на заброшенной электростанции.

— Было неприятное ощущение, что мы там не одни, хотя никого не было видно. Тут звонит телефон, я смотрю на друга: что же он не берёт? А он мне отвечает: «Это не мой». У меня всё рухнуло внутри. Поэтому я никогда не рисую в одиночку и не называю адреса, хоть и просят, чтобы прийти посмотреть на работу. Это небезопасно во всех смыслах. Там можно упасть неудачно, провалиться и остаться без помощи. Там могут быть маргиналы, наркоманы. Есть фотографии работ, ими я делюсь в интернете. Вот этого вполне довольно. На заброшках и так часто играют подростки, они любопытны, а если их ещё и подстегнуть, может всё печально обернуться".

Философ и художник. Какую роль сыграл Петербург в жизни Николая Рериха Подробнее