Весной этого года петербургский писатель и историк Александр Смирнов побывал в зоне проведения специальной военной операции в качестве добровольца. С марта по май он служил в составе казачьего подразделения. Он рассказал spb.aif.ru о том, с чем приходится сталкиваться людям по «ту сторону ленты», и какой видится мирная жизнь после возращения.
«Откуда вы, хлопцы?»
Никита Серебряков, SPB.AIF.RU: Александр Александрович, с какими эмоциями вы и другие добровольцы отправлялись в зону боевых действий? Страшно?
Александр Смирнов: Страх сопровождал нас, добровольцев, всегда, это нормально. Паника — вот что вредно. Я видел много ребят, которые, попав на фронт, вообще не понимают, что происходит вокруг. И часто это приводит к ранениям и даже к гибели. Но те, кто осознанно делает выбор и едет помогать нашим, чувствуют себя на своём месте.
Страх есть и у тех, кто на вражеской стороне. Во время поездки на Донбасс мне довелось пообщаться с пленными украинскими военными. Все — молодые ребята, лет по двадцать. Они работали на кухне в военном лагере, кололи дрова. Никто их не обижал, не издевался и не трогал. Я немного знаю украинский язык, разговорился с ними. «Откуда вы, хлопцы?» — спрашиваю. Те отвечают: «Из Тернополя». Стал расспрашивать их про детство, про семью, как они воспитывались. Оказывается, у многих дома и портреты дедов хранятся, которые воевали в Великую Отечественную против немцев, и ордена. «Так почему же теперь против русских?» — спрашиваю. Они в ответ: «Не знаю». Что тут ещё можно добавить?
Но одно знаю точно: те, кто побывал на СВО, возвращаются другими людьми. По крайней мере, большинство. Сразу открываются глаза на происходящее в мире.
— Что, на ваш взгляд, изменилось?
— Сегодня часто муссируется тема притеснения евреев, африканцев, других народов. Против этого так неистово борются в западных странах. Но вот парадокс: за русофобию, за уничтожение русской культуры призвать к ответу почему-то нельзя. Просто понятие «русский человек» нигде сегодня не закреплено формально. Слово «русский» пропало даже из паспорта. В Новороссии мы, наконец, получили возможность самоопределиться.
Впервые за тридцать лет у нас появилась русская армия. Да, в неё входят люди совершенно разных национальностей — это и цыгане, и армяне, и грузины, и таджики. Но все они граждане Российской Федерации, и все называют себя русскими. Вот что ценно.
Когда православные бойцы в нашем подразделении праздновали Пасху, они приглашали к столу однополчан других вероисповеданий. Когда был Курбан-байрам — сослуживцы мусульманской веры накрыли стол и нам.
— Получается, все эти события сделали людей более сплочёнными?
— Даже больше. Ветераны СВО по возвращении домой стали организовывать свои общины, различные объединения в сёлах и городах. После афганской войны и чеченских кампаний была похожая ситуация, но ветераны тех войн в авангарде общественного движения так и не встали. Сегодня в связи с мобилизацией появились особая категория людей, которые начали формировать своеобразную партию. Среди них многие — с высшим образованием. Я думаю, они могут стать тем кадровым резервом, который задаст новый вектор развития нашей культуре, политике. Я бы сказал, за ними будущее.
Нет языка — нет нации
— В период Великой Отечественной у нас были Симонов, Васильев, Быков. А сегодня есть ли аналогичные авторы в России, кто пишет о войне?
— Безусловно, военная операция дала новый импульс нашей литературе. И это вполне закономерный процесс. Вспомните, что у нас произошло после Крымской войны 1853–1856 годов? Если бы не она, мы, возможно, никогда не узнали бы Льва Толстого, создавшего «Севастопольские рассказы». Гражданская война открыла нам Николая Гумилёва, а Великая Отечественная — того же Константина Симонова.
Каждая война, хотя она и страшна, рождает окопные фильмы, окопную прозу, окопные рассказы. Однако это не мгновенный процесс — необходимо время на рефлексию. Вот и теперь так: лишь через год после начала СВО начали печататься материалы о событиях фронта, о добровольцах Петербурга. Уже стала широко известна баллада про щенка в городе Изюм фронтовика с позывным «Роман». Есть и другие пока малоизвестные авторы, но о них скоро обязательно услышат.
Такое творчество, безусловно, воспитывает новое поколение думающих, рефлексирующих людей. Проблема в другом. Пока не хватает подготовленных читателей, которые сумели бы воспринять и оценить. Да, наш читатель уже начал просыпаться, но нужно ему ещё немного помочь.
— Вам не кажется, что есть резкий контраст той обстановки в зоне боевых действий, где вы побывали, и мирной жизни в тылу? Ведь мы продолжаем развлекаться, праздновать, как будто ничего не происходит в мире...
— Я бы назвал всё происходящее побегом от реальности, а ещё точнее — эмоционально-психологическим запоем. Как беспомощные страусы, боясь перемен, прячем голову в песок. Многие наши граждане просто не знают, как себя вести в сложившейся ситуации. Кто-то уезжает из страны... Но события будут развиваться стремительно, и рано или поздно люди осознают правду.
— Грозит ли нам утрата традиционных ценностей?
— Последние тридцать лет нас стараются лишить этих ценностей. Сегодня вокруг одни иностранные слова. «Донатить», «хейтеры», «блогеры» — таких слов в русском языке просто нет. Толстой с Пушкиным точно сгорели бы со стыда. Удар по национальному сознанию — это язык. Если нет языка, то нет и нации.
А ещё стала утрачиваться историческая память. При подготовке к изданию своих книг я работал с эмигрантскими архивами, разговаривал за рубежом с так называемыми «белыми» эмигрантами, уехавшими из страны с приходом советской власти. Как выяснилось, они до сих пор трепетно хранят историю своей родословной.
У нас в России, к сожалению, всё иначе, и этому есть несколько объяснений. Во-первых, после 1917 года советские люди боялись даже хранить у себя дома фотографии родственников с Георгиевским крестом и с другими атрибутами царской России. Идеология того времени запрещала. А сегодня помнить историю своего рода просто невыгодно с экономической точки зрения. В так называемом обществе потребления, где мы все с вами оказались, связь с прошлым кажется чем-то диким, неестественным.
Патриотизм на поле боя
— Может ли история воспитать патриотические чувства?
— Знаю, что в этом году в школах Петербурга и других городов появились новые учебники по истории. Честно скажу, пока их не читал. Слышали фразу «Историю пишут победители»? С ней трудно не согласиться — историю переписывают все и всегда. Но важно то, что человек усвоит для себя из этой истории, какие сделает выводы.
Согласитесь, у всех стран есть свои проблемы. Любить и принимать свою страну со всеми недостатками — это и есть патриотизм. А вовсе не любовь к начальству, к царю. Каждый человек смотрит на себя и думает, что у него много недостатков: и болезни, и черты характера. Но ведь не пытается стать другим, а ценит себя таким, какой есть.
В зоне специальной военной операции я наблюдал много ребят, в ком настоящий патриотизм зарождался прямо на поле боя. Я искренне верю, что любовь к Родине и защита Отечества дают шанс стать цельным человеком.
— А как насчёт закрытия некоторых зарубежных соцсетей, неужели они так уж вредны?
— В некоторых случаях считаю это правильным решением. Нельзя допустить проигрыш в информационной войне. Представьте, если бы в 1941 году был интернет... Никакую войну нам бы тогда было не выиграть.
«Подарок» для жены. Москвичи сняли в Петербурге квартиру с трупом 
Мощи Георгия Победоносца в Петербурге: о чем просить святого? 
Подземка никогда не спит. Пять главных мифов о метро Петербурга 
Дорога жизни в Санаин. Армянское село стало родиной для детей-блокадников