На днях в Филармонии джазовой музыки состоялась презентация книги Владимира Фейертага "Диалог со свингом", посвященная Давиду Голощекину. Собственно говоря, это был творческий вечер музыканта, на котором Фейертаг выступал в своей классической роли ведущего. Делал он это, как всегда, настолько обаятельно и умно, что его комментариев ждали так же, как и выступлений маэстро. Критики, издатели говорили о книге, что она - первая в России, посвященная творчеству джазового музыканта. Достоинством посчитали, что Фейертаг не стал останавливаться на богемной стороне жизни героя и его друзей-джазменов, на что автор ответил: "Там есть фотография, на которой Голощекин с московским ударником Виктором Епанешниковым выпивают. Я думал, на даче, оказалось - в садике у Русского музея!"
Сам Голощекин о работе с Фейертагом отозвался так: "Я целиком доверился своему другу, кому же еще доверять. Думаю, для него это была не работа, а творческий полет, потому что писал-то обо мне!"
Не подрались
- Владимир Борисович, какая была основная трудность в общении с маэстро?
- Найти время. В основном общались в поездах, в номерах гостиниц. На сбор материала ушло года два. Мучительный труд, но мы не подрались и, наверное, уже никогда не поссоримся.
Давид Семенович - человек предельно откровенный, у него много нелице-приятных, резких суждений. Когда редактор хотел что-то смягчить, настоял: "Пусть будет все как есть". Только два предложения вычеркнул: "Мне с этими людьми еще встречаться".
- Рада была послушать ваши комментарии, и вспомнилось, как в былые времена вы рассказывали о джазе на стадионах.
- Тогда джаз был запретным плодом, это имело больший эффект. Джазу повезло бы, если бы его запретили хоть на полгода. Кроме шуток! Когда он был анде-граундом, на него рвались, а на легальный - уже не так интересно, да и надо напрягаться, чтобы постичь это искусство. Давид Семенович играет самый демократичный вид джаза, поэтому у него нет проблем с публикой, к тому же он артист, умеющий драматургически выстроить концерт. Это его природное дарование, а есть музыканты, которые прекрасно играют, но не умеют себя держать, не учитывают психологию публики, я им говорю: "Ребята, ваше место - в студии".
Джаз в Зале Чайковского
- А вы артист?
- Думаю, что меня превратили в артиста, ведь с 1965 года я работал в "Ленконцерте" лектором и мне нужно было заставлять людей себя слушать. Я уже не говорю о том, что с 22 лет преподаю, это тоже требует артистизма. Мне трудно судить о своем мастерстве, но на сцене чувствую себя уютно и, мне кажется, меня слушают.
- Время от времени вы куда-то пропадаете, думаешь: где Фейертаг, бросил джаз, уехал?
- Это мои проблемы, и они не должны никого волновать, нельзя же торчать все время наверху. Я не популярный исполнитель, а музыковед, возникаю когда надо, и у меня масса других забот: выпустил джазовую энциклопедию, в марте буду представлять справочник "Джазовый Петербург от А до Я" с перечнем всех музыкантов, всех мест, где играют джаз.
Если я исчезаю, значит, что-то пишу в берлоге. Сегодня нет уже такой необходимости пропагандировать джаз, поэтому я исчез. Время другое.
Насчет же того, что уехал: Работаю в Москве, горжусь тем, что я единственный лектор, у которого есть абонемент в Московской филармонии, в Зале Чайковского. Уже 20 лет я веду там программу "В мире джаза". В Петербурге же никак не могу договориться с нашей Филармонией, дома я никому не нужен. А там я гость, варяг, они считают честью, что работаю у них. У меня своя публика, музыкантов выбираю на концерты самых разных: москвичей, петербуржцев, иногда нахожу им деньги, чтобы выступили. В столице я больше востребован, чем здесь, это нормально?
Опасный вирус
- А как в вас попал вирус джаза?
- Да я ведь музыкант, у меня был биг-бэнд, я играл на танцах, концертах, ездил по стране. Потом работа лектором все перебила. Я был не такой уж выдающийся исполнитель, чтобы конкурировать, а как лектор стал выделяться.
- Так вы стали лектором, потому что не состоялись как музыкант?
- Нет, я могу доказать, что как музыкант - стоящий, я и сейчас играю студентам, показываю все стили. Иногда даже выхожу на сцену. Музыкант - профессия широкая, я мог бы быть и тапером. Я не боюсь этого.
- А стилягой были?
- Не очень. Я был слишком маменькиным сыночком, старался хорошо учиться, был в комсомоле, даже лез в комсомольскую карьеру, был всегда членом бюро, культоргом. Со стилягами знакомство водил, но это касалось джаза, жаргона и времяпрепровождения с девочками. Только. Самой моды стильной, эпатажа я немножко боялся, да и не было денег на шмотки.
- А неприятности из-за джаза были?
- Много. С цензурой случались столкновения, несколько раз снимали с работы за вольно сказанные со сцены слова. Даже если эзоповым языком намекал на тупость руководства и непонимание джаза фирмой "Мелодия". Начальники говорили: "А почему это ты нападаешь? Давай три месяца отдохни". В молодости сняли с работы мой оркестр за исполнение незарегистрированной американской пьесы. Она была невинная совершенно, но в ней усмотрели пропаганду империалистического образа жизни. А как-то играли на университетском вечере, все балдели, но потом на меня был написан донос. Спокойно не было никогда. Правда, сейчас стало спокойно, если не завидовать, что кто-то построил себе дачу в Подмосковье.
- А вам когда интереснее жилось: раньше или теперь?
- А мне всегда интересно, я жил своей жизнью. И сейчас достаточно того, что я делаю, и что есть места, где я востребован.
- Напеваете иногда джаз для себя?
- Конечно. Вот когда иду по солнечной стороне Невского - к сожалению, такое случается считанные дни в году - напеваю "боса-нову" Голощекина, которая так и называется: "На солнечной стороне Невского".