Увидела афишу о выступлении с "Терем-квартетом" Владимира Чернова, знаменитого солиста "Метрополитен-опера". А я еще помню певца, когда он работал в Кировском. Где Владимир теперь живет и не собирается ли возвращаться?
В. Мелова
Вот как на этот вопрос отвечает сам Владимир Чернов:
- Я живу между 74-й улицей в Нью-Йорке и проспектом Римского-Корсакова в Петербурге, в доме, где получил квартиру еще от Кировского театра. Работаю по всему миру, поэтому неправильно называть меня солистом "Метрополитен-опера", как это почему-то закрепилось. Я пою в "Ла Скала", в парижской "Опера Бастиль", в "Колон" в Буэнос-Айресе, в "Сан-Франциско Опера": Ну а с "Терем-квартетом", с которым познакомился и сдружился еще во время работы в Кировском, только за последнее время выступал в Италии, Швейцарии, Венгрии, Эстонии, Латвии, Москве.
6 декабря в Александринском театре мы покажем новую программу "Все о любви". В нее вошли популярные песни мирового репертуара - от "Бесаме мучо", "О, соле мио!" и "Опавшие листья" до советских "Одинокая гармонь", "На крылечке твоем". Я буду петь на языках оригиналов - итальянском, английском, французском и т. д.
Против течения
- Еще в советское время вы стремились петь на языке оригинала, хотя тогда было принято исполнение на русском. Почему вы шли против течения: готовились на Запад?
- Я действительно всегда старался петь на языке оригинала, это мне подсказывала интуиция, мое желание быть нормальным, я не выпендривался. Причем готовился быть камерным певцом, не оперным. Ну и как же можно петь Шуберта, Генделя, Баха в переводе? Это была тупая наша традиция. Нельзя переводить композитора, потому что у него слово несет не только смысл, но и звуковую, даже цветовую окраску! Петь в переводе - это отсебятина, это отвратительно.
Еще раз повторю: я не думал быть оперным певцом, но слушал выдающихся итальянцев. Еще когда был студентом Московской консерватории, чтобы купить магнитофон, работал сразу в трех местах! И когда со временем дошел в своем исполнительстве до такого уровня, что кто-то из музыкантов заметил: "У тебя в этой ноте слышится манера Титто Гобби", вот тут-то меня и клюнул петух. Внутри-то я чувствовал, что могу быть похож на великих, но то, что кто-то из посторонних, да еще из профессионалов это услышит - вот это да! Теперь я - состоявшийся на Западе, к сожалению это случилось не здесь! - вердиевский баритон.
И все-таки не люблю, когда меня называют "оперный певец". Я вообще певец, я родился не для оперы, а - родился с голосом. Юношей пел репертуар Магомаева, Отса, теперь вот с радостью сотрудничаю с "Терем-квартетом". В юности был комиком, танцором, актером, акробатом, в душе - поэтом, но все это было закупорено в колбе великого социалистического сомнения. От этого комплекса не уйти и сейчас:
К совершенству!
- Наша публика привыкла, что хороший голос - это прежде всего громкий. Вы же поете, не форсируя звук. То же самое, кстати, делает и Хворостовский. У слушателей впечатление, что певцы просто берегут голос, это так?
- Мне подобные упреки делали. Пару лет назад в оперном театре Саратова, где я исполнял итальянские песни и романсы русских композиторов, за кулисы пришел представительного вида мужчина, видимо музыкант: "Вот коллеги интересуются, а как ваш голос слышен в "Метрополитене"? Здесь вы пели вполголоса и в микрофон". - "Передайте вашим коллегам, пусть не волнуются, в "Метрополитене" меня слышно лучше, чем других". Теперь меня приглашают в Саратов на сольный концерт с оркестром, ага, думаю, - это проверка (смеется).
- Вы заложник собственного голоса, вся жизнь подчинена тому, чтобы его холить и лелеять?
- Я не пью и не курю, всю жизнь пробую разные диеты. Раз-два в году сдаю кровь на анализ, доктор смотрит, чего организму не хватает, и советует, к примеру, добавить железа или минералов. Но в общем живу нормально, активно, и у меня есть такая особенность - мне все равно, сколько я сплю.
Идефикс - достичь совершенства в вокальном искусстве, но жизнь для этого слишком коротка. В наше время люди потеряли знание человеческого голоса, методику работы с ним. Молодежь в почете, потому что они свежие, не растратились. Но артисты не успевают достигать высот техники, идет использование природных данных, которые не выдерживают слишком долгой эксплуатации. Лет десять проработают, потом их выбрасывают - это обычной процесс и у нас, и на Западе.
Любимые женщины
- Признайтесь, дома вы капризный?
- Я часто слышу, как моя жена Олечка говорит своей маме Марии Семеновне - моей любимой теще Марусе: "Мама, ты должна понимать, что имеешь дело не просто с человеком, мужчиной, а с существом, которое носит в себе голос. Этот инструмент кормит нас всех". Ольга сама актриса, певица, но посвятила жизнь мне. Было время, когда я ощущал ее присутствие даже на сцене. Но постепенно мы поняли, что такая опека для меня губительна, приводит к лени, к целому комплексу недостатков. Последние два-три года она ездит со мной уже не на все гастроли, я чувствую себя самостоятельным. Больше месяца был в Японии один, как и сейчас в Петербурге, даже отправил на родину в Свердловск свою любимую тещу. Ну а жена занимается сыном, которому двадцать лет. Он родился в России, в Петербурге поступил в музыкальную школу по классу скрипки, но с пяти лет начал с нами путешествовать. Он знает многие языки, похож на меня в юности тем, что он и актер, и комик, и музыкант, а вот свой путь еще не выбрал.
В семье меня часто называют бесшабашным, транжиром: "Ты не думаешь о будущем!" Так на хлеб я всегда заработаю. Я уже имел в жизни абсолютно все - работал в выдающихся театрах, с выдающимися партнерами и дирижерами. Получил даже больше, чем мечтал.
Григорий Соколов: "Рояль для меня, как ребенок" 
Исповедь «злодея». Сергей Лейферкус – о восприятии классики 
Любимец Билла. Игорь Бутман играл для президентов, но предпочитает простой народ