50 лет на сцене Театра комедии играет Народная артистка России Вера Карпова.
Звезду труппы знает и любит не одно поколение зрителей. Но судьба Веры Александровны занимательнее самой интригующей пьесы. Начиная с того, что она родилась в Шереметевском дворце, с детства знала Анну Ахматову, герои "спектакля ее жизни" - знаменитые люди.
Через стенку с Ахматовой
- Мой отец был полярником, работал в "Главсевморпути", вот ему и дали комнату в Шереметевском дворце, где располагался Арктический институт, - рассказывает Вера Александровна. - Когда родители ждали ребенка, очень хотели мальчика. Маме предрекли его через неделю. Она сходила в баньку, а потом туда же отправился отец. А когда он вернулся, на столе уже лежала новорожденная дочка, которую назвали Верочкой.
Квартира, в которой мы жили, стала частью Музея Ахматовой. Когда разломали стенку, которая была сделана из ящиков, оклеенных обоями, оказалось, что это одно помещение.
:Мы, дети, зная, что Ахматова - поэт, ходили к Анне Андреевне клянчить стишки к празднику. Она сказала, что таких не пишет, и посоветовала стихотворение Тихонова: "Гвозди бы делать из этих людей - крепче б не было в мире гвоздей".
Звездный курс
- Я занималась в кружке художественного слова во Дворце пионеров. У нас была замечательная группа: Миша Козаков, Сережа Юрский, Таня Доронина, Алексей Кожевников. И в Щукинском училище подобрался курс, который потом назвали "звездным" - Александр Ширвиндт, Инна Ульянова, Нина Дорошина, которую все знают по картине "Любовь и голуби", Лев Борисов (Антибиотик из "Бандитского Петербурга"), Владимир Земляникин. Мы, однокурсники, до сих пор дружим, с Ниной переписываемся, если я две недели не получаю от нее письма, так это уже повод для тревоги. Телефон не заменит письма, потому что в письме больше проявляется состояние души, чувства и мысли.
На последнем курсе училища мы, человек двенадцать, приехали в Ленинград показываться в театры. Когда с рюкзаками, саблями, кринолинами и прочим реквизитом ввалились в квартиру, мама испугалась, а потом сказала, мол, ваше дело, как вы тут расположитесь, размещайтесь как хотите!
У нас в доме постоянно останавливались мои коллеги. Часто заходил Кеша Смоктуновский, сумевший проникнуть в сердце мамы, которая могла отдать ему последнюю котлетку. Нам же приходилось довольствоваться макаронами.
При этом мы с Дорошиной все время худели, пили английскую соль и спали на фанере для улучшения осанки. Бывало, от голода никак не заснуть, так вставали, откупоривали в окно, чтобы мама не услышала хлопок, маленькую бутылочку шампанского, тогда были такие, и варили все те же вожделенные макароны.
Сломать железную логику
- Акимов видел меня в Москве, в дипломном спектакле, но я не знала, что он в зале. Потом мне передали его ленинградский телефон с просьбой позвонить. Николай Павлович сказал: "Я вам советую больше ни в какие театры не показываться; будет интересная работа". Мне даже выслали подъемные и еще до сдачи госэкзамена зачислили в театр. А так не хотелось уезжать из Москвы - весна, свобода, интересные знакомые! Мы бывали на официальных встречах и на кухнях, где читали стихи Рождественский, Евтушенко, Вознесенский. Как-то я даже удостоилась чести побывать у Бориса Пастернака в Переделкино. Однажды мы шли с писателем Львом Халифом по Пушкинской площади и встретили Михаила Светлова. Тогда он произнес одну фразу, которая всегда помогает мне в работе. Светлов сказал, что научить строить рифму он может любого, если хорошо заплатят. А вот ломать рифму нужен талант. Когда работаешь над ролью, логика необходима железная, но при этом сыграешь так, как все, а вот если удастся логику сломать - тогда роль твоя!
В чем феномен Акимова? Я думаю, в том, что в его системе дважды два - не четыре, а и пять, и семь, потому что вкрадывается нечто неизвестное. Как заметил Набоков в эссе о Гоголе: "Разница между комической стороной вещей и их космической стороной зависит от одной свистящей согласной". Акимов говорил: "Я люблю все краски, кроме серой". Он обожал артистов, работать с ним было счастье. Когда мы приходили на репетицию, у него были уже готовы эскизы декораций, и костюмы, и даже гримы. Николай Павлович радовался, когда актеры находили какие-то смелые решения.
На репетициях наши остроумцы старались запомнить акимовские остроты. И когда на следующий день ему напоминали, он удивлялся: "Это я сказал?" и начинал хохотать. Акимов не выдумывал остроты, он так мыслил. Один из наших артистов сказал, что на профсоюзные собрания, где выступает Акимов, надо продавать билеты. Но когда кто-то провинился - его аквамариновые глаза становились белыми, и все прилипали к стенке: ну, сейчас будет!.. Николай Павлович умел уничтожить двумя-тремя фразами. А высшая похвала у Акимова: "У нас что-то получается!"
Кино продолжается
С кино - из-за того, что я всегда была много занята в театре - не очень сложилось. Во время съемок "Неподдающихся" я могла быть на площадке только урывками, и мою большую роль сократили до эпизода, в котором я учу героиню Румянцевой строить глазки Никулину.
В последнее время мне посчастливилось встретиться с режиссером Виталием Мельниковым в фильмах "Последнее дело Вареного", "Луной был полон сад" и "Бедный, бедный Павел".
Недавно пригласили в сериал, причем российско-аргентинский. Езжу на съемки в Москву, работаем по ночам, тяжело, но мне нравится. В Москве чувствуется весна, я уже видела бабочку!
Скромный внутренний интеллигентный скандал 
Как сбросить шелуху. Валерий Никитенко о смехе и «коварном жанре» 
«Я свободна, за это меня и не любят». Светлана Крючкова о театре и семье