Беды по пятам
Лидия Чуковская писала: «Беды ходили за ней по пятам». Хотя трагедии ничего не предвещало. Еще в 20-х Олю заметили Горький и Маршак. «Ну, какая хорошая девочка! Какие стишки прекрасные прочитала! Товарищи, это будет со временем настоящий поэт», - такими словами отозвался Чуковский на её школьное стихотворение «Каменная утка». Жизнь, казалось, обещала этой ясноглазой, с золотыми косами дочери заводского врача, обрусевшего немца Фёдора Берггольца, только счастье.
Окончив филфак Ленинградского университета, юная Оля работает разъездным корреспондентом казахской газеты «Советская степь», в многотиражке завода «Электросила» начинает выступать с собственными произведениями.
Изменения происходят и в личной жизни. Она разводится с популярным уже тогда поэтом Борисом Корниловым (в содружестве с Шостаковичем он написал широко известную «Песню о встречном» - «Нас утро встречает прохладой») и выходит замуж за Николая Молчанова, с которым вместе училась в университете. Пара селится в «слезе социализма» - известном доме на Рубинштейна, 7. Вместе с любовью приходит и горе - умирает дочь Майя, а через два года и вторая - Ира.
…Её арестовали по ложному доносу в декабре 38-го. По одной из версий - за Бориса Корнилова, расстрелянного в неполных 30 лет за «контрреволюционные произведения», по другой - за собственную «террористическую деятельность». В тюрьме, она провела 197 дней и «столько же ночей». Её беременную, на допросах, истязали так, что выбили сапогами ребенка.
«…Я сначала сидела в медвежатнике у мерзкого Кудрявцева (следователь - ред.), потом металась по матрасу возле уборной - раздавленная, заплёванная, оторванная от близких с реальнейшей перспективой каторги и тюрьмы на много лет… Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в неё, гадили, потом сунули её обратно и говорят: «живи».
Говорят, спустя годы на каком-то официозном приёме она столкнулась с тем самым мучившим её Кудрявцевым. Особист, как ни в чем не бывало, поздоровался…
Здесь быт, бытие - там
Всю блокаду Ольга Федоровна находилась в осаждённом Ленинграде. В ноябре 1941-го их семью должны были эвакуировать, но тяжелобольной муж умер от голода, и она осталась. Вера Кетлинская, руководившая тогда Ленинградским отделением Союза писателей, вспоминала, как в первые дни войны к ней пришла Берггольц, «обаятельный сплав женственности и размашистости, острого ума и ребячьей наивности» и спросила, где и чем может быть полезна. Кетлинская и направила Оленьку в распоряжение литературно-драматической редакции Ленинградского радио.
Дальнейшее многие исследователи творчества писательницы иначе как феноменом, чудом не называют. Из автора мало кому известных детских книжек и стихов, о которых говорили «мило, славно, приятно - не больше», она в одночасье стала поэтом, олицетворяющим стойкость Ленинграда. Почти ежедневно Берггольц вела передачи «Говорит Ленинград», делала репортажи с фронта, читала их по радио. Её голос, наполненный потрясающей энергией, звучал в эфире три с лишним года.
Она доверительно обращалась к «Дарье Власьевне, соседке по квартире», сестре Машеньке, солдатам с передовой… Говорила и писала «по праву разделённого страданья». Ее слова входили в обледенелые мёртвые дома, вселяли надежду в голодных, ослабевших людей: «Товарищ, нам горькие выпали дни, Грозят небывалые беды, Но мы не забыты с тобой, не одни, - И это уже победа!» Это она сказала: «Сто двадцать пять блокадных грамм, с огнём и кровью пополам».
Обжигающие выступления Берггольц имели такую мощь, что немцы внесли её в список советских деятелей, которые сразу будут расстреляны, как только возьмут Ленинград.
Откуда сама брала силы - неизвестно. От истощения она была на грани смерти. В 1942-м ее привезли в Москву, где «тепло, уютно, светло, сытно, горячая вода». Но при первой же возможности она торопится «назад, в Ленинград, в блокаду. Свет, тепло, ванна, харчи - всё это отлично, но как объяснить им, что это вовсе не жизнь, это сумма удобств. Здесь только быт, бытие - там».
Уже тогда Ольга Берггольц выступала против лакировки действительности. Ведь в умирающем городе цинично запрещалось даже само слово дистрофия. На улицах не разрешалось фотографировать и рисовать. «Жданов присылает сюда телеграмму с требованием прекратить посылку индивидуальных подарков организациями в Ленинград. Это, мол, вызывает “нехорошие политические последствия”… О, подлецы, подлецы!».
Спасла книгу Ахматовой
После войны Берггольц не изменила себе. Когда власть расправилась с Ахматовой, и от Анны Андреевны отвернулись многие «друзья», она продолжала её навещать, заботилась. Вместе с третьим мужем литературоведом Георгием Макогоненко сохранила машинописный вариант ахматовского «Нечета», уничтоженного по приказу цензуры. Да и её книги выходили трудно. В автобиографической повести «Дневные звёзды» вторая часть осталась незавершённой.
Власть, хотя и наградила её орденами, откровенно раздражали пессимизм, «зацикленность автора на уже решённых партией вопросах о репрессиях»… Отказали даже в последней воле - похоронить на Пискарёвском кладбище. После смерти архив поэтессы конфисковали.
И сегодня в городе так и нет памятника Берггольц. Доступ к её следственному делу, хранящемуся в архивах ФСБ, был открыт только осенью 2009-го. Да и запретный дневник, который Ольга Федоровна вела во время блокады и где разоблачала казённую ложь тех горьких дней, стало возможным издать лишь накануне 65-летия Победы...
К годовщине снятия блокады в Ленинграде издали стихbиОльги Берггольц 
Блокадная микрожизнь. Под страхом смерти ленинградцы вели дневники 
Расстрелян по ошибке. Как ленинградского писателя сделали «врагом народа» 
Адмирал Колчак был преступником или жертвой?