Лисбет Саландер решает отомстить своим врагам. Не только криминальным элементам, желающим ей смерти, но и правительству, которое несколько лет назад почти разрушило ее жизнь. Но ей не обойтись без помощи журналиста Микаэля Блумквиста. Только его разоблачительная статья может встряхнуть шведское общество до самых основ и переполошить правительство и спецслужбы. Тогда у Лисбет будет шанс расстаться с прошлым и добиться справедливости.
ЧАСТЬ 1
ИНТЕРМЕЦЦО В КОРИДОРЕ
8–12 АПРЕЛЯ
В американской Гражданской войне принимало участие около шестисот женщин. Они завербовались в армию, переодевшись в мужскую одежду. Голливуд явно упустил некий фрагмент истории — или, может быть, эта тема слишком неприятна в идеологическом плане? Женщины, пренебрегающие границами половых различий, всегда с трудом завоевывали себе место в исторических трудах, но нигде граница эта не видна столь отчетливо, как в вопросе военных действий и применения оружия. Однако история от античности до наших дней содержит многочисленные упоминания об амазонках — женщинах-воительницах. В тех случаях, когда воительницы являются королевами, то есть представительницами правящего класса, эти примеры всем известны. Дело в том, что политика престолонаследования, каким бы неприятным это ни казалось, регулярно возводит на престол ту или иную женщину. Поскольку ход истории не проявляет снисходительности к полу и войны случаются даже тогда, когда правителем страны оказывается женщина, королевам-воительницам приходится выступать в той же роли, что и Черчилль, Сталин, Рузвельт и им подобные, а исторические книги оказываются вынуждены отвести им место на своих страницах. Семирамида из Ниневии, создавшая ассирийское государство, и Боадицея (Боудикка), возглавившая одно из самых кровавых восстаний коренных британцев против римлян,— это лишь два примера. Последней, кстати, установлен памятник возле моста через Темзу, напротив Биг_Бена. Навестите ее, если окажетесь поблизости.
В то же время женщин, которые сражались как простые солдаты, брали в руки оружие и служили наравне с мужчинами, исторические книги обычно обходят молчанием. Тем не менее таковые всегда существовали. И теперь еще едва ли хоть одна война обходится без участия женщин.
Глава 01
Пятница, 8 апреля
Когда сестра Ханна Никандер разбудила доктора Андерса Юнассона, на часах было около половины второго ночи.
— Что случилось? — растерянно спросил он.
— К нам летит вертолет. Двое пациентов. Пожилой мужчина и молодая женщина. У нее огнестрельные ранения.
— Ясно,— устало сказал Андерс Юнассон.
Он чувствовал себя совсем сонным, хоть и вздремнул всего каких-нибудь полчаса. В эту ночь ему выпало дежурить в отделении неотложной помощи Сальгренской больницы Гётеборга. Вечер выдался на редкость тяжелым. После того как он в 18.00 заступил на дежурство, больница приняла четверых, пострадавших при лобовом столкновении автомобилей возле городка Линдуме. Один из них находился в критическом состоянии, а у одного констатировали смерть почти сразу после поступления. Еще Андерс Юнассон оказал помощь официантке, ошпарившей ногу на кухне какого-то ресторана с Авеню, а также спас жизнь четырехлетнему мальчугану, который проглотил колесо от игрушечного автомобиля и был доставлен в больницу без признаков дыхания. Далее он успел перебинтовать девочку, угодившую на велосипеде в яму. Дорожные службы не нашли ничего лучшего, как вырыть яму на съезде с велосипедной дорожки, а кто-то вдобавок сбросил в яму ограждение. На лицо девочке наложили шов из четырнадцати стежков, и ей потребуются два новых передних зуба. Еще Юнассон пришил кусочек большого пальца столяру-любителю, который тот отсек себе рубанком.
К одиннадцати часам количество нуждающихся в неотложной помощи уменьшилось. Доктор совершил обход и проверил состояние пациентов, доставленных раньше и уже успевших отправиться в комнату отдыха, чтобы попытаться немного прийти в себя. Дежурство продолжалось до 6.00, и Андерсу Юнассону редко удавалось заснуть, даже если никого не доставляли на «скорой», но в эту ночь он почти мгновенно отключился.
Сестра Ханна Никандер подала ему кружку чая. Никаких подробностей о прибывающих пациентах она узнать пока не успела.
Андерс Юнассон покосился в окно и увидел в стороне моря мощные вспышки молний. Вертолет явно успел вылететь в последнюю минуту. Внезапно начался сильный дождь — на Гётеборг обрушилась непогода.
Стоя у окна, он услышал шум мотора и увидел, что к посадочной площадке приближается раскачиваемый шквалистым ветром вертолет. Затаив дыхание, Андерс Юнассон напряженно следил за тем, как летчик с трудом сохраняет контроль над машиной. Затем вертолет пропал из его полязрения, и он услышал, что мотор сбавил обороты. Сделав глоток чая, доктор отставил кружку.
Носилки Андерс Юнассон встретил у входа в отделение неотложной помощи. Другой дежурный врач, Катарина Хольм, занялась тем пациентом, которого ввезли первым,— пожилым мужчиной с сильно изувеченным лицом. Доктору Юнассону досталась вторая пострадавшая — женщина с огнестрельными ранениями. Он быстро осмотрел ее, воспользовавшись окуляром, и констатировал, что перед ним девушка, на вид не более двадцати лет, сильно перепачканная землей и кровью, с тяжелыми повреждениями. Приподняв плед, в который ее закутала Служба спасения, он заметил, что раны на бедре и плече кто-то заклеил широким серебристым скотчем, и счел это на редкость здравой мыслью: скотч удерживал бактерии снаружи, а кровь внутри. Пуля вошла с внешней стороны бедра и прошила мышечную ткань насквозь. Затем он приподнял плечо девушки и определил место входа второй пули — в спине. Выходное отверстие отсутствовало, следовательно, пуля застряла где-то в плече. Андерс Юнассон понадеялся, что легкое не задето, и поскольку крови в полости рта он не обнаружил, то сделал вывод, что, вероятно, обошлось.
— Рентген,— сказал он ассистирующей медсестре. Более подробных объяснений не требовалось.
Под конец Андерс Юнассон разрезал повязку на голове девушки, наложенную персоналом Службы спасения. Нащупав пальцами входное отверстие и поняв, что девушка ранена в голову, он похолодел. Выходное отверстие здесь тоже отсутствовало.
Андерс Юнассон на секунду остановился и посмотрел на девушку. Ему вдруг стало не по себе. Он часто сравнивал себя с вратарем, стоявшим между пациентом и похоронным
бюро «Фонус». На его рабочем месте ежедневно появлялись люди в разном состоянии, но с одной и той же целью —получить помощь. Среди них встречались семидесятичетырехлетние тетеньки, у которых останавливалось сердце прямо посреди крупнейшего торгового центра «Нурдстан», четырнадцатилетние мальчики, протыкавшие себе левое легкое отверткой, и шестнадцатилетние девушки, наевшиеся таблеток экстази, а затем танцевавшие по восемнадцать часов и падавшие замертво с посиневшимилицами. Встречались жертвы производственных травм и разного рода насилия. Попадались малыши, атакованные бойцовскими собаками на площади Васаплатсен, и рукастые мужчины, собиравшиеся лишь подпилить несколько досок электропилой «блэки-декер» и случайно разрезавшие себе запястье до мозговой трубчатой кости.
Андерс Юнассон составлял их последний рубеж обороны. Именно ему приходилось решать, как действовать,— прими он ошибочное решение, и пациент мог умереть или остаться на всю жизнь инвалидом. Чаще всего он действовал правильно, поскольку проблемы подавляющего большинства пациентов носили совершенно конкретный характер и требовали принятия понятных и конкретных мер; скажем, удар ножом в легкое или раздробление костей в результате автомобильной аварии. Выживет пациент или нет — это зависело от степени тяжести травмы и от умения врача.
Два типа травм Андерс Юнассон ненавидел. Первым были серьезные ожоги, которые почти независимо от принятых мер приводили к пожизненным страданиям. Вторым типом являлись черепно-мозговые травмы.
Лежавшая перед ним девушка могла жить с пулями в бедре и в плече. Но кусочек свинца, засевший у нее в мозгу, представлял собой проблему совершенно иного масштаба.
Вдруг он услышал, что сестра Ханна что-то говорит.
— Простите?
— Это она.
— Что вы имеете в виду?
— Лисбет Саландер. Девушка, которую уже несколько недель разыскивают за тройное убийство в Стокгольме.
Андерс Юнассон посмотрел на лицо пациентки. Сестра
Ханна была права: копию паспортной фотографии этой девушки он, как и все прочие шведы, начиная с Пасхи, регулярно видел на первых страницах газет перед любым табачным киоском. И вот теперь убийцу подстрелили саму, что, пожалуй, по большому счету было справедливо.
Однако его это не касалось. Его работа заключалась в спасении жизни пациента, будь он убийцей трех человек или нобелевским лауреатом. Или даже тем и другим сразу.
Далее началась типичная для отделения неотложной помощи хаотичная, но эффективная деятельность. Дежурный персонал привычно взялся за дело. Оставшуюся одежду Лисбет Саландер разрезали, сестра измерила кровяное давление — 100/70, а он сам тем временем приставил к груди пациентки стетоскоп и стал слушать удары сердца. Они казались относительно регулярными, в отличие от дыхания, бывшего далеко не столь регулярным.
Не колеблясь, доктор Юнассон сразу определил состояние Лисбет Саландер как критическое. Раны на плече и бедре могли пока подождать —достаточно двух компрессов или даже тех кусков скотча, которые накрепко приклеила какая-то вдохновенная душа. Главное — голова. Доктор Юнассон распорядился сделать компьютерную томографию — с помощью того самого томографа, в который больница вложила деньги налогоплательщиков.
Андерс Юнассон был голубоглазым блондином, родом из Умео. На разных должностях он проработал в Сальгренской и Восточной больницах двадцать лет — был научным сотрудником, патологом и врачом отделения неотложной помощи. У него была некая особенность, поражавшая коллег и заставлявшая персонал гордиться работой под его началом: он ставил перед собой задачу не дать умереть ни одному из пациентов его смены, и каким-то таинственным образом ему действительно удавалось держаться на нуле.
Кое-кто из его пациентов, правда, все-таки умирал, но происходило это уже в ходе дальнейшего лечения или по причинам, никак не зависящим от действий врача. К тому же Юнассон обладал неортодоксальным взглядом на врачебное искусство. Он полагал, что иногда врачи склонны чересчур поспешно сдаваться, не разобравшись как следует, либо тратят излишне много времени на попытки точно поставить пациенту диагноз. Разумеется, без этого невозможно назначить правильное лечение, однако проблема заключается в том, что, пока врач будет думать, пациент может умереть. А в худшем случае врач придет к выводу, что ситуация безнадежна, и прекратит лечение.
Между тем пациента с пулей в голове Андерс Юнассон получил впервые в своей практике. Здесь, вероятно, требовался нейрохирург. Этой области он не знал, но вдруг сообразил, что, возможно, ему повезло куда больше, чем он того заслуживал. Перед тем как помыться и надеть одежду для операции, он подозвал Ханну Никандер.
— Есть один американский профессор по имени Фрэнк Эллис, который работает в Каролинской больнице Стокгольма, но в данный момент находится в Гётеборге. Он известный специалист по проблемам в области мозга и к тому же мой хороший друг. Он живет в отеле «Рэдиссон» на Авеню. Будьте добры, узнайте его номер телефона.
Пока Андерс Юнассон ждал рентгеновских снимков, Ханна Никандер уже вернулась с номером отеля «Рэдиссон». Андерс Юнассон бросил взгляд на часы — 01.42 — и поднял трубку. Ночной портье в «Рэдиссон» упорно отказывался соединять его в такое время суток с кем бы то ни было, и, чтобы добиться своего, доктору Юнассону пришлось в достаточно резких выражениях описать ситуацию как экстренную.
— Доброе утро, Фрэнк,— сказал Андерс Юнассон, когда трубку наконец сняли.— Это Андерс. Я узнал, что ты в Гётеборге. У тебя нет желания приехать в Сальгренскую больницу и поассистировать в операции на мозге?
— Are you bullshitting me?* — донеслось с другого конца провода.
* Ты надо мной гнусно издеваешься? (англ.) (Здесь и далее прим. перев.)
В голосе слышалось сомнение. Несмотря на то что Фрэнк Эллис прожил в Швеции много лет и свободно говорил пошведски, хоть и с американским акцентом, предпочитал он все же английский. Андерс Юнассон говорил по-шведски, а Эллис отвечал по-английски.
— Фрэнк, мне жаль, что я пропустил твою лекцию, но я подумал, что ты сможешь дать мне урок в частном порядке.
У меня тут женщина с ранением в голову. Входное отверстие прямо над левым ухом. Я бы не позвонил тебе, если бы не нуждался в second opinion**. И мне трудно представить
себе лучшего советчика.
** Мнении другого врача (англ.).
— Ты это всерьез? — спросил Фрэнк Эллис.
— Пациентка — девушка двадцати пяти лет.
— И ей прострелили голову?
— Входное отверстие есть, а выходного нет.
— Но она жива?
— Слабый, но регулярный пульс, дыхание менее регулярное, давление сто на семьдесят. У нее, кроме того, пуля в плече и огнестрельное ранение бедра. С этими двумя проблемами я могу справиться.
— Это звучит многообещающе,— сказал профессор Эллис.
— Многообещающе?
— Если у человека отверстие от пули в голове и он попрежнему жив, то ситуацию надо считать обнадеживающей.
— Ты можешь мне проассистировать?
— Я долженпризнаться, что провел вечер в компании добрых друзей. До кровати я добрался в час ночи, и у меня в крови, вероятно, впечатляющее содержание алкоголя...
— Принимать решения и производить вмешательство буду я. Но мне нужен ассистент, который сможет заметить, если я начну делать какую-нибудь глупость. И, честно говоря, когда речь идет об оценке повреждений мозга, даже в стельку пьяный профессор Эллис, вероятно, даст мне много очков вперед.
— О’кей. Я приеду. Но ты будешь моим должником.
— Такси ждет перед гостиницей.
Профессор Фрэнк Эллис поднял очки на лоб, почесал в затылке и постарался сосредоточиться на экране компьютера, показывавшем каждый уголок и закоулок мозга Лисбет Саландер. Пятидесятитрехлетний, с иссиня-черными, чуть тронутыми сединой волосами и темной щетиной, с фигурой, которая свидетельствовала о регулярном посещении гимнастического зала, Эллис походил на второстепенного персонажа из Городской службы скорой помощи.
В Швеции Фрэнку Эллису нравилось. Приехав сюда молодым ученым по обмену в конце 1970-х годов, он задержался на два года. Потом регулярно снова приезжал до тех пор, пока ему не предложили должность профессора в Каролинской больнице. К тому времени он уже обладал именем с международной известностью.
Андерс Юнассон знал Фрэнка Эллиса четырнадцать лет. Впервые они встретились на семинаре в Стокгольме, где обнаружили, что оба являются заядлыми любителями ловли рыбы на мушку. Андерс пригласил американца на рыбалку в Норвегию. На протяжении всех этих лет они поддерживали контакт и неоднократно совместно выезжали на природу, однако работать вместе им не приходилось.
— Мозг — это таинство,— произнес профессор Эллис.— Я посвятил его изучению двадцать лет. Вообще-то даже больше.
— Я знаю. Прости, что я тебя вытащил, но...
— Ничего.— Фрэнк Эллис махнул рукой.— С тебя бутылка «Гранманье», когда мы в следующий раз поедем на рыбалку.
— О’кей. Это недорого.
— Несколько лет назад, когда я работал в Бостоне, у меня была одна пациентка — я описал этот случай в «Нью Ингленд джорнал оф медсин»,— девушка, такого же возраста, как твоя. Она направлялась в университет, когда кто-то выстрелил в нее из арбалета. Стрела попала в конец брови с левой стороны, пронзила голову и вышла почти посередине затылка.
— И девушка выжила? — спросил пораженный Юнассон.
— Когда ее доставили в больницу, вид у нее был жуткий.
Мы подрезали стрелу и сунули голову девушки в томограф.
Стрела прошла прямо сквозь мозг. По логике вещей девушка должна была бы умереть или, по крайней мере, пребывать в коме.
— Каково же было ее состояние?
— Она все время находилась в сознании и, более того, сохраняла полную ясность ума, хотя, разумеется, была страшно напугана. Единственная проблема заключалась в том, что у нее в голове сидела стрела.
— Что ты предпринял?
— Ну, я взял щипцы, выдернул стрелу и заклеил рану пластырем. Примерно так.
— Девушка выжила?
— До момента выписки ее состояние считалось критическим, но, честно говоря, ее можно было отправлять домой в первый же день. У меня никогда не было более здоровой пациентки.
Андерс Юнассон подумал, уж не разыгрывает ли его профессор Эллис.
— С другой стороны,— продолжал Эллис,— несколько лет назад, в Стокгольме, моим пациентом был сорокадвухлетний мужчина, который ударился головой об оконную раму, причем не очень сильно. Ему сразу стало настолько плохо, что «скорая помощь» отвезла его в больницу. Я получил его в бессознательном состоянии. У него была маленькая шишка и совсем небольшое кровоизлияние. Однако он через девять дней умер в реанимации, так и не приходя в сознание. Я по сей день не знаю, что стало причиной смерти. В протоколе вскрытия мы написали «кровоизлияние в мозг в результате несчастного случая», но никого из нас этот вывод не удовлетворил. Кровоизлияние было столь незначительным и располагалось таким образом, что не должно было вообще ни на что повлиять. Тем не менее у него постепенно прекратили работать печень, почки, сердце и легкие. Чем старше я становлюсь, тем больше воспринимаю все это как своего рода рулетку. Лично мне кажется, что мы никогда не сумеем точно определить, как именно функционирует мозг. Что ты намерен делать? Он постучал ручкой по изображению на экране компьютера.
— Я надеялся, что это мне объяснишь ты.
— Расскажи, как ты оцениваешь ситуацию.
— Ну, во-первых, похоже, что пуля мелкого калибра. Она попала в висок, прошла в мозг сантиметра на четыре и остановилась возле бокового желудочка, где имеется кровоизлияние.
— Меры?
— Пользуясь твоей терминологией—взять щипцы и вытащить пулю тем же путем.
— Отличное предложение. Но я бы, пожалуй, воспользовался самым тонким из имеющихся у тебя пинцетов.
— Так просто?
— А что нам остается делать? Мы можем оставить пулю на месте, и не исключено, что пациентка проживет до ста лет, но это тоже дело случая. У нее может развиться эпилепсия или мигрень и любая другая проблема. А было бы крайне нежелательно сверлить ей череп и проводить операцию через год, когда сама рана уже заживет. Пуля лежит чуть в стороне от крупных кровеносных сосудов. В этом случае я бы рекомендовал тебе ее вытащить, но...
— Но что?
— Пуля меня особенно не тревожит. Ранения мозга удивительны — если девушка выжила, получив пулю в голову, это говорит о том, что она переживет и ее удаление. Проблема сосредоточена скорее здесь.— Он показал участок на экране.— Вокруг входного отверстия имеется множество осколков костей. Я вижу по меньшей мере дюжину фрагментов длиной в несколько миллиметров. Некоторые из них вонзились прямо в ткань мозга. Если ты не будешь действовать достаточно осторожно, они могут ее убить.
— Эта часть мозга связана с речью и математическими способностями.
Эллис пожал плечами.
— Мамба-джамба. Я представления не имею, для чего эти серые клеточки предназначены. Ты можешь сделать лишь то, что в твоих силах. Оперировать будешь ты. А я стану следить у тебя из-за спины. Могу я одолжить одежду и где-нибудь помыть руки?
Микаэль Блумквист покосился на часы и отметил, что уже начало четвертого утра. Его запястья были скованы наручниками. Он на секунду закрыл глаза — смертельно уставший, он держался только на адреналине. Снова открыв глаза, Микаэль со злостью посмотрел на комиссара Тумаса Польссона и встретил взгляд, в котором явно читалось потрясение. Они сидели за кухонным столом в белом фермерском доме, неподалеку от городка Носсебру, в местечке под названием Госсеберга, о котором Микаэль впервые в жизни услышал менее двенадцати часов назад.
Катастрофа была налицо.
— Идиот,— сказал Микаэль.
— Послушайка...
— Идиот,— повторил Микаэль.— Я же, черт подери, предупреждал, что он смертельно опасен. Я ведь говорил, что с ним следует обращаться, как с гранатой с выдернутой чекой.
Он уже убил по меньшей мере троих, он сильный, как танк, и убивает прямо голыми руками. А ты посылаешь арестовы вать его двух деревенских полицейских, будто он обычный субботний алкаш.
Микаэль снова закрыл глаза. Интересно, что еще этой ночью может пойти наперекосяк?
Тяжело раненную Лисбет Саландер он отыскал в начале первого. Вызвал полицию и сумел уговорить Службу спасения выслать вертолет на уединенный хутор и эвакуировать Лисбет в Сальгренскую больницу. Он подробно описал ее ранения и пулевое отверстие в голове и заручился поддержкой какого-то умного и понятливого человека, который счел, что ей незамедлительно требуется медицинская помощь.
Тем не менее вертолета пришлось ждать более получаса. Микаэль сходил на скотный двор, служивший одновременно гаражом, вывел оттуда две машины, включил фары и осветил поле перед домом, отметив таким образом посадочную площадку.
Команда вертолета и двое прибывших санитаров действовали привычно и профессионально. Один из санитаров стал оказывать первую помощь Лисбет Саландер, а второй занялся Александром Залаченко, известным также под именем Карла Акселя Бодина. Залаченко был отцом и одновременно злейшим врагом Лисбет Саландер. Он пытался ее убить, но не сумел. Мужчину Микаэль обнаружил в дровяном сарае, тоже с тяжелыми повреждениями — его щека и лобная кость были разрублены топором.
Ожидая вертолета, Микаэль сделал для Лисбет все, что мог: достал из шкафа чистую простыню, разрезал ее и наложил первые повязки. Затем отметил, что кровь в пулевом отверстии на голове свернулась, закрыв его, словно пробка, и засомневался, можно ли перевязывать голову. Под конец он обмотал ей голову простыней, не затягивая, в основном, чтобы хоть немного защитить рану от попадания бактерий и грязи. Кровотечение же из пулевых отверстий на бедре и плече Микаэль остановил самым примитивным образом: нашел в шкафу рулон широкого серебристого скотча и попросту стянул им раны. Влажным носовым платком он обтер ей лицо и постарался хотя бы отчасти оттереть коросту из сохнущей глины.
В сарай, где ждал помощи Залаченко, Микаэль не ходил.
В глубине души он решил, что Залаченко его по большому счету ни капельки не волнует.
Еще до прибытия Службы спасения он позвонил Эрике Бергер и объяснил ситуацию.
— Ты не ранен? — спросила Эрика.
— Со мной все в порядке,— ответил Микаэль.— Лисбет ранена.
— Бедная девочка,— сказала Эрика Бергер.— Я вечером прочла отчет Бьёрка о проведенном СЭПО* расследовании. Как ты думаешь с этим разбираться?
* СЭПО — Служба государственной безопасности Швеции.
— У меня сейчас нет сил об этом думать.
Во время разговора с Эрикой он сидел на полу рядом с диваном и приглядывал за Лисбет Саландер. Его рука случайно задела брошенную возле дивана одежду — чтобы перевязать раненое бедро, ему пришлось стащить с нее башмаки и брюки. В кармане брюк он нащупал какой-то твердый предмет и вытащил карманный компьютер «Палм Тангстен T3».
Нахмурив брови, Микаэль стал его задумчиво рассматривать. Когда раздался шум подлетающего вертолета, он сунул компьютер во внутренний карман своей куртки. Потом, пока никто не появился, он наклонился и проверил все карманы Лисбет Саландер. Там обнаружился еще один комплект ключей от ее квартиры и паспорт на имя Ирене Нессер. Микаэль поспешно сунул оба предмета к себе в сумку.
Первая полицейская машина, с Фредриком Торстенссоном и Гуннаром Андерссоном из полиции Тролльхеттана, прибыла через несколько минут после приземления вертолета Службы спасения. За ними прибыл комиссар патрульной службы Тумас Польссон, который немедленно взял командование на себя. Микаэль подошел и стал рассказывать, что произошло. Польссон показался ему самодовольным и прямолинейным старшиной. С его приездом все пошло кувырком.
Польссон даже не делал попыток понять, о чем говорит Микаэль. Он, казалось, странно нервничал и уловил лишь то, что израненная девушка на полу перед кухонным диваном и есть разыскиваемая за тройное убийство Лисбет Саландер,а значит, ценная добыча. Польссон трижды спросил занятого неотложным делом санитара из Службы спасения, нельзя ли ее сразу арестовать. Под конец санитар поднялся на ноги и заорал Польссону, чтобы тот не подходил к нему ближе чем на метр.
Тогда Польссон сосредоточил внимание на лежащем в сарае раненом Александре Залаченко, и Микаэль слышал, как он докладывал по рации, что Саландер, по всей видимости, пыталась убить еще одного человека.
К этому моменту Микаэль был уже настолько зол на Польссона, откровенно пропускавшего мимо ушей его объяснения, что повысил голос и попытался заставить Польссона незамедлительно позвонить в Стокгольм инспектору уголовной полиции Яну Бублански. Он даже вынул свой мобильный телефон и предложил набрать номер, но Польссон оставил это предложение без внимания.
Затем Микаэль совершил ошибку.
Он решительно заявил, что настоящий виновник тройного убийства, по имени Рональд Нидерман, который устроен, как бронебойный робот и страдает врожденной анальгезией, в данный момент сидит связанным в канаве по дороге на Носсебру. Микаэль описал, где именно можно найти Нидермана, и порекомендовал полиции мобилизовать для его ареста взвод спецназа. Польссон спросил, каким образом Нидерман оказался в канаве, и Микаэль честно признался, что сам поместил его туда под угрозой применения оружия.
— Оружия? — заинтересовался комиссар Польссон.
К этому времени Микаэль уже должен был бы понять, что Польссон тупица. Ему следовало взять мобильный телефон, самому позвонить Яну Бублански и попросить того вмешаться, чтобы развеять туман, который, похоже, застилал глаза Польссону. Вместо этого Микаэль совершил ошибку номер два, попытавшись сдать лежавшее у него в кармане куртки оружие — пистолет «Кольт-1911 Гавернмент», который днем обнаружил в стокгольмской квартире Лисбет Саландер и при помощи которого справился с Рональдом Нидерманом.
Однако это привело к тому, что Польссон с ходу арестовал Микаэля Блумквиста за незаконное ношение оружия, а затем велел полицейским Торстенссону и Андерссону отправиться к указанному Микаэлем месту и проверить правдивость его слов — действительноли в канаве сидит человек, привязанный к дорожному знаку «Осторожно, лоси».
В случае если все подтвердится, полицейским предписывалось надеть на мужчину наручники и доставить его на хутор Госсеберга.
Микаэль немедленно запротестовал, объяснив, что Рональд Нидерман — не тот человек, которого можно запросто арестовать и снабдить наручниками, он — смертельно опасный убийца. Но и эти протесты Микаэля Польссон предпочел проигнорировать, и усталость взяла свое. Микаэль назвал Польссона безграмотным кретином и закричал, что Торстенссон с Андерссоном должны наплевать на его распоряжения и вызвать подкрепление, иначе они упустят Рональда Нидермана.
Эта вспышка привела к тому, что Микаэля самого заковали в наручники и поместили на заднее сиденье комиссарской машины Польссона, откуда он, чертыхаясь, наблюдал отъезд Торстенссона с Андерссоном. Единственным светлым моментом было то, что Лисбет Саландер внесли в вертолет, который уже исчез над верхушками деревьев по направлению к Сальгренской больнице. Микаэль ощущал полную беспомощность, не имел никакой информации и мог лишь надеяться, что Лисбет попадет в руки умелых врачей.
Доктор Андерс Юнассон сделал два глубоких разреза, до самой черепной кости, и отогнул кожу вокруг входного отверстия, зафиксировав их с помощью зажимов. Операционная сестра осторожно ввела отсос для удаления крови. Затем наступил сложный момент — для расширения отверстия в черепной кости пришлось использовать бор. Процедура проходила нервирующе медленно.
В конце концов Юнассон получил достаточно большое отверстие для того, чтобы подобраться к мозгу Лисбет Саландер. Он осторожно ввел в мозг зонд и на несколько миллиметров раздвинул канал раны. Затем, используя еще более тонкий зонд, нащупал пулю. На рентгеновском снимке было видно, что пуля развернулась и лежит к каналу под углом сорок пять градусов. Тем же зондом Юнассон стал осторожно подталкивать конец пули, и после серии неудачных попыток ему удалось ее немного приподнять и развернуть в нужном направлении.
После этого он ввел в рану тонкий пинцет с рифлеными губками, крепко зажал основание пули и захватил ее целиком, затем потянул пинцет вертикально вверх. Вместе с пинцетом пуля была извлечена наружу почти без всякого сопротивления. Юнассон на секунду поднес ее к свету, убедился, что она, похоже, не имеет никаких повреждений, и опустил ее в чашечку.
— Промойте,— сказал он, и его распоряжение незамедлительно выполнили.
Бросив взгляд на ЭКГ, он отметил, что сердце пациентки по-прежнему работает нормально.
— Пинцет.
Юнассон опустил пониже мощную лупу висячего штатива и сосредоточил внимание на открытой поверхности раны.
— Осторожно,— предостерег профессор Фрэнк Эллис.
В течение следующих сорока пяти минут Андерс Юнассон извлек с поверхности вокруг входного отверстия не менее тридцати двух мелких осколков кости. Самый мелкий из них невооруженным глазом был почти не виден.
Пока Микаэль раздраженно пытался вытащить из нагрудного кармана телефон, что в наручниках оказалось задачей непосильной, в Госсебергу прибыло еще несколько машин с полицейскими и техническим персоналом. Комиссар Польссон направил прибывших фиксировать технические доказательства в дровяном сарае и производить подробный обыск в жилом доме, где было найдено несколько единиц оружия. Микаэль безропотно следил за их действиями со своего наблюдательного пункта — заднего сиденья машины Польссона.
Только примерно через час до руководителя операции, похоже, дошло, что полицейские Торстенссон и Андерссон, посланные арестовать Рональда Нидермана, еще не вернулись с задания. Он вдруг принял озадаченный вид и забрал Микаэля на кухню, где вновь попросил его описать дорогу.
Микаэль закрыл глаза.
Он все еще сидел на кухне вместе с Польссоном, когда поступил доклад от пикетчиков, посланных в помощь Торстенссону с Андерссоном. Полицейского Гуннара Андерссона обнаружили мертвым, со свернутой шеей. Его коллега Фредрик Торстенссон был жив, но жестоко избит. Обоих нашли в канаве возле дорожного знака «Осторожно, лоси».
Их табельное оружие и полицейская машина исчезли.
Ситуация, до того в какой-то степени комиссару Тумасу Польссону понятная, вдруг вылилась в необходимость разбираться с убийством полицейского и побегом вооруженного головореза.
— Идиот,— повторил Микаэль Блумквист.
— Оскорбления в адрес полицейского делу не помогут.
— В этом отношении мы сходимся. Но я засажу тебя за должностные ошибки с таким шумом, что мало не покажет ся. И прежде чем я с тобой окончательно разберусь, ты во всех газетах страны будешь красоваться в качестве самого тупого полицейского Швеции.
Угроза быть выставленным на публичное осмеяние на конец подействовала на Тумаса Польссона — он занервничал.
— Что ты предлагаешь?
— Я требую, чтобы ты позвонил в Стокгольм инспектору Яну Бублански. Немедленно.
Когда зазвонил мобильный телефон, поставленный на зарядку в другом углу спальни, инспектор уголовной полиции Соня Мудиг вздрогнула и проснулась. Посмотрев на
стоящий на ночном столике будильник, она с отчаянием отметила, что еще только начало пятого утра. Потом она взглянула на продолжавшего мирно храпеть мужа — он способен
проспать артобстрел, даже ухом не поведя. Соня выбралась из постели и нащупала нужную кнопку на телефоне.
«Ян Бублански,— подумала она.— Кому же еще быть».
— Там невероятная шумиха в районе Тролльхеттана,— обойдясь без формальностей, поприветствовал ее шеф.— Поезд Х2000 в Гётеборг отходит в десять минут шестого.
— Что произошло?
— Блумквист обнаружил Саландер, Нидермана и Залаченко. Блумквиста арестовали за оскорбление полицейского, сопротивление и незаконное ношение оружия. Саландер
отправлена в Сальгренскую больницу с пулей в башке. Залаченко тоже в Сальгренской больнице, с топором в ноге. Нидерман сбежал. Он этой ночью убил полицейского.
Соня Мудиг дважды моргнула. Внезапно навалилась усталость, и больше всего ей хотелось залечь обратно в постель и взять месячный отпуск.
— Х2000 в десять минут шестого. Хорошо. Что мне делать?
— Брать такси и отправляться на Центральный вокзал.
С тобой поедет Йеркер Хольмберг. Вам надо связаться с неким комиссаром Тумасом Польссоном из полиции Тролльхеттана, который очевидно ответствен за многое из ночного кавардака и, по словам Блумквиста, является — я цитирую — редкостным тупицей.
— Ты разговаривал с Блумквистом?
— Он, по-видимому, арестован и сидит в наручниках. Мне удалось уговорить Польссона несколько минут подержать ему трубку. Я сейчас еду на Кунгсхольмен* и постараюсь разобраться в том, что происходит. Будем держать связь по мобильному.
* Кунгсхольмен — остров в Стокгольме, где, в частности, находится Государственное полицейское управление.
Соня Мудиг еще раз посмотрела на часы. Потом вызвала такси и на минуту встала под душ. Она почистила зубы, провела расческой по волосам, надела черные брюки, черную футболку и серый жакет. Сунула табельное оружие в сумку на ремне и в качестве верхней одежды выбрала темно-красную кожаную куртку. Из подъезда она вышла в ту самую минуту, когда подъехало такси.
Искать коллегу, инспектора Йеркера Хольмберга, Соне не требовалось. Она рассчитывала застать его в вагоне-ресторане и не ошиблась. Он уже успел взять ей бутерброд и кофе. В течение пяти минут они ели молча, но в конце концов Хольмберг отставил кофейную чашку в сторону.
— Наверное, стоит поменять профессию,— сказал он.
В четыре часа утра из Гётеборга наконец прибыл инспектор Маркус Эрландер из отдела по борьбе с насильственными преступлениями и взял на себя руководство, сменив перегруженного делами Тумаса Польссона. Эрландер был полноватым седым мужчиной лет пятидесяти. Первым делом он велел снять с Микаэля Блумквиста наручники и предложил ему булочки и кофе из термоса. Они уселись в гостиной, чтобы побеседовать с глазу на глаз.
Роман Трахтенберг: «Мой путь самца закончен!» 
Пластический хирург Иван Крайник: «Я и сам не прочь лечь под нож»