«Русская частица». Эрик-Эмманюэль Шмитт о культуре и запретных темах

«Когда я нахожусь в России, в душе расцветает «русская частица», - признаётся знаменитый французский драматург, писатель и философ Эрик-Эмманюэль Шмитт. В Петербурге прошёл театральный фестиваль, посвящённый его творчеству. Мэтр почти неделю провёл в нашем городе, чтобы посмотреть спектакли разных театров, поставленные по его произведениям. 

Статья по теме

Эрик-Эмманюэль Шмитт: «Нужно включить страдание в свою жизнь»

Ехать - не ехать?

АиФ-Петербург: - В связи с непростой политической ситуацией в мире некоторые западные деятели искусств перестали приезжать в Россию. Были ли у вас сомнения «ехать - не ехать», и как вы относитесь к проблеме взаимоотношения культуры и политики?

- Политика и культура существуют в разных временных пластах. Политика - сиюминутна, а культура вписана в продолжительный исторический процесс. Поэтому именно сейчас, в сложный момент, мне было очень важно приехать и тем самым подчеркнуть, что история любви двух великих культур - Франции и России - продолжается. Когда я нахожусь здесь, возникает ощущение, что в моей душе пробуждается и расцветает «русская частица». У наших народов есть и общие черты, и различия. Как и вы, мы любим интеллект. Но мы, французы, побаиваемся эмоций, не хотим  раскрываться. А русские не боятся, именно поэтому я чувствую себя здесь немножко русским писателем.

АиФ-Петербург: - Какое впечатление на вас произвела игра наших артистов?

- Мои пьесы идут более чем в пятидесяти странах мира. И когда меня спрашивают, каких артистов я больше всего люблю видеть в своих постановках, отвечаю - русских. Они играют так, будто у них нет уверенности в завтрашнем дне, будто театр может сгореть и нужно сыграть пьесу здесь и сейчас абсолютно «на разрыв аорты». Это и делает спектакли пронзительными.  

Статья по теме

Ирада Вовненко: «С некоторых пор я начала лучше понимать сильный пол»

АиФ-Петербург: - У вас в Париже есть собственный театр. Зачем он вам? Чтобы ставить «себя любимого»? 

- Три года назад ко мне обратился базельский Фонд Анны Франк с предложением написать пьесу по дневнику Анны. Как известно, эта еврейская девочка вела свои трагические записи с 1942 по 1944 год. Я откликнулся, а потом к большой радости узнал, что из десяти написанных пьес была выбрана моя. Нужно было ставить спектакль, но… наступил экономический кризис. Руководители театров пьесу не брали, потому что считали, что в эпоху кризиса люди не хотят смотреть серьёзные постановки, а предпочитают развлекательные. У меня не было выхода, и я купил в Париже небольшой театр, чтобы показать пьесу там. Спектакль прошёл 220 раз и доказал, что этот трагический текст востребован. 

Преграда монстру

АиФ-Петербург: - Существуют ли для вас как для писателя и драматурга запретные темы?

- Нет. Наоборот, меня привлекает всё, что табуировано. Мне кажется, что если какая-то тема является табу, значит, это источник боли и беспокойства, что там - запущенная болезнь человечества, и надо вычистить этот гнойник, помочь в лечении. Я брался за все темы, которые казались закрытыми. В «Оскаре и Розовой даме» - это тема детской смертности, окружённая «священным трепетом», о ней не хотят говорить. Я писал о Гитлере, которого хотя и изучают историки, никто не хочет глубоко проанализировать, исследовать ту часть мозга человека, в которой затаился монстр. И понять, какие преграды нужно ставить, чтобы монстр не вырвался наружу. 

АиФ-Петербург: - Вы достигли всемирной известности. Является ли это испытанием?

- Скромность даётся художнику с большим трудом. Ведь вся наша сущность направлена на то, чтобы бесконечно спрашивать и бесконечно получать от окружающих подтверждение собственной ценности. Когда меня хвалят, я радуюсь, но уже давно решил, что буду переносить мою гордость на произведения. Буду переживать их успех, а сам - держаться чуть в стороне. Наступит время, когда меня не будет на свете, а книги и пьесы останутся, и успех достанется только им.