«На конфликт не пойду»
SPB.AIF.RU: - Николай Максимович, вокруг вашего назначения кипели страсти, теперь всё улеглось?
- Страсти кипели поначалу, когда меня назначили исполняющим обязанности ректора. Но через год состоялись официальные выборы, и я стал ректором по решению коллектива. За всё это время не подписал ни одного увольнения, никого не «загнобил». Отношусь к тем людям, которые сами на конфликт не пойдут никогда. Это не всем известно, но правильно написал Бомарше: «Я лучше, чем моя репутация». Что же я буду разубеждать недоброжелателей: я такой какой есть, никогда не оправдываюсь.
Кстати, люди в артистическом мире часто путают эмоцию и конфликт. Конфликт – это когда никто ни с кем не разговаривает. Такого у нас нет.
- Вам удалось преодолеть внутренний синдром «чужака-москвича»?
- Я 18 лет регулярно танцевал в Мариинском театре, и меня не раз попрекали тем, что москвич. Доходило до курьёзов: как-то моя подруга из Москвы сидела в зале, все аплодировали, а её сосед – нет. Она спросила: «Вам не нравится?» - «Нравится, но ведь он - не наш». Так что я всё знал, но принял для себя решение, что я на это иду и – пошёл.
- Благодаря вашим усилиям Академия впервые почти за тридцать лет выехала в Москву: гала-концерты прошли с огромным успехом. На днях в Петербурге воспитанники показали премьеру сюиты из балета «Фея кукол». А что вы считаете свои самым значительным достижением за эти два года?
- Когда я пришёл в Академию, меня поразила одна вещь. Училище ведь связано с именами двух великих людей – Константина Сергеева и Натальи Дудинской. Они отдали жизнь этому учебному заведению, но нигде не было даже их портретов! А в одном из залов зале висит картина, на которой изображена Марина Семёнова, но дети не знают, кто эта тётя. Конечно, у нас есть мемориальный кабинет истории отечественного искусства, но есть же ещё и вся школа. И я решил, что на стенах должна висеть история этого учебного заведения, ведь нас и стены формируют.
Моё назначение совпало с открытием Академии танца Бориса Эйфмана. Я был потрясён тем, как она оснащена – по последнему слову техники! И мне стало очень обидно, потому что у нас даже магнитофонов не было. Пошёл с протянутой рукой, нашёл деньги – теперь в залах стоит современная техника.
Руководить Академией в миллион раз сложнее, чем любым театральным коллективом, потому что с моей точки зрения это главное учебное заведение в балете в России, одно из главных в мире. Ты отвечаешь за судьбы, за то, как дети будут подготовлены.
- Главным в воспитании артиста русского балета остаётся традиция?
- Такой системы обучения как у нас, нет нигде в мире, к примеру, в Англии балету - 75 лет, а государственному – ещё меньше. Вот французы старше нас – им более трёхсот лет, но там учат всего пять лет и нет многого из того, что даём мы.
В классическом образовании нам равных нет: профессия передаётся «из ног в ноги», а ещё живы некоторые ученицы Вагановой, есть её учебник, фильм, посвящённый системе. Правда, по своему опыту скажу, что не всё из того, чему нас учили, пригождается на сцене. К примеру, ещё полвека назад балерине нельзя было высоко поднять ногу - это считалось неприличным, а теперь если ты не поднимаешь ногу в шпагат, нет шансов выйти на сцену.
Красивых ножек много
- Правда, что балетного артиста невозможно воспитать без строгости, граничащей с жестокостью?
- Нас педагог держал в строгости: влетало и морально и физически. Но в любой книге с воспоминаниями учениц Вагановой читаем, что тогда были телесные наказания, а самое «лёгкое» слово у Агриппины Яковлевны было «дура», хотя говорилось любя. Самое страшное, когда вообще не обращают на ребёнка внимания.
Я был самым способный в классе, и не потому, что ножки красивые – ножек красивых много, а у меня мозги особо устроены. Мне не надо миллион раз объяснять, как делать движение, с первого раза запоминаю, но потом становится скучно. И я смотрел в окно, а там ворона свила гнездо, я не мог оторваться и педагог был вынужден возвращать меня в реальность, порой – жёстко.
И когда возникает гормональный скачок – лет в 12-14, общаться с тинейджерами становится особенно сложно, а в это время и идёт самое интенсивное обучение. И если упустить – до свидания!
С новыми поколениями какая ещё катастрофа – они не читают вообще.
Они даже друг с другом общаются при помощи гаджетов, воспринимают информацию через эсэмеску, экран, сокращение. Словарный запас - как у Эллочки Людоедки. Они не знают многих элементарных вещей! Поэтому я сижу на занятиях по истории балета, театра, по литературе. Все двоечники сдают мне лично. И пока они не прочтут произведения, не получают оценки. Теперь они вынуждены шевелиться. Эти вещи делаются насильственным путём. И всё-таки, я человек строгий и жёсткий, прежде всего, к себе.
- Как вам живётся на два города?
- В Москве я теперь бываю редко. В моей большой квартире обитает только кошка Тяпа, а я здесь – в маленькой. Это напоминает шутку Раневской, которая говорила о своей собаке по кличке Мальчик: «Мальчик живёт как Сара Бернар, а я как сенбернар». Кошку приходят кормить, но удивительно, что хоть она редко меня видит, слушается только хозяина.
Можно сказать, что и в Петербурге я бываю редко: если раньше гулял по городу, то теперь целыми днями – в Академии, отдаю ей все силы. Я по своей сути – отличник, всё стремлюсь делать как можно лучше.
Когда заступал на должность, знал, что для меня как для человека, всю сознательную жизнь отдавшую балету, главное – продолжать служить своему искусству. И придти сюда, в это святое место, чтобы оставить о себе плохую память?! Я такого не мыслю. Не хочу посрамить доверие и память людей, которые подарили мне профессию.
Звёзды из Петербурга участвуют в чтении романа «Война и мир» он-лайн 
Съедобный президент. Кондитер создал шоколадную фигуру Путина в полный рост 
Неизвестный Эрмитаж. 7 интересных фактов о главном музее Петербурга 
Не превратиться в стадо. Директор Русского музея о деньгах и скандалах