«Сейчас в клинике лечатся свыше 450 малышей и подростков со всей России и из-за границы, - говорит профессор Алексей Баиндурашвили. - Часто спрашивают, а где родители, пока дети в стационаре. Мы строим гостиницу на 200 мест, но пока проблема остаётся. Некоторые снимают комнаты, квартиры, но у большинства нет денег на жильё. А это так важно, когда ребёнок после операции откроет глаза и увидит маму. Доказано: в присутствии родного человека с недугом справляются быстрее».
Как на войне?
АиФ-Петербург: - Говорят, что сегодня травмы, полученные детьми, стали страшнее, чем даже в военное время. Виновата наша полная риска жизнь?
- Если услышите фразу, что детский травматизм снижается, - это популизм. Он постоянно увеличивается. Первенство занимают ДТП, затем идут происшествия в школе, спорте, падения с высоты, «разборки» среди молодёжи. Особенно жестоко дерутся девочки. Когда начинаешь узнавать причины расправы, оказывается, многие берут как наглядное пособие компьютерные игры, где полно крови и убийств.
АиФ-Петербург: - Вы делаете фантастические операции: можете пришить пальцы, удлинить руки и ноги. Спасли ребёнка с 98% ожога тела, что нереально. Как это удалось?
- Операции действительно уникальные. Для сравнения: когда в 1984-м мы только начинали, пересадка пальцев с ног на кисть руки была штучной и длилась по 10 часов. Кропотливо сшивались все сосуды и нервы, накладывались микрошвы. Сейчас делаем такие операции по два раза в неделю за 3-3,5 часа. Подсчитано: в нашем институте пересадили более 1200 пальцев с ног - на руки, причём без ущерба для стопы, этот абсолютный рекорд занесён в Книгу Гиннесса.
А вот подростка, едва не сгоревшего во время пожара в бане, в буквальном смысле слова спасали всем миром. У него почти не было кожи, и мы приняли решение… вырастить её заново. Для этого из Донецка, где находится одна из лучших в мире лабораторий, спецрейсом доставили особый гель с клетками, помогающими росту. Затем, чтобы максимально закрыть поражённые части, особым образом расщепили и перфорировали те маленькие участки, которые всё же остались. В итоге каждый фрагмент стал в 6 раз больше, а в целом удалось восстановить 2 кв. м покрова. Такого в мировой медицине ещё не было. Сейчас у парня всё в порядке, он закончил гуманитарную академию, ведёт полноценную жизнь.
«Мамаша, выйдите!»
АиФ-Петербург: - Тогда вашу интернациональную бригаду наградили высшей врачебной премией России «Призвание». Кстати, если говорить о призвании, вы ведь хотели стать не врачом, а виноделом. Почему же всё-таки выбрали медицину?
- У меня дед - потомственный винодел, и он мечтал, чтобы я продолжил профессию. Обучал тонкостям, так что я знаю, как выбирать виноград, обрабатывать глиняные чаны, разговаривать с лозой. Это целая философия! Поэтому если бы появилась возможность прожить жизнь сначала - посвятил бы её виноделию.
А врачом решил стать ещё в седьмом классе. Повлиял фильм о войне, где хирург спасает раненого гестаповца, который пришёл его арестовать. Он выполняет свой профессиональный долг, понимая, что ему самому это грозит смертью. Это меня так впечатлило, что, не задумываясь, пошёл в медицинский. Вся моя семья - тоже медики. Жена, дочь, зять - хирурги, другая дочь - стоматолог. Хирург - это не профессия, а образ жизни. И эта жизнь мне нравится.
АиФ-Петербург: - В вашем и других центрах Петербурга выполняются беспрецедентные операции. Но почему же большинство пациентов всё равно предпочитают лечиться за границей?
- Мы сами виноваты в таком отношении. Свежий пример. Заходим в палату, и доктор во время обхода говорит: «Мамаша, выйдите!». Во-первых, какая тайна может быть у врача от мамы, когда речь идёт о здоровье ребёнка? Во-вторых, не «мамаша», а Нина Петровна, Галина Николаевна и т. д.
А за рубежом тебя встречают приветливо, уделяют внимание. При каждой клинике гостиница, где сервис такой, что не жалко заплатить. Я провёл эксперимент. По громкой связи в присутствии коллег позвонил на терапевтическое отделение в 20 медучреждений города. Сказал: очень болит голова, губ не чувствую, что делать? Только в пяти посоветовали, какие меры принять. В остальных или бросили трубку, или нахамили, мол, делать нечего?
АиФ-Петербург: - Получается, можно поставить самое дорогостоящее оборудование, но если не изменим свой менталитет, так и будем на вторых ролях?
- Да, одну из основных причин, почему по ряду позиций отстаём от западной медицины, вижу в этом. Ведь сегодня мы ни по техническому оснащению, ни по уровню врачей не уступаем. Качество специализированной помощи детям улучшилось в несколько раз. Наши операционные сёстры разучились делать тампоны, салфетки, потому что всё сделано фабрично. Ещё 8 лет назад наш институт был без лифтов, это при том, что почти все дети - лежачие. У меня сохранились фотографии, как зимой через двор в операционную везут «каталки». Сейчас - масса удобных переходов, 10 современных лифтов. Мы воспринимаем это как должное, не ценим, а надо!
Средств государство тоже не жалеет. Сутки пребывания обожжённого ребёнка обходятся в 600-1000 евро, и всё финансирование поступает вовремя. Ни одна частная клиника за такой случай не возьмётся. Конечно, поддерживают спонсоры, и я не согласен, когда в прессе нельзя называть фирмы-меценаты. Решение помочь больным идёт от души, от сердца, и о таких людях надо говорить. Рад, что сложились искренние отношения с Ульяной Лопаткиной, Софьей Гумеровой, Анной Нетребко. Анечка пришла к нам 8 лет назад и подарила систему внутривенного введения лекарств. А недавно приобрела роботизированный комплекс реабилитации. Огромное всем спасибо.
Цена ошибки - жизнь
АиФ-Петербург: - Но правда и то, что наша медицина на одном из первых мест по уровню коррупции, а число платных услуг зашкаливает.
- У нас пациенты ничего не платят. Хотя при лечении одного ребёнка с тяжёлой челюстно-лицевой травмой или сколиозом только на расходный материал требуется до 300 тыс. руб. Мне не раз предлагали ввести платные услуги, но какие деньги, если приехала бабушка, продавшая последнее, чтобы спасти внука-инвалида? В итоге мы просим у министерства очередную квоту и, как правило, получаем. Что касается взяток, такие случаи жёстко пресекаются. И мне было обидно, когда один из родителей написал жалобу, что у нас подают несладкий чай. Я вместе с ним пришёл в столовую, где стояли полные сахарницы…
АиФ-Петербург: - В Петербурге состоялось несколько громких процессов, связанных с врачебными ошибками. Доказать их стоило большого труда. Также дружно медики отвергли идею установки видеокамер в операционных. Есть что скрывать?
- Скрывать нам нечего, сегодня и так всё можно записать - операцию, роды и при необходимости предоставить материал прокуратуре. Однако надо посмотреть на проблему и с другой стороны. Профессия врача связана с большим риском. Я, например, за свою жизнь сдал 24 литра крови, оперировал детей с ВИЧ, сывороточным гепатитом, много раз прокалывал пальцы и мог заразиться. Так же мои коллеги. Но защиты нет никакой. Мы «голые» и перед претензиями больных, их родственников, часто необоснованными. Разве хирург ошибается специально? Болезней без осложнений не бывает, поэтому сегодня мы думаем, как создать страховое агентство, которое охраняло бы профессиональные интересы врачей.
АиФ-Петербург: - Вы провели свыше 10 тыс. операций. А бывали случаи, когда пациент выздоравливал вопреки всему?
- Сколько угодно. Врач - не Бог, и если ничем не можешь помочь - это трагедия. Пирогов писал, что хирургия - искусство, регламентированное наукой. Скажу вам вещи, которые говорю редко: хирург «умирает» иногда вместе с больным. Человек в коме, с дыхательным аппаратом, но ночью дежуришь - подходишь, смотришь, разговариваешь. Вдруг - открыл глаза. Сначала медленно, потом всё более осознанно. И как пойдёт на поправку! Ради таких моментов мы и работаем.
«Страсть как хочу!». Петербуржцы подсаживаются на интернет и экстрим 
Ума палата номер шесть