Александр Сокуров: «Проблема России — не во власти»

принял меня сурово. Был страшный мороз, сильный ветер, город показался мне враждебным и жестокосердным.

Может, так и не смирился бы с ним, если бы во второй свой приезд не оказался в Эрмитаже. Я был согрет этим воздухом, возможностью целый день бродить незамеченным, быть самим собой, испытывать уникальную усталость от того, что видел.

На эрмитажных картинах я учился снимать людей в кино, создавать их портреты. Эрмитаж — это мое гнездо. Раз он есть, я буду жить и работать в Петербурге.

«Обытовленная трагедия»

— Свою новую картину «Александра», которая побывала в Каннах, в России я еще не показывал. Это история пожилой женщины, которая приезжает к своему внуку, служащему в Чечне. Она проводит там всего три дня, потому что внука отправляют на задание. Очень простая сердечная картина. Первый раз в жизни я сам написал сценарий.

В прокат фильм должен выйти в сентябре, но пока неизвестно, кто этим будет заниматься. Желающих, по сути, нет. В сентябре же он выходит в широкий прокат во Франции, в других европейских странах, в Штатах и Латинской Америке.

А у нас — проблема, потому что прокатные организации никакого отношения к национальному культурному процессу не имеют. И экранное время расписано между фильмами, приходящими из-за пределов страны. Ну, и некоторыми нашими, которые могут вызвать неврастенический интерес. Положение с показом национального кино в ближайшее время, полагаю, будет еще более тяжелым, несмотря на рост кинопроизводстава.

Если говорить о телевизионном прокате «Александры», то переговоры идут — говорят, все ждут показа картины Путину.

На главную роль в картине я пригласил Галину Вишневскую. Много лет мечтал что-нибудь для нее сделать, как только увидел в фильме-опере «Катерина Измайлова». Мне было совершенно очевидно, что у нее грандиозный драматический дар. А когда познакомился с ней лично, — это произошло после приглашения Ростроповича делать с ним «Хованщину» в «Ла Скала», — сразу почувствовал родного человека.

В фильме мне хотелось показать внутренние грани этой личности. Я понимал, что они проявляются не тогда, когда Вишневская находится в окружении президентов или королей, а когда — среди простых людей. Поначалу мое предложение вызвало у Вишневской тревогу, потому что она уж больно привыкла к защищенности богатством, своим статусом, и много лет не испытывала того, что мы называем «обытовленными трагедиями».

Вишневскую засекретили

— С самого начала я решил, что буду снимать только в Чечне. Потому что там живут граждане нашей страны, которые испытывают неслыханные лишения и тяготы. Моя гражданская позиция — показать то, что я видел. Чтобы говорить с соотечественниками о таких серьезных вещах, надо самому там побывать, поездить по этим дорогам, посмотреть, как каждое утро сотни военнослужащих идут по обочинам — разминируют их.

Поговорить с чеченскими женщинами, как они живут, какое у них отношение к русским. Вишневская с ними общалась. Это были те дни, когда убили Басаева. Тогда, по сути, объявили военное положение, с 6 часов вечера никто по дорогам не двигался. Я абсолютно уверен, что и дальше нас ожидают очень большие испытания, связанные с Кавказом.

Когда мы набирали съемочную группу, многие отказывались ехать в Чечню, в первую очередь молодые мужчины. Из женщин — никто. Со стороны Вишневской не было сомнений. Мы с большим трудом везли Галину Павловну в Чечню, потому что надо было засекретить ее пребывание. Это была довольно опасная операция, она разрабатывалась с участием ФСБ, МВД. Остановились на территории, где жили офицеры, — единственное место, где мы могли отвечать за ее жизнь. Вишневской выделили железный вагончик, у нее одной был кондиционер, который не очень-то помогал в 56-градусную жару.

На съемки каждый день нас вывозили на разных автомобилях, меняли номера, пускали по разным дорогам одинаковые машины. В некоторых местах мы могли вывести Вишневскую к камере минут на семь, не больше, и тотчас увозили. Часть эпизодов снимали в расположении части внутренних войск, где построили декорации. Поначалу хотели строить в районе разрушений, но нам сказали, что все это простоит 2–3 дня и будет уничтожено, возможно, вместе с нами, хотя я не очень верил таким пугалкам.

Для 80-летней Вишневской все это было чрезмерным испытанием. Но таковы мужество, сила воли и цельность этого человека, что ни разу не пожаловалась.

Кризис Европы

— Я противился показу картины в Каннах, хотя был приглашен уже в пятый раз. Считаю, что такого рода фильмы не должны участвовать в данных конкурсах.

Каннский фестиваль давно уже не дает повода для рассуждений по художественным проблемам. Это фестиваль продюсерский, где сосредоточен кинорынок и даже порнокино. От всей традиции осталась лишь отборочная комиссия, а затем дирекция выбирает такое жюри, которое с этой программой не знает, что и делать. Некоторые картины они даже не смотрят!

Каннский фестиваль — политическая акция. Я на этот раз не поехал. Как предполагал, так и случилось: картина вызвала яростное раздражение жюри, поскольку в ней не показаны «преступления русской армии» и «героизм чеченского народа». Между тем картина вообще не о войне, а о попытке сближения людей.

В сегодняшней Европе востребованности в такого рода идеологии не сущест.вует. Происходит значительный крен общества в сторону политизации. Это меня тревожит, потому что долгое время для нас именно среда западноевропейской интеллигенции была опорой и надеждой. Культура в Европе пребывает в чрезвычайном кризисе.

Собственно, эти же процессы происходят и в России, и в нашем городе. Меня часто спрашивают о строительстве башни «Газпрома». Это тяжелая ситуация для Петербурга, которая плоха не столько из-за «кукурузного початка», сколько из-за того, КАК все это продвигается, без диалога власти с обществом.

То же могу сказать и о второй сцене Мариинки. Такого рода архитектура не имеет никакого отношения к театру. Современные архитекторы проявляют высокомерие, не желая развивать традицию. Они все отдают в руки технологов. Все современные крупные здания — без сомнения, технологические шедевры, но это не имеет никакого отношения к художественному творчеству.

В архитектурных вузах нет наставников, которые бы говорили: «Главная ваша задача — искусство. Терпите нажим бизнесменов, отстаивайте свое ремесло, достоинство. Хитрите, обманывайте, но добивайтесь возвышенной цели».

Еще один традиционный вопрос: есть ли у меня иллюзии по поводу власти? Какие могут быть иллюзии в отношении собственного народа, частью которого является власть? Неужели можно думать, что власть сильно отличается от общества?

Проблема России не во власти, а в качестве общества, его цивилизованности, в степени проникновения культуры внутрь большого числа людей. Посмотрите на поведение русских мальчиков, на то, что представляет собой подростковая популяция, на общение людей в коммунальных квартирах, на уровень культуры в деревнях, в маленьких городах. В некоторых случаях власть представляет собой гораздо более цивилизованное сосредоточенное сообщество людей, чем сам народ. Проблема России не во власти…

Смотрите также:

• Александр Миндадзе: «В нашей стране человек перманентно находится в экстремальной ситуации» →
• «Я наемник, а не ассенизатор». Александр Невзоров о свободе и бедах России →
• Гоша Куценко: «Измеримо только добро. А грязь, к сожалению, безмерна» →