Продолжение. Начало в NN 24-28, 30, 32, 34, 36-40.
Я люблю бывать здесь - это единственный дом Блока (Б. Монетная, 9, на фото), где просто "по мемуарам" можно найти его окно. Это полукруглое окно на последнем этаже, в центре фасада. Зажглось оно впервые в августе 1910-го, именно тогда Блок с женой переехал сюда. И горело два года...
"Светлая, как фонарик, белая квартирка", - писала Гиппиус. "У окна стол, - запомнит кабинет Грааль Арельский, - лампа под гофрированным бумажным абажуром". "На столе такой порядок, - добавит Чуковский, - что хотелось немного намусорить". "Мебель - "русский ампир", ковер, два книжных шкафа. Один набит книгами. Стекла другого затянуты зеленым шелком. В нем бутылки "Нюи" елисеевского разлива ≤ 22", - пишет Георгий Иванов, поэт, появившийся здесь еще кадетом. Глазастым оказался кадет; только он заметил, что, работая, Блок раз за разом наливал себе вина, выпивал и вновь садился за стол. "Без этого" - не мог писать...
Блок - самый неземной поэт, аккуратен до странности, вспоминал Г. Иванов. Если он заперся, все ходят на цыпочках, трубка с телефона снята. Даже если он отвечает на письма; их не только нумеровал, но отмечал в книжке оливковой кожи и с золотым обрезом. Чаще писали женщины; они его боготворили. Мать писательницы Либединской вспоминала, что ее подруга, "тургеневская девушка", узнав Блока на улице, весь вечер шла за ним и подбирала его окурки. Целую коробку набрала и едва не молилась на нее. А он, крутя романы с актрисами, признавался, что больше любит женщин, похожих на героинь Достоевского - на Грушеньку, Настасью Филипповну...
Неземной Блок легко достигал "неземных высот", но столь легко же опускался порой и на дно. Ну разве не "высота", пусть и шутливая, когда однажды, глубокой ночью, сюда именно, пришла ему телеграмма из "Вены"? Его выбрали "Королем поэтов". "Вена" - не город, ресторан (М. Морская, 13), где пировали художники, артисты, самые знаменитые писатели и самые блистательные женщины. А в ту ночь там заспорили поэты - кто лучше? За Блока голосовали Мандельштам, Пяст, Гиппиус и Кузьмина-Караваева, та, которая станет потом знаменитой "монашкой" во Франции и в 50 лет войдет в газовую печь вместо незнакомой русской девушки. Она, выбирая Блока, напишет: "И решил премудрый рок, Что король поэтов - Блок"...
"Король", кстати, живя здесь, однажды увидит ангела. Не верите? Тот же Грааль Арельский, поэт, а в миру Степан Петров, студент-астроном, вытащит Блока в обсерваторию, где дежурил по ночам. Желая подшутить (Блок "благоговейно и даже со страхом поглядывал на рефрактор"), Арельский наведет телескоп на ангела Петропавловки. Из-за оптического обмана эффект окажется столь силен, что Блок отшатнется. Потом, выпив чаю с вином, признается: его давит эта "бесконечность миров", вызывает "мучительную тоску"... Не тоска ли заставляла его и до сумасшествия играть с женой "в акульки", и написать, представьте, о радости "несказанной" по поводу гибели "Титаника": "Есть еще океан!" То был веселым беспричинно, то "каменным". Несколько ночей просидел в этой квартире с Клюевым. Три года назад тот требовал не только прочесть его стихи, но и "потрудиться поместить их в какой-либо журнал". Теперь нападал на Блока-барина: "Вы "можете", а мы "должны", - доказывал разницу между ними. И убеждал: примите "подвиг последования Христу". "Послание Клюева, - запишет Блок, - поет в душе". Он и сам, после ухода Толстого из Ясной, думал про это: "Знаю, надо отдать деньги, раздарить смокинги, даже книги. Но... не хочу"...
Тоска гнала его в Юкки, кататься на санках, на американские горки в "Луна-парк", где, по его подсчету, съехал аж 80 раз. Докатывался "до сумасшествия" и, как ребенок, любил простые развлечения: "Я один, я в толпе, я как все..." Тоска гнала в Шувалово, где пил вино и "фраппировал видом знатного иностранца буфетную прислугу", тоска вела в какие-то кабаки. Он даже признался поэту Садовскому, что по ночам обходит рестораны на Невском, выпивает в каждом, а утром просыпается где-нибудь в номерах. А в пивной на углу Зеленина сказал художнику Анненкову, что "Незнакомка" его вся "зарисована" тут. Даже "корабли на обоях" вошли в драму отсюда, добавит потом и тетка поэта. "Незнакомку" знали. Анненков пишет, что и "девочка" Ванда шептала: "Я уесть Незнакоумка. Хотите ознакоумиться?", и две девочки с Подьяческой, приставали на Невском: "Мы пара Незнакомок, можете, миленький-усатенький, получить электрический сон наяву"...
Да, Блока тянуло к женщинам Достоевского - и к падшим тоже. Одну историю вспоминал Горький, я обещал рассказать ее. Тому какая-то проститутка поведала, что однажды, в первом часу, ее "пригласил" прилично одетый, с гордым лицом человек. Пошли в комнаты для свиданий. "Я попросила чаю, а слуга не идет. Тогда он сам пошел, а я так, знаете, устала, озябла, что уснула на диване. Потом проснулась, вижу: он сидит напротив и смотрит на меня строго - ужасные глаза! Ах, извините, говорю, я сейчас разденусь. Он улыбнулся: "Не надо, не беспокойтесь". Пересел на диван, посадил на колени и, гладя волосы: "Ну подремлите еще". И, представьте, я опять заснула, - скандал!.. Кажется, я даже и совсем спала, когда он встряхнул меня осторожно: "Ну, прощайте, мне надо идти". И кладет на стол 25 рублей. Послушайте, говорю, как же это? А он засмеялся и даже поцеловал. А когда я уходила, слуга говорит: "Знаешь, кто с тобой был? Блок, поэт - смотри!" И показал мне портрет в журнале".
...Да, окно на Монетной горело два года... Кстати, и Блок любил смотреть в знакомые окна. А про одно вскоре напишет: "В последнем этаже, там, под высокой крышей, Окно, горящее не от одной зари"... А вот кто жил за тем окном, где оно - об этом я расскажу у другого дома поэта.
Предсмертная записка