Давно известно: в нашей (советской/российской) армии жизнь человека ничего не стоит. Ни в военное время, когда парни гибнут в "горячих точках" во время "спецопераций", ни в мирное. Достаточно вспомнить призывников, замерзших в Магадане. Один из них умер; то, что больного нужно лечить, военным начальникам и медикам пришло в голову слишком поздно. Виновных в гибели призывника так и не нашли, по традиции, никто наказан не был. А и то верно, зачем? Велика важность - призывник, у нас таких полные закрома:
По той же "доброй" традиции никто пока не ответил за то, что произошло зимой 2001-го с военнослужащим Вячеславом Темниковым. С ним, правда, не медлили, взялись лечить сразу. Вот что из этого вышло.
Потерпи, боец
18 января старший лейтенант авиаполка воинской части N 20017 (6-я армия ВВС и ПВО) Темников пришел в медсанчасть и пожаловался на боль в желудке. Его направили в Гатчинский гарнизонный госпиталь, где врачи поставили диагноз: острый аппендицит. Потом станет ясно, что диагноз ошибочный, и старлею вырезали невоспаленный аппендикс, у парня просто "разыгралась" язва.
После операции Вячеслава перевели в реанимационное отделение. И оставили там одного. Ночью Темникову стало плохо, он звал врачей, но появилась только медсестра со стаканом воды, сказала: "Потерпи, боец, до утра, попей водички". И ушла. Славе становилось все хуже. Он решил сам пойти за дежурным врачом, с трудом встал с кровати, сделал пару шагов - и потерял сознание. Позже выяснится, что Темникову зашили не все сосуды, началось внутреннее кровотечение.
А поутру врачи проснулись. За ночь Слава потерял около трех литров крови, и спасти его могло срочное переливание. Прямым способом - из вены в вену. В качестве доноров оказались трое офицеров и семеро солдат-срочников из ближайших частей. Только у одного из десяти была донорская книжка:
Одним переливанием крови дело не закончилось, потребовались еще четыре операции, чтобы исправить то, что хирурги натворили во время первой. Спустя год и десять месяцев, в ноябре 2002-го, Вячеслав лег на обследование в Окружной военно-клинический госпиталь ЛенВО. Там-то и выяснилось, что Вячеслав болен гепатитом C и заражен вирусом иммунодефицита человека.
Новый диагноз
Что было потом? Инфекционное отделение Военно-клинического госпиталя в Подольске, где диагнозы подтвердились, там же Славе сказали, что заразиться ВИЧ-инфекцией он мог только в Гатчине, во время переливания крови. Естественный при таких обстоятельствах разлад в семье и развод. Тяжелейшая депрессия. И - желание добиться справедливости.
В январе 2003 года Темников написал заявление в Санкт-Петербургскую военную гарнизонную прокуратуру. Однако военные эскулапы ушли в глухую оборону и заявили: с чего старлей решил, что все дело в том самом переливании крови? А может быть, его заразили в каком-нибудь другом месте? Причем у медиков хватило совести таким образом "обороняться" даже после того, как стало известно, что трое из десяти доноров оказались больны гепатитом, а один - ВИЧ-инфицированный!
Сейчас в уголовном деле пять томов. Сменилось три следователя, у Темникова - три адвоката. Четырежды гарнизонная прокуратура выносила постановление о прекращении дела и четырежды военный прокурор ЛенВО и Главная военная прокуратура РФ отменяли эти постановления. В ноябре следствие возобновилось в пятый раз. Но что оно выявит и что покажет, пока не берется сказать никто.
А что отцы-командиры? А отцы-командиры настоятельно посоветовали Славе уволиться, получить свои шестьдесят окладов и пенсию по инвалидности по линии Минобороны. Однако Темников не согласился бросить службу. В Подольском госпитале (только там решается судьба военных с таким диагнозом, как у Славы) его признали годным к службе с незначительными ограничениями. Таким образом, в апреле этого года Вячеславу удалось продлить контракт на три года.
Пока - не потерпевший
По словам адвоката Темникова Владимира Хомякова, главное сейчас - чтобы его подзащитного в уголовном деле наконец-то признали потерпевшим. Это позволит Вячеславу подать гражданский иск к Минобороны с требованием выплатить ему тридцать миллионов рублей. Много? С одной стороны, да. С другой, едва ли уместно вообще соотносить человеческую жизнь с деньгами. Но что остается делать, если твоя жизнь загублена, а те, кто ее загубил, остаются безнаказанными?..
К тому же сумма эта не взята с потолка, а высчитана на основании методик для ВИЧ-инфицированных. Она учитывает не только стоимость качественного лечения, но и приобретение необходимой в таких случаях дополнительной жилплощади. Пока же Вячеслав обитает в общежитии - и соседи заваливают командира полка просьбами выселить Темникова, пишут, что боятся за своих детей: А он рад бы уйти, чтобы никого не смущать и не пугать, - да некуда.
Каковы перспективы уголовного дела и - как следствие - гражданского иска? Пока ясно только то, что ничего не ясно. Судиться с медиками нелегко, с военными - тем более. Извечная армейская "закрытость", честь мундира, честь халата: Плюс то, о чем мы говорили в начале: в нашей армии жизнь человека не стоит и гроша. Не говоря уже о миллионе долларов. Деньги для Минобороны немалые. (Хотя: всего-навсего несколько "генеральских дач". Да и расходы на оборону у нас растут год от года, так что военные вполне смогут "потянуть" исковую сумму.)
Так или иначе, Владимир Хомяков говорит, что пойдет с этим делом до конца. "До конца" в данном случае означает до Страсбургского суда. И уже готовит соответствующие документы - на случай, если в России дело ничем не закончится.
:Сейчас Темников служит в том же полку авиатехником. Недавно получил звание капитана. К нему постоянно приезжают отец, мать и сестра. Слава говорит, что чувствует себя хорошо, но иногда все-таки испытывает легкие недомогания. Лекарств никаких не пьет, только траво- и медолечение, специальные чаи.
- У меня сейчас латентная стадия заболевания. Сколько она будет длиться, никто не знает. Врачи говорят, может полгода, а может двенадцать лет. Никто не знает, это вопрос еще неизученный. В общем, надеюсь, проживу еще лет двадцать-двадцать пять, - спокойно говорит он, и можно только догадываться, какой ценой и какими усилиями дается ему это спокойствие.
Сейчас ему двадцать шесть.
Элла Полякова: «Мы не знаем своих прав» 
Руководитель «Солдатских матерей Санкт-Петербурга» - о произволе в армии