Почтенный гражданин Владимир Иванович Теселкин всю жизнь прослужил на флоте и до отставки носил форму. А веселый человек Владимир Витов, вечно менявший прически, шляпы и очки, всю жизнь занимается фотографией.
Массовое поражение
Правда, Витов значительно моложе Теселкина - когда Витов только появился, Теселкина чуть не поперли со службы на Северном флоте. Собственно, поэтому Витов и родился: Теселкину пришлось "родить" себе псевдоним, чтобы под ним и заниматься фотографией, поскольку это занятие не благословлялось партийными флотскими начальниками. "Или ты служишь, - говорили они, - или карточки щелкаешь".
Но даже Витов не смог спасти Теселкина от выбора: или служить на флоте так, как прикажет партия, или быть хорошим фотографом, который уже становился фотохудожником. И под самый занавес советской власти 47-летнего капитана 1-го ранга спровадили с флота в запас. Правда, уже и здоровье пошаливало. Подорвала здоровье Теселкина, конечно, не фотография, она, можно сказать, спасла отставного офицера, дав ему второе дыхание. И хотя 70-летний Теселкин-Витов отмахивается - мол, возраст уже, вот и болею, - на самом деле он еще в 1961 году получил задание, выполнение которого и послужило основой всех его болезней. И к фотографии это не относится.
- Я закончил военное училище и получил специальность "инженер-радиохимик" - я был специалистом по оружию массового поражения. Сначала служил в дивизионе химзащиты, а потом была создана группа радиационной безопасности для обеспечения плавания атомных подводных лодок по всему Атлантическому океану. Эта группа создавалась на случай аварий лодок, туда входили врачи - терапевты, радиологи, хирурги, а мы - как дезактиваторы аварийных лодок. И нас отправили на Новую Землю, на полигон, где испытывали ядерное оружие. Нас через 15 минут после ядерного взрыва бросали либо вертолетом в эпицентр, либо мы шли кораблем, если погода не позволяла. Я был начальником радиационной группы, занимался замерами уровня радиации и доз облучения личного состава. И были мы там неоднократно.
"Забудь, что ты видел"
Теселкин знал, что это смертельно опасно - все-таки профильное образование получил. Надо было надевать костюмы радиационной защиты, химической защиты, респираторы или противогазы, но это занимало страшно много времени, они были страшно неудобными, и моряки плевали порой на это. Надевали, только когда начальство требовало.
- Я в своей жизни в атаку не ходил, а здесь испытывал чувство обреченности, общей такой обреченности, и в ней пропадает индивидуальное чувство страха. Я знаю, что в меня не выстрелят, но ведь радиации не чувствуешь, нет ни запаха, ни вкуса, ни цвета - ничего. Чувствуешь себя нормально - и идешь нормально. Но нахватали там здорово, потому что мы были там не однократно, а после каждого ядерного взрыва, без передышки.
Теселкин давал, конечно, подписку о неразглашении работы на Новой Земле. Ему приказали: "Забудь, что ты это видел!" - и он забыл. Очень старался. Даже жене не рассказывал.
Виктория Николаевна подтверждает:
- Не рассказывал. Как только мы с Володей прибыли на Северный флот, его, лейтенанта, сразу на полгода в командировку. И не сказали куда, только номер части был известен. Это было страшно. Писать он не мог, сведений никаких у нас не было. И только однажды по телефону он мне сказал: "Сделай телеграмму, что ты больна, при смерти, тогда я смогу приехать". Но, поскольку я стала работать в штабе Северного флота, у меня был доступ ко всем личным делам. Так я узнала всю правду про эту часть на Новой Земле. Молодых лейтенантов с одним респиратором бросали в эпицентр взрыва. С Новой Земли он вернулся - и ему сразу дали семейную путевку в Ялту, тогда это было невиданно, только генералы тогда ездили. Первое время все было нормально, никаких болячек. Только потом что-то стало сердце барахлить, все военнослужащие же проходят диспансеризацию. Хотя я знала и про все аварии на подлодках - Володя же ездил туда их отмывать, дезактивировать, видела, как умирают моряки в госпиталях от лучевой болезни, но полное осознание беды пришло уже только после Чернобыля. Когда всем все стало ясно окончательно.
Чернухе - нет
А фотографировать молодой офицер Теселкин стал, можно сказать, с горя - на палубе корабля не получалось заниматься живописью, к которой он имел большие способности. И когда жена в 1965 году подарила ему фотоаппарат, решил "пощелкать". Постепенно его стали узнавать на флоте не как классного химика, а как прекрасного фотографа.
- Сейчас вот многие чернуху любят, чтобы жизнь без прикрас да пострашнее. Меня всегда ругали за то, что я старался снимать красивое, говорили, что я лакирую действительность. А я снимал красивые корабли, красивых людей и красивое море - потому что я действительно их видел. Флот снимал для военной прессы, а остальное - для себя. В нашем мурманском фотоклубе было принято на выходные ездить к оленеводам-саамам. Я снимал бегущих оленей, смеющихся саамов, морозную или цветущую тундру, но никогда не снимал, как пьяные саамы - они же страшно пили, от мала до велика, - забивают безмолвных оленей, которые даже не пытались убежать, хотя видел и это. А даже если и снял бы, то ни на какой конкурс, ни на какую выставку отправлять бы не стал.
За конкурсы Теселкин и получил дважды очень сильно от начальства. Первый раз - когда он в серии в защиту окружающей среды сделал героем знакомого художника, человека длинноволосого и бородатого, да еще и посмел послать работы за рубеж. Партийные боссы кричали на него: "Ты что, Теселкин, твою мать, диссидентов защищаешь? Это что за иисусик у тебя?". Тогда и пришлось офицеру Теселкину отделить от себя фотографа Витова. Второй случай приключился уже перед самой пенсией - и тоже с отправкой работ за границу. Теселкин тогда был уже заместителем начальника Ленинградской военно-морской базы. И очередной особист шипел на него: "Я запрещаю вам заниматься фотографией!" Теселкин махнул рукой на должность, на служебные льготы и ушел со службы. А особист тот, снедаемый подозрительностью, совсем свихнулся на почве мании преследования и умер в больнице на Пряжке. Такое вот профзаболевание:
Сейчас Владимиру Ивановичу Теселкину нелегко. Из дому он не выходит, и весь мир его сузился до экрана компьютера, которым он овладел уже в преклонном возрасте и даже внука к нему не подпускает, чтобы 17-летнее "дитя", приезжающее иногда из Москвы в гости, не испортило чего. У него есть любимый ученик Юрий Андерегг, живущий сейчас в Англии и ставший несколько лет назад лучшим "черно-белым" фотографом страны. Он даже новое направление придумал - изофеминика называется, это коллажи из обнаженных женских тел. Это все неистребимая тяга к романтике:
- Самые совершенные линии проведены не рукой художника, а Творцом сущего. И я воспеваю эти линии. У меня живая натура.
Семен Альтов: «Люди, офонарев от кризиса, тянутся к юмору» 
Татьяна Толстая: «Я - Плюшкин, не могу ничего выбросить»