Предчувствие магии
«АиФ – Петербург»: - Юрий, вы часто играете квартирники. Почему?
Наумов: - Со мной картинка ясна, Я приехал из Новосибирска в Петербург 2 января 1985 года. Я был рок-музыкантом неполных 23-х лет и собирался посвятить искусству рок-н-ролла всю свою жизнь, без альтернатив. В середине 80-х гг. рок-музыкант мог выжить только в двух главных городах России: в Москве и в Питере. И единственные концертные залы, которые были тогда доступны, были квартиры людей, готовых рискнуть и предоставить под это свои жилища.
Я изначально отношусь к квартирнику, как к совершенно полноценному концертному действу, которое просто происходит в очень маленьком пространстве. И никакого снисходительного отношения, дескать, квартирник – это посиделки или междусобойчик, у меня нет. Это солидное, достойное, возвышенное вибрационное деяние, обеспеченное всем необходимым для того, чтобы сердечно-контактная предпосылка звукового диалога состоялась. Все, что в квартирнике отсутствует – это гардероб с гардеробщицей, кассы с билетерами и кафе с бутербродами, но есть как бы сцена и как бы зал.
«АиФ – Петербург»: - Что для вас музыка?
Наумов: - Для меня это не работа. Конечно, есть аспект зарабатывания денег, но в основе – это смысл жизни, это момент служения. Просто есть совершенно четкое понимание того, что в этой точке деяния коэффициент моих сердечных усилий максимален. Я учился в мединституте, меня выкинули с пятого курса за песни. Представьте себе, что этого бы не было: я закончил мединститут, получил диплом, отработал три года как молодой специалист, стал кардиотерапевтом, на которого меня готовили. Я бы лечил сердца людей, так или иначе, с помощью каких-нибудь капель или, каких-нибудь таблеток. В общем-то, примерно тем же я занимаюсь и сейчас с помощью звуковых операций.
«АиФ – Петербург»: - Юрий, в нашем советском старом рок-н-ролле всегда были герои, такие как Майк Науменко, Виктор Цой, Егор Летов, но сейчас героев уже нет. Вы себя героем не считаете. Вы позиционируете себя, скорее, лекарем, если мы говорим о сердцах?
Наумов: - Лекарь – смешное слово, можно и так. Это то открытие, которое я сделал в ходе концертирования.
У меня всегда была огромная настоятельная потребность выразить свою душу через звук, и с какого-то момента у меня это стало получаться. С очень раннего детства я почувствовал, что самые главные события в моей жизни состоятся через звуковые вибрации, не через картинки, а через звучание. И когда это осознание состоялось, я понял, что это будут звучание музыки. Лет в 11 я приходил в музыкальный магазин, выбирал пластинки просто так, на удачу – по оформлению или мне нравилось, как звучит название исполнителя. Во мне присутствовало какое-то ощущение волшебства, предчувствие магии – сейчас я поставлю пластинку и... меня размажет по стенке, снесет просто. Я ставил и ту, и эту. Чудо не происходило, но изначальная установка – презумпция волшебства, была. И эта внутренняя ориентация была на максимальный эффект, на то, что произойдет трансформация, что я выйду из этого магазина совсем не таким, как я в него вошел.
«АиФ – Петербург»: - И тогда это не удавалось?
Наумов: - Я был детским, понимаешь. Я сформировался как музыкант в ответ на этот свой запрос юности. Когда я был маленьким, я не знал, как это звучит, но безошибочно бы узнал, если бы это произошло.
Мне 48 лет сейчас, но, допустим, рождается какой-то причудливый аккорд и детеныш, сидящий внутри меня, удивляется: «ааа!». Вот эта сердцевина детского отношения никуда не делась.
«АиФ – Петербург»: - Мне кажется, многим музыкантам присуще детское восприятие.
Наумов: - Это правда, есть потребность. Есть такое ощущение, что существуют люди, по внутреннему устроению в каких-то аспектах сильно похожие на меня. Они так же, как я, в свои 11-13 лет шарили по этим магазинам грампластинок и ждали этого звука. Просто мне удалось сформулировать свое ожидание в звуковом виде, а им этот момент формулирования не отломился.
Капсула времени
«АиФ – Петербург»: - Что с вашей точки зрения происходит в музыке сейчас. И кто войдет в историю, допустим, с 2000 по 2010 год?
Наумов: - Проблема наша заключается лишь в том, что мы живем в очень динамичном, информированном обществе, и мы можем судить о прошлом только с больших дистанций. Когда прошлое состоялось, капсула эпохи уже запаяна. Что такое 20 лет истории – это четыре страницы в хрестоматии. И в эти четыре страницы, например между 1812 и 1832 годами - вмещаются восстание декабристов, отечественная война, Пушкин, Гоголь и так далее.
Суперэффект получается, когда ты берешь двадцатилетний отрезок времени и вбиваешь его в такой четырехстраничный концентрат.
Этот момент очень странный. Есть огромный организм, он как-то колышется, вибрирует, то ему покажешь какое-нибудь фуфло – бежит за фуфлом, то вдруг устает от фуфла, начинает реагировать на что-то настоящее. Но для того, чтобы воспринять настоящее нужно сердце, надо мозгами шевелить! Потом устаешь мозгами шевелить – и опять нужно какое-то фуфло.
«АиФ – Петербург»: - Но время отсеивает?
Наумов: - Вот, например, Демьян Бедный. Он – не гений, он – не Есенин, но когда вспоминаешь его с поправкой на исторический контекст, то понимаешь, что в Советской России 20-х годов он был абсолютно колоссальной фигурой. А посмотри на него 100 лет спустя – никчемный, проходной персонаж.
Шекспир устоял, Пушкин устоял, Гоголь устоял, Булгаков устоял.
В этом году исполняется 50 лет Саше Башлачеву. Он – гений, он – гениальный поэт. То, что он сказал – это всерьез и надолго. Я играл в Москве в ЦЛЗ на концерте его памяти. В зале на 500 мест было 350 человек, притом, что билеты продавались по щадящим ценам. На пятидесятилетие гениального русского поэта примерно в двенадцатимиллионном городе – столице России на поминальный концерт собирается жалких 350 человек. Я не знаю, будут ли учить его стихи дети в школах будущего, но он останется, это не пропадет.
А параллельно идет движуха, существуют издательства, публикуются какие-то книги, какие-то пляжные романы, люди трясутся, ездят по книжным ярмаркам в автобусах, но все это куда-то денется, также как делся Демьян Бедный.
«АиФ – Петербург»: - Сейчас в Петербурге снимается фильм о Майке Науменко. Вы были знакомы с Майком. Он для вас герой?
Наумов: - Для меня Майк – настоящая звезда, и я очень сильно страдал от того, что он не получил того, чего был реально достоин. Ему было бы к лицу быть состоятельным, ему к лицу была бы настоящая слава, с интервью, со вниманием, с антуражем, с понтами звезд, с белыми восьмиметровыми бронированными лимузинами, с какими-то крутыми одежками.
Когда я приехал из Новосибирска в 83 году в августе, познакомился с ним и увидел эту нищету, в которой живет мой любимый рок-артист, у меня сердце кровью обливалось. Я жил в хрущевке с двумя смежными комнатами со своими родителями, у меня не было своего угла, я болтался с гитарой между ванной и кухней… Но мой любимый артист должен был жить хорошо, в достатке. У меня все сжалось, когда я это все увидел. Он был настоящим героем рок-н-ролла, которому просто не отломилась прожить жизнь согласно этому хорошему, вкусному кодексу. Но это было бы здорово, потому что по всем своим закидонам он прекрасно бы в него вписался. Я в этом просто не сомневаюсь!
«АиФ – Петербург»: - Как вам живется в Америке?
Наумов: - В Америке было бы обалденно, если бы я там родился или оказался до 15 лет. Я приехал туда на 29 году жизни сформировавшимся человеком. Для того чтобы впрыгнуть на это игровое поле (шоу-бизнес), нужен другой менталитет. Для того чтобы активно, предприимчиво, эффективно пробиваться с музыкой по коммерческим купеческим законам, я опоздал. Я вырос в стране, где не приветствовалось предпринимательство. Эта фишка во мне если не убита наповал, то подавлена до критического состояния. Я не в состоянии эффективно себя пробивать. А на уровне родственности моей вибрации, там, где приходилось выступать перед американцами, немцами, голландцами, англичанами – все всегда проходило на ура!
В Пулковской обсерватории пройдет гражданская панихида по Кайдановскому 
Михаил Горшенев: «Мне стыдно за наш российский рок-н-ролл»