Является ли культура главным смыслом нашего существования? Остаётся ли всё ещё Россия «литературной державой»? И почему за границей зачитываются Достоевским и не понимают Пушкина? На эти и другие вопросы «АиФ-Петербург» ответил Всеволод БАГНО, директор Института русской литературы (Пушкинский дом) РАН.
И сохранна, и доступна
АиФ-Петербург: - 2014 год был объявлен Годом культуры. В связи с этим всё чаще вспоминают знаменитую «Декларацию прав культуры», разработанную Лихачёвым ещё 20 лет назад. Почему документ так и не был принят?
- Я благодарен судьбе, которая подарила мне возможность быть помощником и собеседником Дмитрия Сергеевича. Читал я и первый черновой вариант «Декларации» до её обработки юристами. Ни интуиция, ни жизненный опыт не помешали Лихачёву романтично верить, что декларацию примут на уровне ООН и ЮНЕСКО. Но, несмотря на все глубинные смыслы этого труда, декларацию не могли принять, и её постулатам нельзя было бы следовать.
АиФ-Петербург: - Почему?
- К примеру, первый параграф звучал как «Культура - главный смысл существования человека на Земле». К сожалению или счастью, это мало кому понравилось. Потому что, с точки зрения здравомыслящих людей, в жизни достаточно других смыслов. Кроме того, в этом высказывании увидели опасность разного рода. Ведь «Декларация прав культуры» писалась по аналогии с «Декларацией прав человека». Но с точки зрения многих, человек важнее, чем культура. И я с этим тоже согласен. Но прав и Лихачёв. Его идея была такова - человек при опасности может отбиться и убежать, а культура, пусть и созданная человеком, - беззащитна. Она не способна дать отпор. Как всегда, правы все. И неправы все. Одной правды быть не может. Это - миф.
АиФ-Петербург: - Но документ можно было подкорректировать и принять более компромиссный вариант…
- Этим и занималась комиссия, созданная в 90-х по указу Собчака, в которую я тоже входил. Декларацию перерабатывали с помощью юристов. На мой взгляд, эта трансформация пошла на благо. Если что-то было сформулировано слишком категорично, специалисты пытались переиначить тезис так, чтобы он был принят мировым сообществом… Так или иначе, в документе много противоречивых утверждений.
Одно из моих любимых - «Культура имеет право на сохранность и доступность». Зубодробительно противоположные тезисы. С точки зрения каждого служителя музея, сохранность экспоната означает его недоступность для публики. Да, любая картина, скульптура или рукопись созданы человеком, а значит, он имеет право на то, чтобы прикасаться к шедевру. С другой стороны, как только хрупкая вещь оказывается достоянием общества, она может исчезнуть с лица земли. А следовательно - стать недоступной для грядущих поколений. Но Лихачёв, как поэт, сказал: «И сохранна, и доступна». И ушёл.
Ставка на слабого
АиФ-Петербург: - Ваш институт активно занимается популяризацией русского языка в мире. Одна из целей - обучить ему как можно больше людей. Вы считаете, это возможно?
- Это достигается не сразу, а в два хода. Подобный пример история уже знала. В конце XIX века русская литература совершила настоящий подвиг. Она перевернула представление Запада о России. Но не только благодаря бессмертным произведениям Толстого и Тургенева, которым тогда зачитывался Париж (Достоевского европейская публика открыла для себя позже). Мы обязаны этим… переводам русских книг на французский, подчас очень слабым. Европейцы открыли Россию, узнали русского человека, смогли заглянуть в таинственную русскую душу и были потрясены тем, насколько она глубока и интересна. Россия стала духовной Родиной для многих. Люди стали учить русский - только для того, чтобы прочесть потрясшие их романы на языке оригинала. Это и есть движение к языку через два других хода. Не пытаться вбивать насильно, а заинтересовать через перевод - и открыть дверь.
АиФ-Петербург: - В то время как вы ратуете за то, чтобы наш язык изучали в мире, чиновники от образования снижают планку ЕГЭ по русскому - для своих же…
- Уверен, что в ближайшее время это нововведение будет отменено. Зачёркнуто, как любая другая дурь, которой у нас во все времена было достаточно. Но этим не только российская действительность славится.
В каждом государстве выдвигаются сумасбродные инициативы и принимаются дурацкие законы. Потому что любая идея удобна тем, что её действенность нельзя проверить. Но когда она превращается в реальность, через какое-то время абсурдность её становится столь вопиющей и заметной, что нельзя не принимать меры.
А вообще все эти новшества в образовании напоминают картину, когда сильный ученик переходит в слабый класс, и не все остальные за ним подтягиваются, а он вынужден опускаться до уровня отстающих. Вопрос к чиновникам: на кого работаем - сильного или слабого? Если делаем ставку на слабого, то теряют оба.
АиФ-Петербург: - В XIX веке русская литература была признана лучшей в мире. Вы читаете множество книжных новинок. Что можете сказать о современных авторах?
- Да, по роду деятельности я близок к литературной премии «Большая книга», а потому вынужден в какой-то мере следить за современной литературой. И получаю огромное эстетическое удовольствие от новых русских книг. Это действительно серьёзная литература, и Россия всё ещё остаётся одной из главных литературных держав. Возможно, не первой.
АиФ-Петербург: - А кто на первом месте?
- Не берусь сказать. Многополярный мир в культуре - великая радость. С тоской думаю о том времени, когда изумительная живопись итальянского Ренессанса долгое время и близко никого к себе не подпускала.
АиФ-Петербург: - Почему на Западе зачитываются Достоевским, но не понимают Пушкина?
- Действительно, в Европе литературная Россия ассоциируется с тремя именами - Толстого, Достоевского и Чехова. Конечно, кто-то уверяет, что знают и Пушкина. Но мне бы хотелось, чтобы его зачитывали до дыр миллионы… Я люблю приводить пример, как один из моих учителей, Юрий Давидович Левин, сидя в окопах на подступах к Ленинграду, в минуты затишья переводил Пушкина с русского на… русский. То есть пушкинский высокий штиль на усреднённый. Вот как выглядело, к примеру, четверостишье из «Пророка» до и после «перевода»:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
и
«Вставай, поэт, иди и слушай,
Мои приказы исполняй,
И обходя моря и сушу,
Сердца словами зажигай».
Очень точный перевод, но поэзия здесь и не ночевала. Вот такого Пушкина читают во всём мире. А впрочем, и неплохо, что Пушкин - именно НАШЕ всё. Слишком это личное, сокровенное, интимное… А интимное должно быть для себя. А для других у нас будут - Достоевский, Толстой, Чехов, Гоголь, Набоков, Солженицын. Бог даст, ещё и Платонов, Ахматова, Цветаева.
Отняли у Сервантеса…
АиФ-Петербург: - Всеволод Евгеньевич, немало ваших книг посвящены Дон Кихоту. На ваш взгляд, человек, сражающийся с ветряными мельницами, это герой того времени, или донкихотство актуально во все времена?
- Дон Кихот - фигура вне времени, потому что в неё каждый вкладывает своё. Но именно Россия - та страна, которая приняла этого героя настолько глубоко, что уже никому никогда не отдаст. В том числе той же Испании. Ещё Тургенев описывал деревенского мужика, в устах которого имя Дон Кихота звучало как бранная кличка, и который, конечно же, не имел ни малейшего представления ни о самом романе, ни о Сервантесе. И ничего плохого в этом нет - право на собственное мнение и интерпретацию чего бы то ни было неподсудно. Мир должен быть многоцветен.
В российской же общественно-политической жизни «борьба с ветряными мельницами» - это противостояние существующему положению вещей. К примеру, революционеры были типичными дон кихотами. Но когда они захватили власть, донкихотовское знамя подхватили диссиденты.
АиФ-Петербург: - Получается, тот же Навальный - современный российский Дон Кихот?
- Вовсе нет. Слишком уж много там прагматичного. Истинный Дон Кихот в России - это герой, заранее обречённый на поражение. В нашей стране феномен «донкихотства» означает жертвенность, пусть и с боевыми всполыхами, высокое предназначение человека, готового отдать жизнь за правду.
И таких героев на Руси всегда было предостаточно. Жаль, конечно, что мы не смогли увидеть в этом романе предостережение, но такова уж наша культура и наша история.
Даниил Гранин: "Через богатство достоинств человека не увидишь" 
Мудрость и безумие. Писатель Виктор Тихомиров - об отрезвлении общества 
Татьяна Толстая: «Неприятно видеть свои тексты на иностранном языке»