Сын немецкого кожевенника
Свой жизненный путь Штакеншнейдер начал в 1802 году в Гатчинском уезде, на мельнице своего отца - сына известного брауншвейгского кожевенника, выписанного в Россию Павлом I. В своей семье будущий архитектор был самым младшим ребёнком и, по детским воспоминаниям Штакеншнейдера, к тому же ещё, очень слабым и болезненным. Несмотря на то, что в семье говорили на языке Шиллера и Гёте, зодчий с детства стал упражняться в русском языке и к десяти годам говорил на нём не хуже, чем соседские дети.
Образование он получил домашнее, а на досуге любил рисовать да возводить из известняка крепостные сооружения, грандиозные замки и дворцы. Всего в каких-то тринадцать лет он поступил своекоштным, что значит «находящийся на собственном содержании», воспитанником в Императорскую академию художеств. Любопытно, но особого рвения и энтузиазма Штакеншнейдер в учебные годы не проявлял, хотя честь учиться в столь уважаемом заведении, конечно же, не оценить не мог. По окончании Академии юный архитектор стал чертёжником в Комитете строений и гидравлических работ, занимавшегося проектирование каналов и мостов, а также регулированием застроек улиц и площадей.
Спустя четыре года Штакеншнейдер получил замечательную возможность заявить о себе, когда его определили на службу к Огюсту Монферану на должность «рисовальщика по архитектуре» для строительства Исаакиевского собора. Монферан не оставил без внимания талант ученика и после прохождения «практики» Штакеншнейдер познакомился с графом Александром Христофоровичем Бенкендорфом. Это знакомство стало знаковым в карьере художника.
Стремительная карьера
В начале 30-х годов 19 века Андрей Штакеншнейдер работал над имением «Фалль» в Эстонии, принадлежащим графу Бенкендорфу.
Особняк, талантливо переделанный юный зодчим, напоминал роскошный средневековый замок, романтически окружённый богатой прибалтийской природой, под кровом которого впоследствии любили отдохнуть знаменитые русские художники, писатели и поэты. Сюда часто приезжал Николай I, покровительствовавший Бенкедорфу, который заслужил уважение после дела декабристов. К слову, именно ему русский император доверил надзор за поэтом Александром Пушкиным. Бенкендорф исполнял свою службу исправно и, наблюдая время от времени, как поэт склоняется с «правильно пути добра», писал ему вежливые письма, «после которых не хотелось жить и дышать», как вспоминал советский пушкинист Натан Эйдельман. Именно в эту пору Николай особенно часто приезжал к своему доверенному генералу и однажды, любуясь обновлённым замком, заинтересовался его автором.
Так Штакеншнейдер стал архитектором при Дворе великого князя Михаила Павловича, а местом его постоянной работы стал принадлежавший в ту пору князю Каменный остров, где архитектор занимался изменением фасада и интерьеров дачи.
Четыре года спустя - в 1837 году - зодчий отправился в европейское путешествие для «самообразования», в ходе которого посетил главные культурные центры Италии, Франции и Германии.
После своего возвращения из Европы, зодчий продолжил пользоваться благосклонностью императора, что впоследствии возвысило его карьеру почти до невиданных высот: под занавес жизни он стал архитектором Собственного Его Величества дворца и заведующим постройками по загородным дворцам государыни императрицы. К тому времени его архитектурные шедевры украшали не только столицу, но и Царское село, Петергоф, Москву, Крым и Таганрог.
Наследие Штакеншнейдера
Пожалуй, одним из самых заметных его проектов стал Мариинский дворец. Занятный поворот судьбы: здесь архитектор делал свои первые большие успехи под руководством Монферана и здесь же, только много лет спустя, работал над собственным шедевром. Здание дворца предназначалось для Марии Николаевны - дочери Николая. Долгие сорок лет он был одной из царских резиденций, позже перешёл в казну, а ещё через несколько лет стал одним из «политических дворцов» Петербурга, где решалась судьба всей России.
Два других его дворца – это Зимний и Таврический. При строительстве архитектор руководствовался канонами стиля классицизм, вносил в него самые последние технические веяния и так гармонично «вписал» его в общий вид площади, что незамедлительно получил звание профессора архитектуры.
Невзирая на частые отъезды в другие города России и преподавание в Академии, где он помогал своим воспитанникам не только морально, но и оказывал материальную поддержку, архитектор, как никто другой облагораживал вид Петербурга и окрестностей, возводя один за одним грандиозные сооружения: дворец князей Белосельских-Белозерских у Аничкова моста, Николаевский и Новомихайловский дворцы, интерьеры Зимнего дворца, Малого и Старого Эрмитажа, казармы первого батальона лейб-гвардии Преображенского полка, дом графа Кушелева, Львиный каскад и перестройка Фермерского дворца в Петергофе, Царицын и Ольгин павильоны в Колонистском парке.
«Штакеншнейдеровские субботы»
Разумеется, при столь творческой работе Штакеншнейдер был человеком удивительно тонко чувствующим искусство и знакомства у него были соответствующие. Так его дом во флорентийском стиле на Миллионной улице, спроектированный им самим для своего многочисленного семейства, был местом сбора самых видных представителей культуры и искусства. Там проходили так называемые «штакеншнейдеровские субботы». Здесь любили бывать литераторы Фёдор Достоевский, Иван Тургенев, Яков Полонский, Владимир Бенедиктов, Иван Гончаров, знаменитые на всю Россию актёры, художники и певцы.
Вечная память
В последние годы жизни на здоровье архитектора всё чаще и больше стали сказываться неутомимые труды, что вызвало незамедлительный вердикт врачей: необходимо отправиться в Оренбургскую губернию для скорейшей поправки здоровья. Всё лето гениальный зодчий провёл там и вроде бы почувствовал себя лучше, однако, возвращаясь через Москву в Петербург, снова ощутил недомогание, которое в несколько дней разрешилось смертью.
Так 20 августа 1865 года Андрея Штакеншнейдера не стало. Не стало физически, однако дух его давно уже получил вторую жизнь, воплотившись в изысканных особняках и дворцах, украшающих улицы Петербурга, без которых город не был бы таким законченно прекрасным, каков он есть сейчас.