Одним из ключевых событий завершившегося в прошедшие выходные культурного форума стало вручение 17-й Европейской театральной премии - самой престижной награды Европы в этом виде искусства. В текущем году её лауреатом стал художественный руководитель Российского государственного академического театра драмы им. А. С. Пушкина Валерий Фокин.
- Чрезвычайно горд, что получаю эту премию, - признался «АиФ» народный артист. - В 2011-м она была вручена Льву Додину, возглавляющему Малый драматический - Театр Европы. Также её обладателями в разные годы становились режиссёры БДТ Андрей Могучий и Таганки Юрий Любимов. Поэтому воспринимаю этот знак отличия как высокую оценку русской режиссёрской школы.
Отчего художник - стихия?
- Министр культуры Владимир Мединский, поздравляя вас с заслуженным признанием, призвал равняться на Александринку. И отметил, что здесь добились «симбиоза классики, уважения к традициям, тексту с современными формами». Как удалось этого достичь?
- У Мейерхольда есть формула, что традиции и новаторство - главные условия живого театра. Нашему коллективу она очень близка. Можно на классическом материале рассказать о том, что происходит здесь и сейчас. Причём публике это надо подать соответствующим образом, чтобы её увлечь. Потому что 18-30-летние иногда даже не знают о тех же «Трёх сёстрах» Чехова или «Маскараде» Лермонтова.
Немалую роль играет и экономика. Полный зал всегда лучше, чем полупустой. У нас же 950 мест - значит должно быть серьёзное, но зрелище - иначе просто не удержать внимание аудитории. Сегодня свыше половины наших зрителей - молодёжь. На классике зал заполнен на 95 %. Это важно, потому что когда 15 лет назад я пришёл сюда, картина была иная. И то, что старейший национальный театр, которому 262 года, привлекает новое поколение - хороший знак.
- Кстати, о «Маскараде». Вы не скрываете, что это дорогая постановка. Однако из бюджета сегодня на культуру выделяются скромные средства. Как же решаете финансовые вопросы?
- Государственных вложений давно не хватает. Как писал Макиавелли, художник - стихийное бедствие для государства. Значит надо научиться зарабатывать в новых условиях. Использовать менеджмент, который сегодня имеет большое значение. Такие специалисты могут помочь с подготовкой проекта, поиском средств, налаживанием отношений, в том числе с властью. Мы стараемся привлекать инвестиции, спонсоров, хотя сделать это сложно, потому что театр - не балет, кино или музыка. Главное - не перейти границы. Если говорить о нашем «Маскараде. Воспоминания будущего», аккумулирующем опыт легендарного спектакля Мейерхольда, то в 1917-м, когда его поставили, была потрачена самая крупная сумма за всю историю российского театра. Сегодня о таком можно лишь мечтать.
Какого зрителя готов обнять?
- Нередко приходится слышать, что мастеру надо быть свободным от материальных забот. Считается, его дело - творить…
- Отчасти согласен. Потому что главное - идея, а деньги приложатся. Они как талант - либо есть, либо нет. Не люблю, когда ноют: средств нет, не буду ничего ставить. Ежи Гротовский (польский режиссёр, экспериментатор, теоретик театра. - Прим. авт.) с которым я работал, делал спектакли на пустом полу, с одним рефлектором. И это было гениально, к нему приезжал весь мир. Поэтому финансы очень важная, но не основная составляющая.
Так, новую сцену, где у нас полигон для экспериментов, почти окупаем сами. Потому что туда ходит много молодёжи, и мы не можем увеличивать цены на билеты для школьников, студентов, просветительские программы - это преступно.
- В последнее время у режиссёров появилось немало вопросов к публике, её качеству. Мол, не способна вникать, воспринимать связные тексты, не понимает авторских замыслов.
- Это общемировая проблема. У людей сегодня нет времени углубиться, остановиться, подумать. Скорость жизни увеличилась, всё на ходу, вскользь. Требуется постоянное переключение, смена картинки, как в мобильном телефоне или телевизоре. Это очень влияет и на зрителей, и на искусство в целом. Хотя для меня главное, чтобы не было равнодушных. Даже если человека происходящее искренне возмущает - это прекрасно.
Мне понравилось, как один рассерженный товарищ уходил со «Швейка». Ему капельдинер шёпотом говорит: «Вы только дверью не хлопайте, потише». А он: «Нет, буду хлопать! Достало!». Я такого зрителя готов обнять. Он уходит не потому, что скучно, а задело за живое. Это лучшее, что может быть. Театр и должен раскалывать зал пополам.
Как разговаривать с властью?
- В Петербурге в этом году свой пост со скандалом покинул один из знаковых режиссёров, который не смог найти общий язык с чиновниками. Вам удаётся вести диалог с властью?
- Мы - учреждение федеральное, поэтому большая часть общения идёт на уровне Москвы. Но с городом тоже плотно взаимодействуем. На отношения с властью давно смотрю философски. Понимаю, что всегда нужно быть с ней в диалоге, а если появляются сложности - искать пути, чтобы их разрешить. Этот диалог может быть лучше, хуже, но самое страшное, когда его нет вообще. Когда тебя не слышат. Или делают вид, что всё понимают, но на самом деле не реагируют и только кивают головой. Надо добиваться, защищать себя, своё право художника на то или иное решение. Бороться или отойти в сторону. Других вариантов нет.
Конечно, это трудные вопросы. И сделать выбор получается не у всех. Некоторые творческие люди не обладают сильным характером, волей, или не считают нужным в это вникать, и их можно понять. Но надо смотреть на вещи реально. Оазиса, где тебя будут нежить и носить в пуховом одеяле, никогда и никакое государство не создаст. Где вы возьмёте такую власть, которая бы художника под ручки водила? Этого нет и никогда не будет. Повторю: автор должен доказывать, что имеет право на свою позицию, мнение, а власть обязана его выслушать. От этого диалога, понимания сторон зависит жизнь целого коллектива.
- Сегодня вы признанный мастер, а ведь судьба могла сложиться иначе. Говорят, едва не попали на скамью подсудимых.
- Так получилось, что родители разошлись, и меня воспитывали бабушка и дедушка. Жили мы скромно. Помню, в детстве три рубля нашёл у лифта - счастью не было предела. Когда мне исполнилось 13, они уже уследить за мной не могли, а тогда дворовая жизнь была довольно бурной. И хотя я с удовольствием занимался в школе и даже в художественном училище, шпанская романтика затянула. В какой-то момент это показалось самым интересным. В итоге - дурная компания, опасное хулиганство, исключение из училища, суд. Мне дали условный срок, так как я был ещё несовершеннолетний.
Верю в провидение, стечение обстоятельств, от нас не зависящее, что и подтвердилось в тот непростой момент. Вся эта история, сам суд меня так ошеломили, вывернули изнутри, что я понял: надо немедленно прекращать, иначе может закончиться плохо. А я уже тогда мечтал работать в театре и ещё в училище оформил несколько спектаклей. Нашёл в себе силы, собрался, за зиму подготовился и сделал рывок: поступил в Театральный институт на режиссёрский факультет.
- Вместе с вручением Европейской премии в этом году отмечается также 50-летие вашей творческой деятельности и 15 лет руководства Александринским театром. Что впереди?
- Главное - чтобы накопленная практика, успехи не вышли в абсолют, некое классическое «бронзовение». Чтобы не лечь в грамотах на диван и там почивать. Весь опыт надо использовать и двигаться вперёд. Для меня чувство дебюта, постоянного развития - самое главное. Театр - очень живое искусство, и никакие награды не гарантируют успех завтрашнего дня. Придут зрители - и будут оценивать, не какой ты увенчанный был вчера, а какой сегодня. Об этом надо помнить всегда.
Режиссёр Пётр Шерешевский: «Театр не должен угождать» 
Прыжок с «А» на «Я». Андрей Щербан о правде, фальши и самородках 
Гамлет – женщина? Режиссёр Юрий Бутусов о театре, Шекспире и неравнодушии 
Режиссер Андрей Щербан: «Чехов достиг популярности Шекспира»