Накануне премьеры в редакции «АиФ-Петербург» побывали режиссер и актеры Сергей Паршин и Мария Кузнецова.
Призраки Александринки
- Я ставил Чехова уже на трех континентах: в Америке, Европе и в Японии, - рассказывает Андрей. - Но в России никогда не работал и никогда не ставил Чехова на его родном языке. Приглашение в Александринский театр было для меня большой честью, но и творческим вызовом. Тем более, когда мне рассказывали: «Вот на этом кресле в театре сидел Гоголь, на этом - Пушкин, Достоевский, а вот там стоял Чехов, когда шла премьера ''Чайки''. А вот тут работал Мейерхольд». Я чувствовал, что эти призраки смотрят на меня, это внушало страх, но при этом давало стимулирующие вибрации.
- Каковы особенности работы с русскими артистами?
- У меня был печальный опыт в Греции, когда пригласили в Национальный театр поставить Еврипида. Греческие актеры думают, что уж они-то Еврипида знают, поэтому у нас поначалу возник конфликт, ведь я воспринимаю и понимаю его не так, как они. Я ожидал столкнуться с каким-то сопротивлением и здесь, но его не было - приятный сюрприз.
А еще один: когда я вошел на репетицию, актеры встали! Для меня это было культурным шоком, потому что в Америке они сидят с ногами на столе, пьют кофе, читают газету, и, едва повернув голову, говорят: «Хелло!» Но американские актеры - они открыты, готовы высказывать в роли самые сокровенные личные проблемы. Кроме того, в Нью-Йорке после репетиции мы все вместе идем выпить, обсуждаем работу, отношения самые неформальные. А здесь все расходятся, частная жизнь отгорожена от профессиональной. Мне кажется, что это хорошо.
- В Америке спектакли ставят очень быстро. Здесь у вас было больше времени?
- Так как я уже много лет живу в Америке, пришлось научиться работать очень быстро. Там на постановку дается три недели, но я никогда не принимаю это условие, хотя больше пяти-шести недель выторговывать не удается. В Штатах каждый час стоит немалых денег, труппы не получают никаких субсидий от государства, задействованы только частные средства. Да и постоянных трупп нет - все, включая технический персонал, привлекаются на один проект. Существуют жесткие профсоюзные нормы. Попробуй задержаться хотя бы на минуту после репетиции! Придется всем оплачивать час переработки. От такого темпа у актеров не хватает времени, чтобы ассимилироваться с персонажем. Но плюс в том, что на каждой репетиции нужно выложиться полностью.
Здесь у нас было два месяца, что по русским меркам - короткий срок, потому что тут иногда на постановку тратят 3-4 месяца, даже полгода. У Додина - до трех лет. Но я очень хорошо знал пьесу, знал, чего хочу. Сейчас мне кажется, что блюдо готово.
Кстати, я видел «Дядю Ваню» в театре Додина, мне очень понравилось. И я счастлив, что моя концепция абсолютно отличается от додинской.
Небо в алмазах?
- Чехов остается самым востребованным русским драматургом на Западе?
- Он почти достиг популярности Шекспира, потому что затронул в своих пьесах самые существенные струны человеческой природы.
Чехов ведь был врачом, а хороший врач умеет быть наблюдательным, заглянуть вперед. Оставаясь при этом с холодным разумом. Но этого недостаточно. Потому что хороший врач также должен уметь сострадать, а Чехов обладал обоими качествами. Он умел оставаться объективным, дистанцируясь от пациента, и при этом эмоционально сопереживать ему. А вот ни один из современных драматургов такими качествами - обоими сразу - не обладает.
- А как вы понимаете загадочные слова Сони в конце пьесы: «Мы увидим небо в алмазах…»?
- У Чехова неоднократно спрашивали, какой смысл он вкладывал в пьесы. Тот отвечал: «Никаких идей!» - «Но что вы пытались сказать?» - «Да мне нечего сказать». Поэтому откуда мне знать, что пыталась сказать Соня этими словами? Мы лишь интерпретаторы: возможно, Соня пытается поддержать дядю Ваню, вдохновить его на дальнейшее бытие. Как это воспринимать? Серьезно? Или, может быть, это просто сентиментальное окончание пьесы? Нет однозначного ответа. Но нам всегда может быть доступна надежда.
- Ходит ли западная публика на классические пьесы?
- Все в большей степени интерес сдвигается в сторону так называемых «маргинальных» театров. В Америке, например, театр - это Бродвей. Если твой театр не на Бродвее, то чем ты вообще занимаешься?! В Европе театр остается культурной потребностью, но актеры все больше заинтересованы в том, чтобы играть на телевидении, в кино.
Мы, театральные деятели, должны постараться быть искренними и правдивыми по отношению к жизни, потому что театр - это диалог, он остается единственным искусством, которое идет непосредственно от человека к человеку, не через машину.
«Никогда ничего не доказывайте!» Елена Вожакина о карьере и прыжках с вышки 
«Бесы» революции. Актёр Сергей Курышев о том, как в жизнь входит политика 
Юрий Гальцев: «Смешить очень трудно!»