Сцена-трамплин
- Ильдар, когда певец выходит один на один с залом - это лакмусовая бумажка его профессиональной и человеческой состоятельности?
- Конечно. В опере можно «спрятаться» за гримом, костюмом, движением, а здесь только голос, вздох, интонация передают публике твои чувства и мысли. Камерная музыка - очень интимная, каждое произведение - отдельный сюжет. Как страница романа. Я стараюсь «рассказать» то, что написал композитор. И очень люблю петь «пьяно», то есть тихо.
Интересно, что это мой первый сольный концерт в Большом зале Филармонии, хотя с оркестром выступал неоднократно. Здесь же я победил на конкурсе Елены Образцовой, после которого меня заметили. Так что эта сцена стала для меня трамплином.
- Ну а сама Елена Образцова дала вам новое направление в жизни, поручив возглавить свою Международную академию музыки?
- Было неожиданно, когда Елена Васильевна попросила: «Ильдар, возьми всё в свои руки». Я не мог отказать, хотя для меня это новый род деятельности. У нас собралась прекрасная команда преподавателей, в основном моих коллег по Мариинскому театру. Хоть мы открылись совсем недавно, ученики уже выступают с концертами на Невской линии Гостиного двора. Вход свободный.
Вижу свою задачу в том, чтобы продвигать молодых. Уже разговариваю о них на Западе. Я бы хотел, чтобы певцы набирались там опыта и возвращались звёздами.
Пляски вокруг коробки
- Большая проблема современной оперы - постановки, которые непонятны публике.
А как вы относитесь к тому, что опера стала не дирижёрским, а режиссёрским искусством?
- Я приверженец традиционных постановок, а если современных, то - умных. С одним из моих любимых дирижёров Риккардо Мути мы об этом не раз говорили. Раньше дирекция театра решала делать спектакль, если есть достойные исполнители главных партий. Потом уже думали, кто будет дирижировать.
И только затем приглашали режиссёра. Сейчас всё наоборот. Даже в «Ла Скала» проблемы: публика не так уж валом валит, к тому же шикает и топает, потому что постановки - непонятные.
- Вам случалось отказываться от таких спектаклей?
- Один раз. Режиссёр поставил серую коробку, и мы должны были вокруг неё бегать, прыгать и петь. Я сказал, что зритель не поймёт, а тот ответил, что это неважно. Но мы же работаем для публики!
Режиссёры выворачивают наизнанку оперы и певцов, говорят, к примеру: «Ты должен похудеть, иначе не будешь участвовать». Худеть хорошо, но люди ведь посещают оперу не ради «картинки», и если человек плохо поёт, уходят с первого акта.
- Чувствую, что и вас заставляли худеть. А какие ещё «жертвы» приносите профессии?
- Холодное не пью, а это проблема в Америке, там всё подают со льдом. Перед спектаклем нельзя есть перчёное и солёное, а то не будет слюны. Голос - это же физиология, в одном месте болит, в другом может отдаваться. Чтобы быть хорошим певцом, нужно быть здоровым. И даже спортом заниматься без фанатизма, а то можно серьёзно сбить дыхание. Конечно, и климат имеет значение. Вот сейчас сыро, холодно и депрессивно. А голос лучше звучит, когда
тепло.
- До какого года вы знаете своё расписание?
- Мне прислали контракт уже на 2021 год, это будет «Борис Годунов» в Цюрихе.
Алексей Марков: «Лица, которые всем надоели» 
Исповедь «злодея». Сергей Лейферкус – о восприятии классики 
«Музыку жалко». Маэстро Темирканов о принципах и компромиссах 
Карьера и магия. Лауреат «Золотого софита» - о жертвах профессии и опере