Недавно по телевидению прошёл сериал «Таинственная страсть», посвящённый московским шестидесятникам. Почему о ленинградских известно гораздо меньше, хотя они внесли не менее яркий вклад в культуру страны, рассуждает знаменитый петербургский шестидесятник Михаил Шемякин.
Кто доносил?
- Такое ощущение, что нас вообще вычеркнули из творческого бытия. Из питерских шестидесятников известен только Бродский, и то благодаря Нобелевской премии. А таких великолепных поэтов, как Горбовский, Охапкин, Кривулин, Уфлянд, не знает почти никто. Как и ленинградских художников. Всё просто. В Москве находились посольства и консульства, а в Ленинграде их не было. И если столичного художника Оскара Рабина вдруг вызывали на допрос в КГБ, об этом писали все западные газеты. Москвичи находились под защитой, их приглашали на банкеты, дипломаты покупали работы. А Ленинград ведь был совершенно закрытый город, и здесь карательный аппарат свирепствовал вовсю.
Но руками «органов» с нами расправлялись наши же коллеги. Художники сажали художников, музыканты - музыкантов, писатели - писателей. Было принято говорить: «Мы страдали от КГБ», но в первую очередь страдали сами от себя, от своего завистливого характера.
Так, Союз художников боролся не с идеологией, не с нашими картинами, а за свои привилегии. Они боялись, что когда-то могут сказать: почему же молодые интересные художники живут в безвестности, не имеют выставок, а публику кормят портретами передовиков сельского хозяйства? С нами шла беспощадная борьба.
Члены Союза художников написали на меня тома доносов в КГБ. В результате на меня вешали 64-ю статью - по которой мне светила «вышка» или 25 лет лагерей. Было и предложение сделать открытый суд, как над Бродским. Но от этой идеи отказались, потому что пришлось бы опубликовать доносы «агентуры» - стукачей. Раскрывать агентов не захотели. Как ни странно, спасли меня от 64-й статьи полковники Егерев и Попов по указанию генерала Баркова, главы ленинградского КГБ. Ну а условия, на которых меня выкинули из страны, были таковы: в руках - ничего, даже маленького чемодана, родителям и друзьям - ни слова. Дали мне билет на самолёт, сунули в карман армейского полушубка 50 долларов. Было это 25 декабря 1971 года, и - «прощайте, нонконформист». Хотя «прощайте» не совсем получилось, потому что спустя 18 лет изгнания я вернулся в Ленинград и застал в живых моих странных спасителей, полковника Егерева и генерала Баркова. А фразу, как бы невзначай обронённую мне полковником КГБ Поповым: «Свои хуже врагов», я запомнил на всю оставшуюся жизнь.
Не умеем подать
В своё время американцы делали фильм «Когда я думаю о тебе, Россия» о самых значительных изгнанниках. Участвовали Бродский, Барышников, Корчной, Ашкенази и я. А вот русские нашли других героев. Однажды звонят мне американцы, побывавшие на выставке российского искусства в Музее Гуггенхайма: «Почему нет ваших картин, мы ведь знаем вас как ведущего художника?». Там не было и многих других людей, которые делали то, что называется нонконформистским искусством.
Недавно в Париже в Центре Помпиду открылась выставка под названием «Коллекция», там тоже нет многих замечательных мастеров, зато есть художники, которые даже не возникали ни в шестидесятые, ни в семидесятые годы. Полное искажение того, что было. Ибо большинство этих новоиспечённых знаменитостей своими «шедеврами» наносят ущерб культурному имиджу России. Пора построить громадный музей современного искусства. У нас интереснейшая история, великолепные мастера, которых Запад пока не знает, потому что мы сами себя не умеем ни ценить, ни достойно показывать.
Меня тревожит вмешательство в культурную жизнь «защитников нравственности и религиозных чувств». Растут непонятные патриотические общества, начинаются поиски внутреннего врага. А ведь прежде всего нужно думать о том, что такое твоя земля, к чему мы идём? В чём я вижу надежду для страны? В соблюдении законов! Пусть они будут равными для всех. А пока это не так, не может быть счастья, покоя и благоденствия.