«АиФ-Петербург» публикует выдержки из дневника Марии Васильевны Машковой, долгие годы работавшей в Публичной библиотеке. Тяжёлые годы блокады она прожила в здании самой библиотеки на перекрёстке Невского и Садовой и стала свидетелем многих драматических событий. Её записи были опубликованы в книге фотожурналиста Владимира Никитина «Неизвестная блокада. Путь к победе. Ленинград 1941-1944».
- Мария Васильевна оставила удивительной силы документ, - рассказал автор фотокниги Владимир Никитин. - Её дневники о благородстве и мужестве, которые она пронесла сквозь тяжелейшие испытания. Благодаря чему мы сегодня по-новому можем переосмысливать пережитое ленинградцами. Один лишь раз за блокаду она прервала записи - сказались усталость, постоянное недоедание, обилие забот о семье и непомерные физические и моральные нагрузки. В мае 1942 года, раздумывая о написанном, Мария Васильевна восклицает: «Писать больше не могу. Тошно». Но спустя полгода вновь находит силы и до осени 1943-го продолжает свои заметки.
17 февраля 1942
Кража карточек - заурядное и страшное явление, нет, пожалуй, ничего страшнее потери карточек семьи - это равноценно смерти. Очень часто в магазине, на улице слышался истошный раздирающий крик, и уже по крику знаешь: украли карточки, вырвали из рук хлеб и т. д. Мрачно и тяжко, спасает только звериное равнодушие к человеческому страданию.
17 февраля1942
Сырое, мрачное, тёмное бомбоубежище превратилось в мертвецкую, ежедневно умирали люди и оставались там лежать до тех пор, пока их не грузили, как дрова, и не отвозили в районный морг. Взгляд на смерть, сама смерть и похороны крайне упростились: вначале было сложно гроб сделать, достать его очень трудно за деньги - 500-700 рублей, выкопать могилу и отвезти можно только за хлеб, это усложняло и ухудшало жизнь оставшимся в живых.
18 февраля 1942
Спасает, как говорит Ольга (Берггольц), микрожизнь: принести воду откуда-нибудь с Гороховой, сварить на палочках обед, который является центром дня, ватными ногами измерить лестницу до 5-го этажа, стащить парашу и вылить её среди двора - вот что спасает от мыслей, от ощущений, а многих от сумасшествия.
5 марта 1942
Мертвецы прибавляются, населяют квартиры, лежат месяцами, тухнут, чернеют и упорно лежат. У нас умерла мать Стаюхиной, Анна Яковлевна и Ася до сих пор не вывезены, а есть покойники с декабря месяца, лежит непохороненный Никольский.
А вот случай: жилец нашего дома Евстигнеев вначале умер сам, затем убит на фронте его сын, убита снарядом дочь, умерла жена, остался полуторагодовалый сын дочери, который в течение нескольких дней просидел на кровати рядом с мёртвой бабушкой. Кормила его семья дворника Дорофеева, которая заинтересована была в карточках мертвецов и не торопилась с оглаской и похоронами. В результате ребёнок обовшивел, высох, получил тяжёлые пролежни и умер бы, если бы депутат Филиппова и Всеволод его не подобрали и не направили в госпиталь.
27 марта 1942
Сегодня опять оперетта, была на «Баядере», отошнело мне это занятие, ушла из дома в 3 ч., впереди был час свободного времени: решила добраться до «Книжной лавки писателей», посмотреть, что представляет книжный мир. Оттуда брела усталая, без сил, но довольная тем, что глотнула иного воздуха, об оперетте забыла и в результате опоздала на первое действие... В театре затосковала и с нетерпением ждала конца, с болью слушала, как, захлёбываясь, хохочут девицы, с каким упоением наслаждаются переживаниями и страстями принцев и прочих идиотов.
28 марта 1942
Суббота. Поносы и дизентерия продолжают мучить население, кажется, переболел или продолжает болеть весь Ленинград. Многие отправились на тот свет. Я ещё до сих пор чувствую следы этого страшного голодного поноса, который принёс чудовищную слабость и ещё более чудовищную жадность в еде. Слабость такая, что до сих пор трудно отвернуть и поднять сразу два одеяла, когда вечером стелешь постель, трудно лежать или сидеть, кости таза упираются прямо в кровать или стул, нет не только жира, нет мяса, вместо него висят две тряпки, груди высохли и присохли, лицо неузнаваемо длинное, как морда лошади. Всеволод (муж), как посмотрит, так обязательно заявляет: «Ой, какая ты страшная». Страшная не только я, страшен весь город, шатающийся от слабости, с тёмными высохшими лицами.
21 апреля 1942
Вторник. Снега на Невском нет, трупы везут на детских колясках или просто на листе фанеры. Вчера была на Надеждинской, проходила мимо морга, грузили огромную семитонную машину трупами, нагруженная с верхом она вмещает более 100 чел. Трупы узенькие, высохшие, с виду кажется - только подростки. Сторож морга объяснил мне, что таких машин в день не одна вывозится, прикинула в уме приблизительную смертность, выходит не менее 200-300 тысяч в месяц...
Елисеевский бойко торгует хвойным напитком, весь город в нём нуждается, за исключением жирной, накрашенной сволочи, которая, прицепившись к столовым и магазинам, благополучно избежала и избегает голод и его последствия.
5 августа 1943
Воскресенье. С утра дети ушли на рыбную ловлю. Вадик (сын) каждое воскресенье добывает рыбу на воскресный суп. Вскоре начался жесточайший обстрел района, дети не являлись. Я потеряла обычную храбрость и заметалась в панике, около часа я уже ревела и не находила места. Снаряд упал у трамвайной остановки на Невском, осколки перекрошили множество народу, убиты 49 человек, раненых вели и несли к нам в штаб...
Кровь не успели затереть, а на Невском опять полно народа, на остановке у трамвая густо, бренная сущность граничит с цинизмом. Можно сгребать лопатами руки и ноги, складывать на грузовики куски человеческого мяса, а потом вернуться к своим домашним делам.
В статье использованы материалы и фото из книги фотожурналиста, историка фотографии Владимира Никитина «Неизвестная блокада. Путь к победе. Ленинград 1941-1944».
Хлеб заслонил всё
Дмитрий Бучкин, русский советский художник:
- Блокада началась, когда мне исполнилось 14 лет. С наступлением первых морозов в Ленинграде исчезло отопление, замёрз водопровод. Всё, что горело, шло в топливо. Мы с отцом соорудили печурку, окна закрыли матрацами. Ценилось только то, что можно было положить в рот, хлеб заслонил всё.
Пока были силы, ходили в бомбоубежище Академии художеств. Мне памятен 1942 год, когда там собирались художники. При свете коптилки известный художник Иван Билибин работал над рисунками былинных богатырей. Он приехал из эмиграции в Париже. Хотел умереть на Родине. Приходили также Н. Дормидонтов с женой, В. Синайский, И. Бродский, племянник Бродского… Когда перестали ходить трамваи и силы иссякли, ждали своей участи в квартирах. Мне вспоминается блокада, как одна сплошная чёрная ночь.
Названы в честь
Переулок Гривцова
Александр Гривцов родился 15 апреля 1914 года в селе Лещина Плата (ныне - Гололобовка Солнцевского района Курской области) в семье крестьянина. Окончил семь классов школы, работал водителем автобазы. В 1941 году Гривцов был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. С июня того же года - на фронтах Великой Отечественной войны. К февралю 1944 года красноармеец Александр Гривцов был шофёром 504-го лёгкого артиллерийского полка 65-й лёгкой артиллерийской бригады 18-й артиллерий-
ской дивизии 3-го артиллерийского корпуса прорыва 2-й ударной армии Ленинградского фронта. Отличился во время освобождения Эстонской ССР.
11 февраля 1944 года в ходе форсирования Нарвы в районе деревни Долгая Нива Сланцевского района Ленинградской области Гривцов сумел без потерь переправить материальную часть подразделения на западный берег. 18 февраля он погиб, доставляя боеприпасы и продовольствие дивизиону, попавшему в окружение. Похоронен в посёлке Синимяэ Эстонии.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 июля 1944 года за «образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм» красноармеец Александр Гривцов посмертно удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Также был награждён орденом Ленина и медалями.
Современное название переулок Гривцова получил 15 декабря 1952 года.