— Валентина Николаевна, сегодня работа присяжных заседателей вызывает много критики и споров, особенно связанных с рассмотрением громких дел. Как вы считаете, приживется ли у нас такой вид суда?
— Суд присяжных как часть судебной системы был закреплен в Конституции РФ, и вопрос об отмене, как я понимаю, не стоит на повестке дня. Нарекания и критика в адрес суда присяжных были еще и в царской России. В этом нет ничего нового. Что же касается так называемых «громких дел», так это СМИ вызывают ажиотаж вокруг некоторой категории дел. Если взять за пример историю о таджикской девочке, то ведь Верховный суд оставил решение петербургского суда без изменения. Так что говорить о том, что присяжные вынесли неверный вердикт, не приходится. Вообще, в рассмотрении любого дела многое зависит от представленных суду доказательств со стороны прокуратуры. Я бы вообще сказала, что следствие у нас ужасное, и упреки со стороны правоохранительных органов, мол, суд развалил дело, несостоятельны. Если нет доказательств в деле, то что там разваливать?
— То есть можно сказать, что прокурорское обвинение не готово еще к такому явлению, как суд присяжных?
— Суд присяжных проходит в процессе состязательности между защитой и обвинением. Многое зависит и от того, как на суде ведут себя адвокат и представитель прокуратуры. Я как судья могу исходить из материалов дела, а присяжные — это чистый лист, они воспринимают все, что говорится обеими сторонами. Надо признать, что наше обвинение на суде выглядит чаще всего бледно. Адвокаты сегодня на суде присяжных смотрятся лучше.
— Петербуржцы как-то негативно относятся к перспективе попасть в списки присяжных…
— Во-первых, мне кажется, люди просто не хотят брать на себя ответственность в решении чужих судеб. Во-вторых, те граждане, у которых интересная и высокооплачиваемая работа, не желают ее потерять, ведь многим придется полгода или больше отсутствовать на рабочем месте. Образование у присяжных значения не имеет. Суд присяжных — это суд факта. Когда виновность определяют по факту. Но, конечно же, хотелось, чтобы в суде присяжных были представлены все слои населения.
— Может, люди еще и просто боятся?
— Гражданам нечего бояться. Я не припомню, чтобы у нас оказывалось давление на присяжных. Это миф. С 2004 года, когда стал работать суд присяжных, никто не заявлял о давлении с чьей-либо стороны.
— На Западе существует специальная маршальская служба, которая обеспечивает защиту и охрану присяжных в период рассмотрения дел, у нас пока такой организации нет…
— Да, этот вопрос законодательно не продуман. Может быть, и нужно было бы ввести такую службу.
«Вилка» и скамья подсудимых
— Какие дела, на ваш взгляд, являются наиболее трудными для рассмотрения?
— Сложно сказать, это может быть маленькое дело, но очень интересное. А вообще, нет таких дел, которые невозможно было рассмотреть. Я считаю, тут все зависит от профессионализма и добросовестности судей. Сложным я бы назвала «дело Шутова». Оно шло в суде почти пять лет. Такого противостояния суду я не припомню.
— Ну а в психологическом плане? Какие дела вы бы по.считали трудными?
— В психологическом плане, конечно, самые трудные — это дела о разделе имущества между родственниками, дела о наследстве. Тяжело смотреть, как люди, которые были родными, воспринимают друг друга как заклятые враги. Тяжело бывает рассматривать дела об убийст.вах и изнасилованиях.
— Были ли в 2006 году случаи вынесения судом приговоров о пожизненном заключении?
— Да, такие приговоры были. Шесть лиц были приговорены в прошлом году к пожизненному заключению. Пять человек, проходивших по «делу Шутова», и еще один, Золотарев, за убийство.
— Вы судья с многолетним стажем, скажите, наличие «вилки», например, от 5 до 15 лет наказания в санкциях той или иной статьи, облегчает или затрудняет работу?
— Хорошо, когда есть «вилка», ведь преступление рассматривается в совокупности деяния, личности преступника, обстоятельств преступления, характеристик обвиняемого. Если все четко прописано, невозможно будет индивидуально оценивать каждого подсудимого. Я была в Америке, у них есть специальная шкала, которая определяет квалифицирующие признаки преступления и наказание за него. Так вот судьи-практики сказали мне, что не пользуются этой шкалой, а полагаются на свой опыт.
— Много ли встречалось в вашей практике примеров судебных ошибок?
— Примеров по Санкт-Петербургу привести не могу, поскольку не слышала о таких. Однако по России, вероятно, есть такие случаи, но процент ошибок, я уверена, очень небольшой. Кроме того, решение суда первой инстанции может быть отменено в Верховном суде, и если суд посчитал нужным направить на новое рассмотрение, в новом процессе, решение может быть противоположным.
90 дел для судьи
— Как вы считаете, введение института мировых судей оправдало себя? Нагрузка на судей по гражданским делам стала меньше?
— Институт мировой юстиции, безусловно, оказал благотворное влияние на работу судебной системы в целом. Так, за 2006 год мировыми судьями было рассмотрено 180 тысяч гражданских, уголовных и административных дел. Это 36 % от общего числа уголовных дел, 60 % от гражданских и 80 % от числа административных дел. Цифры свидетельствуют о большом доверии со стороны граждан к мировому правосудию. Надо сказать, что процент обжалований решений мировых судей очень низкий.
— А сколько дел приходится в среднем рассматривать мировому судье?
— Около 90 дел в месяц. Но нагрузка бывает и больше и меньше, все зависит от участка, на котором работает судья. Бывает, что и 30 дел, а бывает, что и 300.
— Почему прекратилась практика личного приема граждан председателем суда?
— Да, теперь личный прием не ведется. Это связано с состязательностью сторон и целевой программой развития судебной системы, которая будет работать до 2011 года. Такое решение было принято в целях соблюдения конституционных прав граждан. Например, приходит ко мне на прием гражданин, рассказывает о своем деле. Я потом рассматриваю это дело, а представителей другой стороны я не выслушала. Это нарушение. Поэтому теперь такой практики нет. Сегодня петербуржцы могут оставлять свои заявления и надзорные жалобы в установленные часы или направлять их по почте.
— Сейчас появилось новое веяние: все стремятся обратиться в Страсбургский суд. Как вы считаете, почему это происходит?
— Действительно, в последнее время было много обращений в Европейский, или, как еще его называют, Страсбургский суд. В основном жалобы направляются о нарушениях сроков рассмотрения дел. Я знаю, что подобные жалобы были удовлетворены по обращениям граждан из Приморского и Куйбышевского районов. В обоих случаях государству пришлось выплатить гражданам небольшие суммы.
В этой профессии есть манок
— Валентина Николаевна, почему ваш выбор пал на профессию судьи?
— Так получилось, что после школы я пошла работать в суд секретарем. Мне понравилось, и я нашла себя в этой профессии. Знаете, есть в ней некий манок, и случайных людей он не цепляет, поэтому они не задерживаются. Эта работа мне нравится еще и потому, что она самостоятельная, ты не зависишь ни от кого в принятии решений. Кроме того, в судебной системе нет чинопочитания, и это мне нравится.
— Как вы отдыхаете от трудового дня? Есть ли хобби, увлечения?
— Вообще я страстная дачница. Летом с удовольствием езжу на природу и с нетерпением жду дачного сезона. Правда, в будние дни ничего не могу себе позволить, а в выходные люблю полежать с книжкой. Предпочитаю классику, особенно Чехова.
— А передачи вроде «Встать, суд идет» не смотрите?
— Никогда не буду смотреть! Мне как профессионалу такие вещи не интересны. Это шоу в чистом виде и никакого отношения к правосудию не имеет. Мне жаль, что у наших граждан складывается впечатление, что суды так и проходят — как шоу. Лучше бы появлялись научные передачи, посвященные юриспруденции, чтобы зрители могли знать законы или хотя бы имели о них грамотное представление.
Татьяна Котегова: «Нужно носить «живую» одежду»